Наследие джиннов - Гамильтон Элвин (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
— Да. Тогда и проявился мой дар! — Нуршем величественно поднялся и воздел закованные в броню руки, словно святой отец во время проповеди. — В тот день я впервые обрушил пламя гнева на грехи людские!
— В Садзи было так много грешников?
Я нервно водила пальцем по деревянному рисунку полированной стойки. Пока мы здесь, мои друзья останутся живы, надо ещё потянуть время. Пусть Нуршем говорит. Изз в окне больше не появлялся, но рано или поздно он должен понять, что наши планы сорвались.
— Ты ведь тоже из Захолустья! — хмыкнул огненный демджи. — Там, где ты жила, много было праведников?
С этим трудно было поспорить. Я вздохнула.
— Но ты убил больше людей, чем погибло у нас за всю историю.
Он развёл руками, туго скованные кольчужные перчатки блеснули тёмной бронзой.
— Я рождён для великих дел!
По спине у меня побежали мурашки. Как похоже на то, что я говорила Тамиду о своей мечте бежать в Изман! Большая жизнь, большие дела вместо жалкого прозябания в Пыль-Тропе. А потом другие мечты, уже в лагере мятежников… Нет, пусть мы и земляки, но теперь думаем по-разному.
— Что же тебе сделали те грешники в Садзи?
Демджи опустил голову, и медная маска на миг показалась человеческим лицом.
— Помнишь, как семь лет назад приходили галаны? — Он шагнул ко мне, опираясь на стойку.
Я пожала плечами, сжавшись от его близости, но не решаясь отстраниться.
— Они приходили много раз.
— Не делай вид, будто не понимаешь! — От волнения акцент Захолустья ощущался в его речи ещё сильнее. — Тот раз был особенный!
— Помню… — со вздохом призналась я, хотя вспоминать не хотелось. В тот год была сильная засуха, вспыхнули волнения, и иноземцев в голубых мундирах явились целые полчища. — Мы с матерью целый день просидели в подполе… Она притворялась, будто мы так играем, но я уже не была маленьким ребёнком, кое-что понимала.
Синие глаза демджи сверкнули.
— Моя сестра Рабия тоже была уже большая… А когда галаны ушли, рабочие из копей собрались и побили её камнями и других — за то, что спали с чужаками. Насмерть забили! А моя мать им позволила!
Я молчала.
— Долгие годы я ждал, что Всевышний накажет их… Молился… Но даже представить себе не мог, что гнев его явится через меня! — В его голосе звучали знакомые нотки из проповедей в молельне и религиозных рассуждений моего друга Тамида. — Потом как-то раз я заболел и не мог работать в копях. Хотел всё равно пойти, но мать не пустила. Когда поправился и вернулся на работу, заметил, что на меня смотрят как-то странно. Кто-то спросил о Сухи, другой моей сестре… А в обед один подвыпил и рассказал мне. Пока я болел, не стало денег, и мать, чтобы мы не умерли с голоду, послала Сухи продавать себя рабочим — тем самым, что забили камнями Рабию! И вот когда я узнал, во мне всё словно взорвалось… и огонь уничтожил их всех, а я остался цел и невредим!
Ничего себе, невредим!
Нуршем остановился в шаге от меня. Застывшие в неподвижности черты маски — и сжатый в ярости кулак в кольчужной перчатке. Тот же гнев я ощущала и в себе, вспоминая повешенную мать, а до неё — несчастную Далалу. Такие же точно люди могли спокойно отдать меня Фазиму или дядюшке в жёны.
— Меня отыскал принц Нагиб на вершине горы. Я сидел там и ждал нового повеления Всевышнего, но пришёл Нагиб… Он отвёз меня к нашему высокочтимому султану, и тот объяснил, что мне достался редкий дар — карать грешников и спасать достойных слуг Всевышнего.
— Разве огонь может различать добро и зло? — усомнилась я. — Не больше чем револьвер.
Синие глаза в прорезях маски прищурились:
— Разве ты не осталась жива?
— Это ещё не доказательство! — Я ухватилась за край стойки, чтобы не дрожали руки. — Ты же сам понимаешь… Иначе зачем бы понадобилось заковывать тебя в Фахали… И сейчас? Помнишь, зачем у нас в Захолустье подковывают буракки железом и бронзой? Для послушания!
Теперь мне стало всё ясно. Фахали, где стояли галаны, посланные уничтожить мятежников, султан тоже приказал сжечь. Нуршем не захотел, поэтому его отвезли назад в Изман и заковали в бронзовые доспехи.
— Вот! — Я показала на кольчугу. — Нагиб боится тебя и хочет иметь власть над тобой. Он просто использует тебя. Ты для него оружие, больше ничего.
Нуршем покачал головой:
— Почему ты так уверена?
— Потому что знаю точно…
Что толку объяснять ему сейчас про демджи или убеждать перейти на нашу сторону? Он верит султану, а я — принцу Ахмеду, и, хотя галаны наши общие враги, друг друга мы не переубедим. Жинь как-то заметил, что о вопросах веры не спорят, потому что вера и логика говорят на разных языках. И будь я трижды дочь джинна, мой собеседник может сжечь меня заживо, если сочтёт своим врагом.
Прежде всего надо выбраться отсюда! Я подошла к окну вагона и осторожно подняла взгляд. Синие крылья парили далеко в вышине. Оконная рама легко поддалась, впуская свежий воздух.
— Что ты делаешь? — забеспокоился Нуршем.
— Жарко очень…
Размотав куфию, ту самую, украденную с бельевой верёвки в Садзи, я высунулась в окно, чтобы конец её развевался на ветру, словно алый флаг. Изз должен разглядеть и всё понять.
— Ты что-то затеяла? — Растерянный голос Нуршема звучал совсем по-детски.
Я в отчаянии повернулась к нему. Любой ценой выиграть время!
— Не позволяй им использовать себя! Вот стал бы султаном принц Ахмед — и иноземцы убрались бы из наших песков без лишней крови. На его стороне народ, и Ахмед не станет никого заставлять жечь города. Мы не безвольное оружие в его руках, мы сами воюем за свою землю!
— Я не оружие, — возразил Нуршем.
Наверное, Жинь прав: никакие разумные доводы не помогут…
Изз спустился ниже и летел вдоль рельсов, догоняя поезд.
— Тогда почему, — продолжала я, — ты не можешь снять свою броню?
Пальцы Нуршема невольно тронули застёжку шлема, запаянную наглухо. В тот же миг гигантский рухх спикировал на крышу вагона.
Резкий толчок сбил меня с ног. Казалось, поезд сходит с рельсов. Я покатилась по полу и врезалась в деревянную стойку. От удара перехватило дух. Раздался скрежет рвущегося металла, и краем глаза я успела увидеть, как в когтях гигантской птицы болтается целый кусок стены. Новый удар, ещё один…
Кое-как поднявшись на ноги, я кинулась к дыре, зиявшей на месте окна. Мои обгорелые лохмотья трепал ветер. Холмистая пустыня расстилалась во все стороны. Справа вдруг появилась фигурка в яркой одежде, перекатилась по склону бархана, вскочила и бросилась бежать. Шазад! За ней, увязая в песке, гнались двое солдат. Следом, сцепившись с охранником, из вагона вывалилась золотокожая демджи.
За спиной хлопнула дверь, и в вагон-ресторан ворвался Нагиб. С быстротой, достойной Шазад, я метнулась к стойке, схватила бутылку и попыталась обрушить её на голову офицера, но он перехватил мою руку и крутанул с такой силой, что я заорала от боли. Бутылка упала и разбилась вдребезги. Отвлекло это Нагиба или помог новый толчок извне, но хватка вдруг ослабла, и мне удалось вырваться и отскочить.
Услышав своё имя, я бросила взгляд через плечо. За раскрытой дверью виднелся огромный пролом в соседнем вагоне, из которого выглядывал Жинь. Он явно собирался меня спасать — что за глупости!
Я махнула ему рукой, скорчив свирепую физиономию:
— Беги, живо! Я догоню!
Спорить со мной он давно уже отучился — прыгнул и покатился по песку. Перескакивая через опрокинутые столики, я бросилась к пролому на месте окна, оглянулась… Нуршем лежал навзничь, медный шлем был помят — видно, задело летящим обломком, — но уже поднимался на ноги. Пылающий синий взгляд был устремлён на меня.
Мысли в голове завертелись песчаным вихрем. Паровоз впереди уже взбирался на мост через ущелье. Если прыгать, то сейчас, но как же Нуршем? Живое оружие нельзя оставлять… в живых. Убить? Или сорвать шлем? Или утащить с собой? Сначала придётся справиться с Нагибом… или снова оказаться в плену. Между тем бездонная пропасть с остро торчащими скалами была уже почти рядом.
