Неоконченные предания Нуменора и Средиземья - Толкин Джон Рональд Руэл (читать книги .TXT) 📗

— Прощай, о дважды любимый! А Турин Турамбар турун'амбартанен — Властелин Судьбы, судьбою побежденный! Счастлив ты, что уже умер!

И, обезумев от горя и ужаса, она стремглав помчалась прочь; Брандир же заковылял за ней, крича:

— Ниниэль, Ниниэль, подожди!

Она на миг остановилась, глядя на него расширенными глазами.

— Подождать? — воскликнула она — Подождать? Да, ты все время советовал мне подождать. Ах, если бы я послушалась! Но теперь — поздно! И нечего мне больше ждать в Средиземье.

И она помчалась дальше, а он за ней [62].

Она выбежала на обрыв Кабед–эн–Арас, остановилась и, глядя в бурные воды, вскричала:

— Река, река! Прими Ниниэль Ниэнор, дочь Хурина; Скорбную, Скорбную дочь Морвен! Прими меня, унеси меня к Морю!

И бросилась с обрыва: черная пропасть поглотила белый сполох, последний крик растаял в реве реки.

Воды Тейглина струились по–прежнему, но Кабед–эн–Араса больше не было: «Кабед–Наэрамарт» нарекли его люди; ибо ни один олень не перескочил его с тех пор, и все живое чуралось того места, и никто из людей не ходил туда. Последним из людей заглянул в то темное ущелье Брандир сын Хандира; и отшатнулся в ужасе, ибо дрогнуло его сердце, и, хотя и не навидел он жизнь, не смог он принять там смерть, которой желал [63]. Тут обратился он мыслями к Турину Турамбару и воскликнул:

— Чего ты достоин, ненависти или жалости? Но ты мертв теперь. Я не обязан тебе благодарностью, ибо ты отнял у меня все, чем я владел или желал владеть. Но мой народ в долгу перед тобой. Кому же, как не мне, поведать им обо всем?

И он, содрогнувшись, обошел Дракона и заковылял назад к Нен–Гириту. На крутой тропе он повстречал человека — тот осторожно выглянул из–за дерева и, заметив Брандира, шарахнулся назад. Но свет заходящей луны на миг озарил лицо встречного, и Брандир признал его.

— Эй, Дорлас! — окликнул он. — Что там было? Как вышло, что ты остался жив? И что с моим родичем?

— Не знаю, — огрызнулся Дорлас.

— Странно, — сказал Брандир.

— Ну, если хочешь знать, — запальчиво ответил Дорлас, — Черный Меч заставил нас перебираться через Тейглин вброд, и в темноте. Чего странного, если я отказался? Секирой я владею лучше многих, но я же не горный козел!

— Значит, они пошли на Дракона, а ты остался? Но как же он оказался на этой стороне? Ты ведь, наверно, был тут неподалеку, и все видел?

Но Дорлас промолчал — он смотрел на Брандира исподлобья, и глаза его горели ненавистью. И Брандир вдруг понял, что этот человек бросил товарищей, от стыда утратил мужество и спрятался в лесу.

— Позор тебе, Дорлас! — воскликнул Брандир. — Из–за тебя все наши беды: ты подзадоривал Черного Меча, ты навлек Дракона на нашу голову, ты опозорил меня, ты погубил Хунтора, — а сам струсил и удрал в кусты!

Тут ему пришла новая мысль, и он гневно вскричал:

— Ведь ты мог бы хоть прийти и рассказать обо всем! Этим ты отчасти искупил бы свою вину. Принеси ты вести, госпожа Ниниэль не пришла бы сюда, не встретилась бы с Драконом, она бы теперь была жива! Дорлас, я тебя ненавижу!

— Ненавижу! Подумаешь! — фыркнул Дорлас. — Твоя ненависть бессильна, как твои советы. Да если бы не я, орки давно бы повесили тебя вместо пугала в твоем же огороде. Сам ты трус, понял?

Дорлас сгорал от стыда, и потому был еще вспыльчивей обычного. Он замахнулся на Брандира огромным кулачищем — и умер, не успев как следует удивиться: Брандир выхватил меч и зарубил Дорласа на месте. Он стоял и дрожал — ему стало дурно от вида крови. Потом Брандир отшвырнул меч и потащился дальше, тяжело опираясь на клюку.

Когда Брандир вышел к Нен–Гириту, бледная луна уже села, и ночь близилась к рассвету: восток светлел. Люди, что прятались у моста, увидели серый силуэт Брандира в слабом предутреннем свете. Кто–то изумленно окликнул его:

— Где ты был? Ты видел ее? Госпожа Ниниэль ушла, ты знаешь?

— Да, — ответил Брандир. — Она ушла. Она ушла, она не вернется! Но я принес вам вести. Слушай меня, народ Бретиля — никогда не слышал ты подобной повести! Дракон лежит мертвый, и рядом с ним лежит Турамбар. Оба они мертвы, и это добрые вести — и та, и другая.

Люди зашушукались, дивясь его речам. Иные стали говорить, что Брандир сошел с ума, но он воскликнул:

— Выслушайте меня! Я еще не все сказал. Ниниэль тоже мертва, Ниниэль прекрасная, Ниниэль, которую вы любили, которую я любил больше всего на свете! Она бросилась с обрыва Олений Прыжок [64] в клыки Тейглину. Она возненавидела свет солнца и ушла, ибо перед смертью узнала, что они были братом и сестрой, детьми Хурина. Его звали Мормегилем, а сам себя он назвал Турамбаром, скрывая свое прошлое, но имя ему — Турин сын Хурина. Ниниэлью звали мы ее, не ведая ее прошлого, но то была Ниэнор, дочь Хурина. В Бретиль принесли они тень своей черной судьбы. Здесь настиг их рок, и край сей вовек не освободится от этой скорби. Не Бретиль ему имя отныне, и не край халетрим: зовите его Сарх–ниа–Хин–Хурин, «Могила детей Хурина»!

Люди горько зарыдали, хотя все еще не могли понять, как это вышло. И многие говорили:

— Ниниэль прекрасная нашла могилу в Тейглине, пора упокоиться в могиле и Турамбару, отважнейшему из людей. Нельзя оставить нашего спасителя непогребенным. Идем, позаботимся о нем.

Смерть Турина

Когда Ниниэль бросилась прочь, Турин шевельнулся — сквозь непроглядный мрак ему послышался далекий зов возлюбленной. Но когда Глаурунг издох, тьма рассеялась, и Турин глубоко вздохнул и уснул крепким сном, ибо безмерно устал. Но ближе к рассвету сильно похолодало. Турин заворочался во сне, рукоять Гуртанга впилась ему в бок, и он очнулся. Светало. Дул предрассветный ветерок. Турин вскочил на ноги. Он вспомнил, как убил Дракона, и как ему на руку брызнул жгучий яд. Турин поглядел на руку и удивился: рука была перевязана белым лоскутком, еще влажным, и ожог почти не болел.

«Странно, — сказал себе Турин. — Почему меня перевязали, а потом оставили здесь одного, в холодную ночь, на пожарище, рядом с вонючим Драконом? Что за странные дела творятся?»

Он крикнул — никто не отозвался. Вокруг было черно и страшно, и пахло смертью. Турин наклонился и подобрал свой меч — тот остался цел, и клинок сиял, как и прежде.

— Кровь Глаурунга ядовита, — сказал Турин, — но ты, Гуртанг, сильнее меня. Ты выпьешь любую кровь. Ты победил. Ладно! Теперь мне надо найти людей — я устал и промерз до костей.

И Турин пошел прочь, оставив Глаурунга гнить. Но каждый новый шаг давался уходящему все тяжелее.

«Может быть, кто–нибудь из разведчиков остался у Нен–Гирита и ждет меня, — думал Турин. — Поскорей бы очутиться дома — там меня ждет нежная Ниниэль и благой целитель Брандир!»

И вот наконец с первыми бледными лучами рассвета, опираясь на Гуртанг, он дотащился до Нен–Гирита. Люди как раз собирались отправиться за телом Турина, когда он сам вышел им навстречу.

Они в ужасе шарахнулись назад, решив, что это бродит беспокойный дух мертвеца. Женщины спрятали лица и зарыдали. Но Турин сказал:

— О чем вы плачете? Радуйтесь! Смотрите, я ведь жив! И я убил Дракона, которого вы так боялись!

Тут все набросились на Брандира:

— Дурень, что за сказки ты нам рассказывал? «Мертвый, мертвый»! Должно быть, ты и впрямь сошел с ума!

Брандир же стоял, как громом пораженный, ничего не отвечал и с ужасом смотрел на Турина.

Турин же сказал Брандиру:

— Так это ты побывал там и перевязал мне руку? Спасибо тебе. Однако какой же ты лекарь, если не можешь отличить обморок от смерти. Глупцы! — сказал он бывшим рядом. — За что вы браните его? Кто из вас отважился на большее? Он хотя бы побывал на поле битвы, пока вы тут сидели и стенали!

— Послушай, сын Хандира! — продолжал Турин. — Объясни мне, что делаешь здесь ты и все эти люди? Я ведь велел вам ждать в Эффеле. Раз уж я рискую жизнью ради вас, быть может, я имею право требовать, чтобы мне повиновались? А где Ниниэль? Надеюсь, ее–то вы сюда не привели? Она дома, под охраной надежных людей, не так ли?