Пыль Снов (ЛП) - Эриксон Стивен (читать книги онлайн txt) 📗

Возможно, некоторые спиногрызы дали волю алчным челюстям, и это хорошо, ведь теперь нападающих на ребристую змею будет меньше. Хорошо бы они плелись неподалеку, всё слабея, а потом упали и больше не причиняли вреда. Стали добычей кружащихся наверху ворон и грифов. Животные показывают, как нужно терпеть и верить, не так ли?

Она подняла голову и, словно это было знаком, все побрели на дорогу, на которой еще способные стоять готовились к дневному переходу.

Рутт сказал: — Я любил Висто.

— Мы все любили Висто.

— А не нужно было.

— Да.

— Потому что теперь еще хуже.

— Наездники Сатра любили его сильнее нас.

Рутт подвинул Хельд на сгибе левой руки. — Я тоскую по Висто как безумный.

Брайдерал, которая появилась в голове змеи всего два дня назад — то ли выбралась из тела, то ли откуда еще — подошла к ним, словно желая принять участие… в чем-то. В чем-то, что объединяет Рутта, Хельд и Баделле. Но что бы их ни объединяло, места для Брайдерал не было. Умирки Висто не оставили дыры. Пространство просто сузилось.

К тому же что-то в этой высокой костистой девочке тревожило Баделле. Ее лицо слишком бледное под таким-то солнцем. Она напомнила ей белую кость. Как их называют? Квизиторы? Казниторы? Да, Казниторы, те, что были выше всех и со своей высоты всё видели и всеми командовали. Когда они говорили: «Голодайте и умирайте», все так и делали.

Узнай они про Чел Манагел, пришли бы в ярость. Могли бы преследовать, пока не найдут голову, Рутта и Баделле, и устроить казнь — одно движение руками, и шеи ломаются.

— Нас могли бы… заказнить до смерти.

— Баделле?

Она оглянулась на Рутта, сдувая мух с губ, а потом — игнорируя Брайдерал, как будто ее вообще нет — пошла к ребристой змее.

Тракт тянулся на запад, прямой как вызов природе. На дальнем краю безжизненной равнины горизонт блестел, словно усыпанный битым стеклом. Она услышала за спиной неловкие шаги Рутта и чуть посторонилась, чтобы он прошел во главу колонны. Она могла бы идти рядом, но не хочет. У Рутта есть Хельд. Этого достаточно для Рутта.

У Баделле есть слова, и этого тоже почти достаточно.

Она видела, что Брайдерал следует за Руттом. Они почти одного роста, но Рутт выглядит более слабым, он ближе к умиркам; видя это, Баделле ощутила вспышку гнева. Им нужен Рутт. А Брайдерал не нужна. Если только она не планирует встать на место Рутта, когда тот наконец сломается, не планирует быть новой головой змеи, скользким языком, чешуйчатыми челюстями. Да, Баделле предвидит это. А Брайдерал могла бы взять Хельд, надежно закутав от солнца, и они двинулись бы в новый день, с девочкой вместо Рутта во главе.

Есть смысл. Так и в стаях спиногрызов: едва вожак заболеет, охромеет или станет слабым, остальные спиногрызы вылезают вперед и бредут по бокам. Ждут момента. Чтобы все продолжилось.

Так делают сыновья отцам и дочки матерям, принцы королям и принцессы королевам.

Брайдерал шла почти рядом с Руттом, во главе. Может, она с ним беседует, может, нет. Некоторые вещи в словах не нуждаются… да и Рутт не любитель болтать.

— Не люблю Брайдерал.

Если кто-то ее слышал, то вида не подал.

Баделле сдула мух. Нужно отыскать воду. Полдня без воды — и змея станет слишком костистой, особенно на таком солнце.

Этим утром она сделала все как всегда — поела слов, запив их промежутками — и чуть не сошла с ума, ибо слова не дали ей сил.

Седдик был первым спутником Рутта, первым, несшим Хельд. Сейчас он брел с четырьмя детьми в нескольких шагах от Рутта и новой девочки. Баделле была в следующей кучке, позади него. Седдик боготворил ее, но не пытался оказаться рядом. Нет смысла. У него мало слов — он почти все слова потерял в пути. Пока он может слышать Баделле, он доволен.

Она кормит его. Словами и взглядами. Она оставляет его в живых.

Он обдумывал, что она выпевала на умирках Висто. Думал о том, что некоторые слова были неправильными. Висто не забыл, из какого места он пришел. Он помнил, на самом деле, даже слишком много. Зачем же Баделле врала на умирках Висто?

«Потому что Висто нет. Ее слова были не про него. Они были про нас, для нас. Она говорила нам: забудьте. Отдайте все, чтобы, когда мы снова это найдем, оно показалось новым. Всё, что мы помним, кроме себя. Города, деревни, смеющиеся лица родителей. Вода и еда и полные животы. Об этом она и говорила?»

Что же, свою долю еды он получил, не так ли? Она великодушна.

Штуки на концах его ног казались ватными. Они ничего не чувствовали — и хорошо, ведь земля покрылась камнями и у многих уже окровавлены ступни, они еле бредут. По сторонам тракта земля еще хуже.

Баделле умная. Она — мозг, что за челюстями, она — язык. Она понимает всё, что видят глаза змеи. Она придает вкус. Она именует новый мир. Мухи, что хотят быть листьями, и деревья, что приглашают мух быть листьями, чтобы пять деревьев делились листьями — когда одно проголодается, листья летят на охоту. Другие деревья так не умеют, поэтому других деревьев в Элане нет.

Она рассказывает о джавалях, птицах — стервятниках размером с воробушка, первыми облепляющих упавшее тело, клюющих его острыми клювами, цедящих кровь. Иногда джавали не дожидаются, пока тело упадет. Седдик видел, как они нападают на раненых спиногрызов, даже на ворон и грифов. Иногда друг на дружку, когда совсем обезумеют.

Сатра, что жили в бедном Висто, и плывун-черви, катящиеся живым ковром, чтобы залезть под труп и понежиться в тени. Они кусают плоть и плавают в соках, размягчая землю, пока наконец не пробьют ее загрубевшую шкуру.

Седдик с удивлением взирает на новый мир, восторженно слушает, как Баделле делает странные составные имена, создавая новый язык.

К полудню они отыскали источник. Развалины жалких загонов для скота окружали мелкую яму с нечистой водой.

Змея встала и начала медленно, мучительно оборачиваться вокруг замутненной лужи.

Само ожидание убило десятки детей; те, что вылезали из грязи, черные с ног до головы, иногда падали в корчах, сворачиваясь клубками. Иные извергали содержимое кишок наружу, портя воду еще больше.

Еще один плохой день для Чел Манагел.

Еще позднее, когда жара стала совсем невыносимой, они заметили на горизонте серое облако. Спиногрызы завыли в ужасе, задергались. Когда туча подлетела ближе, псы разбежались.

То, что показалось дождем, не было дождем. Туча не была тучей.

Это была саранча, но совсем не похожая на обычную.

Блестя крыльями, стая заполнила половину неба. Шум оглушал — треск крыльев, щелканье челюстей, каждая в палец взрослого длиной. Из окутавшей колонну тучи вылетали плотные клубки насекомых, казавшиеся почти отдельными существами. Когда один ударил в скучившихся детей, раздались вопли ужаса и боли — полетели ошметки кровавого мяса, потом и кости… Когда орда пропала, сзади остались кучи волос, груды обглоданных костей.

Саранча питалась мясом.

Таким был первый день среди Осколков.

Глава 5

Воспоминания капрала Тарра об отце можно было суммировать одной цитатой, подобно талианскому похоронному колоколу звенящей над всей длиной Таррова детства. Грубое, громогласное высказывание, вбитое в трепещущего сына: «Сочувствие? Да, у меня есть сочувствие — к мертвым. Ни к кому иному! Никто в нашем мире не заслуживает сочувствия, ежели не умер. Понял, сынок?