Тропа каравана - Суренова Юлиана (версия книг TXT) 📗
— Да, — девочка кивнула. Ее глаза смотрели на отца с любовью и почитанием. И, все же, в них оставалась грусть.
— Ну, что с тобой? — он осторожно приобнял ее за плечи.
— Не говорите никому, что дракон был на самом деле, — попросила она. — Пожалуйста. Пусть он будет только в сказке! Он не хотел оказаться жить здесь наяву.
Мужчины переглянулись.
— Хорошо, малышка, — наконец, проговорил отец. — Мы никому ничего не расскажем, — он хотел еще чего сказать, но тут полог приподнялся и в повозку заглянул Лис. — Мы с тобой поговорим обо всем вечером, хорошо? — и Атен, чмокнув дочь в затылок, двинулся к пологу, увлекая за собой Евсея. — Не скучай. Я пришлю к тебе кого-нибудь, — сказав это, он поспешил задернуть покрова, боясь напустить в повозку холодного воздуха.
— Что тебе? — в глазах хозяина каравана, впившихся в лицо Лиса, мерцали недобрые огоньки холодной решимости не допустить нарушения своего приказа.
— Люди готовы продолжать путь, — помощник смотрел на него задумчивым взглядом не до конца прояснившихся глаз. Он выглядел так, словно никак не мог решить, осуждать ему Атена за то, что, совершив один безрассудный поступок — остановив караван посреди пустыни, он сразу же сделал второй, уйдя в свою повозку, бросая все на произвол судьбы. Однако, что бы там ни было, ничего страшного не случилось, в то время как замысел караванщика достиг своей цели: вновь ощутив близость опасности, люди порвали оковы фантазий, тянувшие их за собой все дальше и дальше прочь из реального мира.
На лицах стоявших возле повозок караванщиков читались настороженность, их глаза шаг за шагом обшаривали бесконечные покровы снежной пустыни…
— Да, вы пришли в себя, — Атен, наконец, кивнул. Он достиг того, что хотел и более не видел смысла испытывать терпение богов. — Раз так, в путь.
Те, кто услышал его, вздохнули с облегчением. Лис подал знак возничему, который лишь этого и ждал, готовый по первому же слову привести повозки в движение. И караван как всегда медленно, через неохоту и лень, тронулся с места.
— Я приказал дозорным быть повнимательнее, — исподлобья поглядывая на своих спутников, проговорил помощник.
— И правильно, — Атен удовлетворенно кивнул. — Боги никогда ничего не делают наполовину, и за спасением следует новое испытание… Ступай к первой повозке. А мы пойдем в конец каравана. Будем ждать опасности, надеясь, что, не желая расставаться с неожиданностью, она обойдет нас стороной.
— Понятно, — и Лис быстро зашагал вперед, все дальше и дальше удаляясь от своих недавних собеседников, которые, отойдя чуть в сторону, остановились, пропуская мимо повозки каравана.
Какое-то время Евсей молча смотрел на брата.
— Мы рисковали, останавливаясь в снежной пустыне… Госпожа Айя не любит тех, кто прекращает движение, — наконец, произнес он.
— Только не надо нравоучений! — Атен поморщился, словно съев пригоршню горьких ягод. Он знал, что брат не сможет удержаться от замечаний, готовился услышать их и, все же, стоило им прозвучать, понял, что не в силах справиться с вновь начавшим нарастать в груди раздражением. Однако, к его немалому удивлению, Евсей не стал продолжать. Караванщик молчал, скользя задумчивым взглядом по серым, обтянутым кожей и покрытым мехом повозкам каравана. Одна, вторая, третья… — Что, обиделся как маленький мальчик и поэтому не хочешь со мной говорить? — старший брат глядел на него, прищурившись, так же, как когда-то давно, в детстве,
— Я почти не помню отца, — спустя какое-то время тихо произнес Евсей. — Ты заменил мне его… Для меня ты всегда был старшим в семье… Атен, мне нужно было на кого-то равняться, я всегда хотел походить на тебя… Я так тобой гордился… Но, с возрастом, этого стало мало… Порою я ловил себя на мысли, что хочу не просто быть твоим братом, а быть тобою, жить твоей жизнью…
— Прости меня, братишка, — Атен почувствовал, как его сердце сжимается от боли, — я не должен был так удаляться от тебя. Но на меня вдруг сразу навалилось столько забот: караван, семья, потом смерть жены, оставившей меня совсем одного с крохотной дочерью… Знаю, все это меня не оправдывает, но… К чему слова? Ведь случившегося не изменить, — он тяжело вздохнул.
— Тебе не в чем себя винить. Дело не в тебе, а во мне… Мне было двенадцать, когда мы уходили из Эшгара. Из них четыре последних года я провел в школе служителей… Ты вряд ли знаешь об этом… В ней учат не жить в настоящем, а только помнить прошлое и мечтать о будущем. Всегда считалось, что служитель — человек, который помогает другим, но почему-то никого никогда не заботило, как жить ему самому, кто поможет ему… — он умолк, с губ сорвался короткий нервный смешок. — Да что я говорю, ведь я прошел только первую ступень, постиг лишь начала знаний. Возможно, потом я получил бы ответ на все свои вопросы. Но не в караване. Не здесь.
— Ты никогда не говорил об этом, — Атен приблизился к нему, взял за руку, поддерживая.
— Зачем? У тебя и своих проблем хватало. И, потом, как ты мог мне помочь? Ты и так сделал для меня все, что мог — вырастил, спас от смерти в снегах, назначил своим помощником…
— Ты заслужил эту должность. А мне нужен был рядом верный человек и я всегда знал, что могу на тебя положиться… Однако я никогда даже не задумывался над тем, что…
— Что это не мое? Полно, брат. Караван не место для привередливых. Здесь выбор небольшой — жизнь или смерть…
— И, все же, тебе было этого мало… — вздохнув, произнес Атен.
— Да, — брат горько усмехнулся. — Мне всегда хотелось чего-то особенного… Эта страсть… Она была у меня от рождения. Именно из-за нее на меня обратили внимание служители и привели в свою школу. И я только сейчас начал понимать, что происходило со мной, какой болезнью я был болен столько лет… В школе нас учили не просто заглядывать в души людей, нуждавшихся в помощи и понимании, но… я не знаю, как это объяснить… натягивать на себя их шкуры, становиться ими, жить их жизнью… Боюсь, я понял урок слишком буквально. Мне было страшно жить собственной жизнью — ведь тогда ничто бы не уберегло меня от ошибок, сомнений, разочарований. Куда легче придумывать себе… — что-то совершенное, жить чужой жизнью, забирая себе только победы и подвиги, а неудачи оставляя другому… Мне пришлось пройти долгий путь, чтобы понять, что это не настоящая жизнь…
— Я рад, что ты возвращаешься ко мне, маленький брат, — Атен одобряюще хлопнул его по плечу. — И что, что ты думаешь делать теперь? Ты нашел свое место?
— Не бойся, я останусь твоим помощником, — его губ коснулась усталая улыбка, в глазах плавились покой и облегчение — разговор, который представлялся невыносимо тяжелым, но совершенно необходимым для того, чтобы снять, наконец, все недомолвки, остался позади. — Я привык к этой работе. Надеюсь, то занятие, которое я отыскал себе для души, не будет мешать.
— И что же это?
— Сказки. Раз мне так нужно жить чьей-то жизнью, лучше уж придумывать героев, чем выбирать реальных людей.
— Вот это здорово: у меня в караване будет собственный сказитель, может быть, даже летописец! Как в древние времена! Я… Мне кажется, что я чувствую дух истории, витающий у нас над головами!
— Значит, ты не против?
— Конечно, нет! Во-первых, я рад за тебя. Вижу, тебе это действительно по душе. Во-вторых, я убежден, что наш караван достоин того, чтобы о нем писались сказки, ведь с нами идет наделенный даром! И вообще… У истории два любимых ребенка — тот, кто совершает подвиги, достойные памяти, и тот, что творит эту память, ведя летопись времен. И, сдается мне, второго она любит куда больше первого… Я так понимаю, Мати понравилась твоя первая сказка?
— Да, — Евсей смущенно кивнул. Он никак не ожидал похвалы.
— А раз так, почему бы тебе не записать ее?
— Записать? — он еще не думал об этом. Одно дело рассказать что-то племяннице — доброму, всепонимающему существу, — и совсем другое предать бумаге, отдавая на суд вдруг чужаков…
— Конечно. Возьми в командной повозке бумагу, чернила и перья… Наконец-то все это кому-то пригодится. Я как чувствовал, что они понадобятся, возя все это время с собой. Давай же, смелее. И, Евсей, пусть Мати стала первой, кто услышал твою сказку, но уж право первым прочесть ее я оставляю за собой. Как никак, я хозяин каравана.
