Верное слово - Зарубина Дарья (книги полностью .TXT) 📗
Сима вопросительно взглянула на подругу:
– Моцартом пугали? – высказала она давнюю свою задумку насчёт глушилки на мшаника.
– Моцартом?! – Маша усмехнулась. – Сим, я же кармановская, я не в консерватории, а в огороде выросла. Плачем детским мы его гоняем. Записали на плёнку, громкоговоритель приставляем и крутим, пока не уползёт. Но последнее время поддаётся всё хуже. Словно то, что у нас на болоте проснулось, даже мшаника напугать может.
Сотни вопросов зароились разом в голове Симы: каковы сроки активности? Сделали ли Матюшины магометрию и что намерили? Как обнаружили, что мшаник плача пугается? И кто засел в кармановской трясине, если не мшаник?
– Точно не Сашка, – успокоила сама себя Серафима. – По Сашке двойного Гречина дала, прямого, по связанной сетью Рюмина – Варшавского. После такого не могла Саша подняться. Среди живых надо искать. А если маг? Может, кто силой злоупотребил? – попыталась найти спасительную лазейку для растревоженных мыслей Сима.
– Маг? У нас в Карманове? Тут вариантов только два – я и Матюшин, – сухо отозвалась Маша. – Присылали нам двоих студентиков года полтора назад, но скучно им на кармановских топях показалось, бесперспективно. Мы и отпустили восвояси, не за шиворот же их держать? Немного пробуждения мшаника не дождались мальчишки. Так что выбор невелик.
– А если захожий кто?
– С магометрией в районе пятнадцати? – парировала Маша. – Исключено. Такого мага мы бы заметили сразу. Хотя бы след засекли, когда пропавших по Курчатову искали. Точно не маг. Но я тебе чем хочешь поклянусь – если бы не знала, что «серафимов» на болоте нет, решила бы, что наши. Уж больно похоже.
Пришедшая следом мысль хлестнула как плетью. Сима резко сбавила шаг, прижала ладонь ко лбу, словно пытаясь успокоить в одну секунду рассыпавшиеся мысли.
– Плохо? Голова? – бросилась к ней Маша. – Прости меня, Сим! Дура я какая! Только Отца похоронили, а я тебя так, с налёту. Скотина я бессердечная. Прости! Девчонки, подождите, Симе плохо!
Подруги тотчас окружили их, не обращая внимания на уверения Симы, что всё в порядке. Маша с Нелли наскоро наложили общеукрепляющее заклинание, благо, Ишимова последние пять лет работала в Тбилиси медсестрой в госпитале. Подхватили под руки, повели к автобусной остановке.
– Сосуды бы тебе заговорить у хорошего доктора, – покачала головой Нелли, – ведь не девочка уже.
– Да и в бабушки ещё рано, – усмехнулась Сима, удивляясь, отчего ноги стали будто ватными, а сердце всё никак не желает успокоиться и бухает в висках. Мысль, так ударившая её пару минут назад, засела где-то под ребром, не давая выдохнуть.
– Маш, давай мы с тобой всё ещё разок проговорим? Мне только отдышаться немного надо. Девчонкам тоже расскажи.
«Серафимы» встревоженно переглянулись.
– Я не могу сейчас. Вы в кафе идите, посидите там без меня. Я попозже приду, – замялась Маша.
Общую тревогу снова облекла в слова Нина:
– Случилось что?
– Мне к доктору на приём, – ответила Угарова нехотя и, видя, что общими словами успокоить подруг не получится, добавила, – к профессору Егорову.
– Так Егоров же… – начала Лена и тотчас заулыбалась, как все остальные. – Получилось? Ждёте?
– Обследования пока, – безжизненно отозвалась Маша. Улыбки погасли. Рыжая простилась быстро, неловко и выскочила из автобуса остановкой раньше. «Серафимы» замолчали, подавленные вновь навалившейся печалью, которая порой была слишком похожа на вину. Не реши Маша их спасти, может, и не опускала бы она теперь глаза, говоря о профессоре Егорове.
– Ничего, придёт – сама всё расскажет, – рассудительно подвела итог Нелли, приподняв тёмные брови. Стоящий рядом молодой человек покосился на неё, стараясь незаметно рассмотреть чернокосую южанку, к сорока не утратившую и капли своей экзотической красоты. Нелли гордо задрала подбородок и пересела поближе к подругам.
– Всё одна? – тихо спросила Оля, едва они вышли из автобуса. Она единственная из седьмой группы решилась создать семью. О детях речи быть не могло, но впустить в свою жизнь мужчину, тем более – не мага, решилась только Оля. Да и нельзя было представить её, полную, добрую, круглолицую, одинокой старой девой. Если изящная Нелли или тоненькая худощавая Лена Солунь и за сорок выглядели студентками, то Ольга и на первом курсе не была похожа на девчонку. «Мать сыра земля» – прозвали её остряки с курса. Не стали бы они так шутить, знай наперёд, что случится с легендарной седьмой группой. Не могла Ольга переломить свою природу. Ей нужен был очаг, семья, дом, мужчина. И в подругах надеялась увидеть отголосок того женского, чем жила сама.
– Конечно, одна, – отрезала Нелли. – Не ждать же каждый день, что формула аукнется и ты мужа во сне удавишь?
– Так на ночь можно и не оставаться, – бросила Поленька, приподнимая подведённую бровь. – Раз уж я с того проклятого болота вырвалась, неужели буду сама себя запирать? Ну уж нет. Спать можно одной, но жить… Жить надо так, чтоб кипело всё вокруг, чтобы вертелось, менялось. А если запереть себя в четырёх стенах, шарахаться всего, как пуганая ворона, так и будет вокруг всё то же кармановское болото. Оно мне ночами снится.
– И мне. Во сне чувствую, как плечи болят, и всё кажется, что крылья опять идут. Я на себя на ночь малую сеть по Комарову набрасываю, – попыталась смягчить резкость подруги Лена. – Я же в общежитии живу пока. Вот и подстраховываюсь.
– И я Комарова, – подхватила Юля Рябоконь. Время стёрло с её лица вечные веснушки, непослушные волосы туго закручены на затылке – от прежней смешливой Юльки не осталось и следа. На Симу она бросила взгляд лишь раз – когда вошла в автобус, идущий на кладбище. С той поры смотрела только на подруг. Видимо, держать зло на покойного учителя не получалось, но простить Симе, что та слишком легко забыла одиннадцать кармановских лет, смерть Саши и по первому зову осталась с Виктором, – этого Рябоконь, знать, так и не смогла.
«На меня Витя Рюмина набрасывал», – хотела поддержать разговор Сима, но осеклась. Резкое осознание того, что Виктора больше нет, ударило наотмашь – потемнело в глазах.
– Рюмина надо, – снова заговорила Рощина серьёзно, словно услышав мысли Симы.
Дождь перестал. Выглянувшее солнце тотчас высушило и накалило асфальт, заблестели витрины. Тягостная задумчивость, что давила на всех по дороге с кладбища, начала отступать. Стайка женщин двинулась к метро.
– А Варшавского не добавить? – хохотнула Нина. Работая локтями, она врезалась в толпу у входа в подземку. Девочки потянулись за ней, как небольшие лодочки за ледоколом. – Что мы тебе, демоны? Мудришь, Оль. Комарова за глаза хватит.
– Мало Комарова, – совсем тихо проговорила Оля, опустив глаза. – Ольге Колобовой не хватило. Хорошо, Володи, её жениха, рядом не было.
Расспрашивать было бесполезно. На эскалаторе прямо перед ними шумно спорили несколько молодых рабочих. Через минуту всё заглушил грохот подходящего состава.
В вагоне было слишком людно – горожане ехали по домам со смен. В разговоре повисла длинная, тяжкая пауза. Рассаживаясь за сдвинутыми вместе столиками в кафе, они всё ещё молчали.
– Что с Олей? – наконец спросила Сима, понимая, что остальные не решатся. – Формула?
Рощина кивнула, напряжённо стиснув пухлые руки.
– Она тоже Комарова набрасывала, – проговорила она. – На пару недель на Украину поехала. Отдохнуть хотела, меня звала. Но я отказалась, Серёжа мой заболел, я его дома сама заговаривала. Вот Ольга одна и поехала. Не знаю, что там произошло. Я только почувствовала, что она оборачивается. Вас-то я уж давно не чую, а с ней мы всегда как родные сёстры были. Я едва сама в метаморфозу не слетела. Скорее на вокзал, взяла билет – и за ней. А там уже Володя. За полчаса до меня приехал. Нам уже только тело показали, и то не сразу.
– И что? – спросила Сима. Тревога кольнула тонкой иглой. Странный тон был у Ольги. Сквозили в нём не только горе и тоска по подруге.
– Они не думали, что я маг дипломированный, попрощаться оставили, – продолжила Оля. – После спохватились, правда, но я уже по Чикитскому прошла. Потом сказали, что там очаг магоактивности открылся. Может, Ольга под поле попала, и формула дала о себе знать. Может, спасти кого хотела, сама в очаг полезла. Только не сумела она обратно перейти. Закрыли всё. Мне, понятно, правды рассказывать не велено было. Вот и сказали, что случайная жертва магической активности.
