Четыре повести о Колдовском мире - Бойе Элизабет (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
— Как тебе стало об этом известно? — прошептал отец. — Колдун.
Морской певец улыбнулся и придвинулся ближе. Глаза у отца закатились. Никогда еще я не видела его испуганным.
— Вы нарушили обещание, — очень тихо сказал он.
— Я сказал ей… сказал ей, что я должен…
— Должны?
— Держать се. Держать ее при себе! — простонал отец.
Я еще больше напугалась. Кроме гнева, я никогда не замечала проявления с его стороны сильных эмоций.
— Она больше не хотела иметь с вами дело, — почти закричал певец.
На какой-то миг гримаса исчезла с лица отца. Голова его откинулась. Он неловко улыбнулся, припоминая.
— Нет, нет, после. Но первые годы, первые годы она любила меня.
— Почему же вы на ней не женились? — потребовал ответа чужестранец. Он взял себя в руки и говорил спокойно.
Отец сжал зубы. Лицо выразило боль. — Я хотел. Если бы она родила мне сына…!
— Но она не родила. И вы женились на Бенис.
— Должен был! Они никогда не сделали бы меня лордом без наследника. Пришлось жениться. Это все Бенис… Она племянница старого лорда, и она хотела выйти за меня. Она настояла. Ну а если бы она вышла замуж за кого-то другого, то он стал бы лордом.
Он все говорил и говорил, никак не мог остановиться. Видимо, на него так действовал колдун. Отец положил голову на руки, и они сжались в кулаки. Голос его дрожал.
— Если бы у меня был сын, сын от Зары, я бы еще оказал сопротивление. Если бы у меня появился наследник, то никто не стал бы настаивать, чтобы я женился на Бенис. Я держался, надеялся… — голос его зазвучал мрачно, но уже не дрожал. Челюсть напряглась. — Но все, что мне досталось, — девчонка, Сива.
— Сиф, — голос бородача стал совсем тихим и опасным. — Тоже моя родня. Отчего ты не отпустил женщину моего племени?
Стон:
— Я хотел… я думал, она ко мне вернется.
— В то время, как вы женились на другой?
Отец вздернул голову. Голос его поднялся до визга.
— Я не думал, что моя корова будет жить вечно! Ее кузина, Алия, первая моя жена, умерла молодой, — помолчав с минуту, сказал уже тише: — Я думал, что дождусь сына от Бенис, а Зара опять позовет меня к себе.
— Десять лет, — прошептал певец. — А что стало с этой девчонкой Сиф?
Отец покачал головой и махнул рукой по воздуху, словно отгоняя надоедливую муху.
— Умерла. Умерла.
— Вы оставили ее на попечение старого лодочника Сула. Да он бы заморил ее, если бы она от него не убежала. Или сделал бы что-нибудь похуже. Почти уже сделал.
Отец смотрел перед собой невидящим взором.
— Пойман, — пробормотал он что-то невразумительное. — Узник.
— Вы могли бы воспитать ее в замке, — настаивал певец. — Ведь она была вашей дочерью. Неужели трудно было это сделать?
Отец раздраженно пожал плечами. Его все больше развозило.
— Бенис бы ее убила. Спустила бы ее с лестницы. Или отравила на кухне, — он вздохнул, нахмурился, почесал руку, оглядываясь по сторонам, словно потерял что-то. — Если бы у Бенис был сын, — бормотал он, — она бы и внимания не обратила на девчонку. Или на Зару.
— А вам безразлично было, что будет с девочкой?
— Мне нужен был сын.
Это была последняя вспышка отца, которая тут же и погасла. Певец стал очень спокоен и все трогал что-то в своем рукаве.
— А вы?.. — начал он и запнулся, словно у него перехватило горло. — Вы когда-нибудь любили ее, лорд?
Отец медленно, в замешательстве, моргал.
— Алию? Женился на ней из-за замка.
— Нет, не Алию, — сказал певец.
— Бенис. Должен был жениться. Чтобы сохранить титул. Это все, что у меня оставалось. А еще — из-за сыновей.
— Сиф?
— Девчонку?
— Зару, — сказал певец, и отец снова пробормотал:
— Зара.
Я подумала, что больше он уже ничего не скажет. Но он сделал вдох и с трудом произнес:
— Ее одну только и любил. Единственную. Никогда ничего не делал ей во вред. Полюбил ее сразу… как только увидел. И первые годы… она меня тоже любила.
Слова его замерли. В глазах отца не было никакого выражения. Голова слегка склонилась набок. Чужестранец, что-то обдумывал, но потом выпрямился, и выражение лица его — хотя и гневное, и решительное — стало чуть мягче.
Он перестал трогать то, что было у него в рукаве.
— Я не стану убивать тебя, старик.
Он отвернулся в сторону и дотронулся до щеки. Не знаю, что он хотел сделать, но вдруг передумал и, выйдя из-за стола, стал осматривать других гостей.
Я все стояла, как приклеенная, возле стены и смотрела, как он оглядывает гостей, иногда трясет одного, или легонько хлопает другого по щеке. Все гости оставались как были, с отсутствующим выражением в глазах. Лишь одна девушка из кухни стонала. Чужестранец поднес кубок к ее губам и дал допить остальное вино. Больше она уже не шевелилась.
Охранников он осматривал особенно придирчиво и сильно тряс их за плечи. Одного хлопнул со всей силы, но никто из них даже не шевельнулся. Должно быть, они как следует приложились к вину. Что ж, другого от них и ждать нечего. Они, как и все остальные в зале, либо стояли, прислонившись к стене, либо лежали неподвижно, как мешки, на полу. Певец взял их мечи и швырнул в огонь. Во всем зале не пили лишь сам чужестранец да я.
Я, как дурочка, стояла и наблюдала за колдуном. А потом вдруг поняла: не должна я так стоять. Вот так я всю жизнь и прождала, ожидая, что другие будут со мной делать. Мне хотелось закричать, взывать о помощи, но я боялась привлечь к себе внимание колдуна. Я стояла так тихо. Быть может, он и не понял, что я здесь, под его колдовским влиянием. Надежда на это была, конечно, слабая, но я все равно ухватилась за нее, как утопающий за соломинку. Быть может, он позабыл обо мне.
Я старалась заставить себя думать. Что я должна делать? Где-то я слышала, что колдовство похоже на круг или цепь. Если одно звено нарушено, если один человек очнется, то вся магия ослабеет, и других людей уже легче освободить. Я решила разбудить кого-нибудь, вывести из этого волшебного сна. Пригнувшись, я стала потихоньку пробираться вдоль стола, так, чтобы он меня не видел. Все еще согнувшись, я схватила отца за рукав и потянула за него.
— Отец, — прошептала я, боясь говорить слишком громко, — отец, проснись.
Он сидел, как в трансе. Тело его сохраняло устойчивое положение, но глаза были пустые, челюсть отвисла. Я потрясла сильнее.
— Отец, — прошептала я. — Очнись. Певец околдовал тебя. Проснись!
Он не шевельнулся. Я отпустила рукав, и рука его упала с подлокотника кресла и безжизненно повисла. Я опять его схватила, в этот раз за плечи, и потрясла так сильно, что даже запыхалась. Певец был в другом конце комнаты, спиной ко мне. Держа в руках пустую тарелку, он накладывал в нее со стола еду. Я смотрела на него в изумлении. Отец не двигался.
— Поднимитесь же, милорд!
Певец повернулся и пошел по залу. Я нырнула за отцовское кресло. Сердце билось у меня в горле. Я испугалась того, что он услышал меня и теперь разыскивает. Нет, он увидел на другом столе графин с вином и пошел за ним. Опять он повернулся ко мне спиной. Крадучись, я приблизилась к материнскому креслу.
— Мама, — в отчаянии прошептала я. — Мама! — она не двигалась и лишь похрапывала, уткнувшись головой в сложенные на столе руки. — Проснись и помоги мне поднять остальных, помоги мне! — умоляла я, голос мой переходил в вопль. Опомнившись, я перешла на шепот и трясла ее так сильно, что голова ее сползла с рук и легла на стол, где и осталась. Я была в панике.
— Элис!
Услышав призыв, я тут же нырнула под стол. Морской певец, с графином в одной руке и с тарелкой еды в другой, ходил по комнате. Звал меня он негромко.
— Элис, где ты? — у меня даже мурашки бегали по коже: так странно было мне слышать от незнакомого человека свое домашнее имя. Я не шевелилась. — Элис, я знаю, что ты здесь, — воскликнул он негромко. — Не прячься от меня.
И тут он меня увидел. Я попыталась нагнуться, выйти из поля его зрения, но напрасно. Напряжение в его взгляде ослабло. Мне это показалось странным. Он двинулся ко мне, а я вскочила, стала яростно трясти отца и уже не шептала больше.
