Сэр Невпопад из Ниоткуда - Дэвид Питер (читать полную версию книги TXT) 📗
Так что я счёл за благо не касаться вопроса о моём происхождении, а сосредоточиться на другом – на том, ради чего, собственно, сюда и явился, – на убийстве свободной гражданки Истерии одним из миньонов Безумного короля Меандра. Возможно, это преступление станет поводом для большой войны, в которой сложит голову тот из присутствующих здесь ублюдков, кто доводится мне папашей. Вряд ли это будет достойным искуплением его вины перед Маделайн и мной, но пусть хоть так расквитается за свои прегрешения. Всё лучше, чем никак.
Наконец меня ввели в большой зал, и я торопливо пересёк его и дохромал до трона, где рассчитывал увидеть короля. Вообще-то, тронов на постаменте оказалось два, один немного поменьше другого. Для короля и королевы, подумал я. Но где же сама венценосная чета? Троны были пусты. Я огляделся по сторонам. У одной из стен стояли в непринуждённых позах и негромко переговаривались между собой несколько рыцарей. Все они были облачены в изящные придворные одежды, у одного на камзоле поблёскивали золотые эполеты. У каждого с пояса свисало по короткому мечу. И всё. Больше никакого оружия. Впрочем, в этом и необходимости особой не было, учитывая, сколько стражников в полном боевом вооружении стояло у выходов из зала Справедливости.
Но тут взгляд мой упал на огромный гобелен, висевший как раз позади тронов. При виде него у меня аж дыхание перехватило, по коже пробежал холодок. Представьте себе, на гобелене был изображён не кто иной, как феникс! Да-да, именно он, только что возродившийся из собственного пепла! Вглядевшись пристальней, я обнаружил на спине у волшебной птицы какого-то юношу. Мне это удалось не без труда, потому что всадник выглядел совсем крошечным и был едва заметён на фоне гигантской птицы. Да и говоря по правде, именовать его в этой ситуации всадником значило бы сильно ему польстить. Это всё равно что блоху назвать жокеем.
– Ах, если б она могла это увидеть! – вырвалось у меня.
При первых же звуках моего голоса атмосфера в зале резко переменилась. До сих пор рыцари весьма оживлённо, хотя и вполголоса, что-то обсуждали, но стоило мне заговорить, и в огромном помещении воцарилась гробовая тишина. Я тоже замолчал и сконфуженно взглянул в их сторону.
Один из рыцарей, тот, у кого на плечах сверкали эполеты, быстрым и уверенным шагом приблизился к постаменту, поставил ногу на нижнюю ступень и обратился ко мне с терпеливо-пренебрежительной улыбкой взрослого, говорящего с ребёнком:
– Вы не должны были первым начинать разговор, юный сэр. Молодости многое простительно... Но не всё.
Рыцарь, несомненно, рассчитывал, что я сей же час повинюсь в своём проступке. Будь у меня хоть капля здравого рассуждения в голове, я бы так и сделал. Но вместо этого выпалил:
– Но короля ведь пока что нет. Вот я и решил, раз он задерживается...
– Короля? – усмехнулся рыцарь. Разговор явно начал его забавлять. В зале послышались смешки. Я оглянулся и заметил, что к рыцарям, которые всё так же стояли поодаль, присоединилось несколько придворных дам и девиц. Они тоже приняли участие в общем веселье. Их тоненькое хихиканье отчего-то показалось мне ещё более обидным, чем насмешки мужчин. – Король нынче не принимает, юный сэр, – снисходительно пояснил мой собеседник.
– Но я... – Лицо моё, несомненно, в полной мере выразило растерянность, какую я при этом известии испытал. – Я... так понял, что он именно теперь станет выслушивать жалобы и разрешать споры, принимать петиции и... Мне так сказали там, у ворот...
Рыцарь неторопливо прошёлся взад-вперёд вдоль подиума. Движения его были исполнены природной грации, в стройном, сухощавом теле чувствовалась сила. Волосы его – чёрные, довольно длинные, чуть тронутые сединой, – сзади, под затылком, стягивал в подобие конского хвоста чёрный замшевый шнурок. Он остановился напротив меня и вперил в меня холодный, насмешливый взгляд своих умных, проницательных зелёных глаз.
– Король воплощает собой суд последней инстанции. Большинство жалоб, споров и петиций простолюдинов, которые сюда являются, слишком мелки и ничтожны и не стоят высочайшего внимания. Я верховный магистрат его величества, сэр Юстус. Со своими делами, каковы бы они ни были, вам надлежит обращаться ко мне. Я их улажу.
– Но мне сказали, что король сам, лично...
Он меня прервал – вежливо, но твёрдо. Правда, твёрдости в его голосе было всё ж поболее, чем вежливости:
– Повторяю вам со всей определённостью: поскольку я нахожусь здесь, а того, кто вам сказал заведомую ложь, тут нет, то и обращаться вам надлежит ко мне, а не к нему. И верить не ему, а мне. Если угодно, представьте себе, что адресуетесь к самому королю. Ведь я выступаю от его имени. Таким образом, вы имеете дело почти что с его величеством. Итак... Что привело вас сюда, юный сэр?
Я понял, что дальше упорствовать не имело смысла. Короля мне всё равно не увидать, это уж точно. Вдобавок силы вновь меня начали покидать: в ушах раздавался лёгкий звон, ноги подкашивались. Если б не закуски, которыми я так щедро угостился за королевский счёт, не миновать бы мне сейчас голодного обморока.
– Моя мать, – медленно произнёс я, – мертва. Её звали Маделайн, она служила в трактире Строкера.
Я надеялся, что слова мои вызовут у всех собравшихся немедленную реакцию. Не знаю в точности, на что именно я рассчитывал... Во всяком случае, не на молчание, которое воцарилось в зале. И не на равнодушные, отчуждённые взгляды...
Единственным, кто выказал подобие вежливого интереса к этому сообщению, был мой собеседник сэр Юстус.
– Какую должность она там занимала? – спросил он.
– Она... – Можно было бы, конечно, и прилгнуть, но сэр Юстус глядел на меня так пристально, и в его бледно-зелёных глазах светилось столько ума и проницательности, что я счёл за благо играть начистоту. И ответил, собравшись с духом: – Я... Мне, право, неловко об этом говорить... Да и так ли уж важно, каково было её ремесло...
– Выходит, она не иначе как шлюхой была, – вставил один из рыцарей, стоявших поодаль, и вся компания встретила его слова дружным хохотом. Мне безумно захотелось проломить их дурацкие головы чем-нибудь тяжёлым. Желательно все одновременно.
– Вот именно, – подтвердил я, не пытаясь скрыть злость, которая меня душила. – Шлюхой! – Мне захотелось прибавить ещё громче и злее: «И стала ею после того, как много лет назад отряд святош-ублюдков, в котором наверняка состоял и кто-то из вас, подверг её насилию. Благодаря чему я появился на свет, чтоб вам провалиться!» Вместо этого я с деланным спокойствием и непринуждённостью осведомился: – А что такого? Или у кого-то из вас по этой части проблемы?
И снова в зале Справедливости повисло молчание. На сей раз мне почудилось в нём нечто грозное, даже зловещее. Тишину нарушил дородный и высокий рыцарь с жёсткими, как щётка, усами. Именно его замечание насчёт профессии моей матери минуту-другую назад развеселило всё общество.
– Поосторожнее, паренёк! – пробасил он.
Но я уже закусил удила. Хотя, учитывая, насколько худо мне было физически и морально – от слабости, голода, от того, что я накануне вымок до нитки и продрог под ледяным дождём, от снедавшей меня жажды мести, от презрения к этим высокомерным негодяям, – я ещё очень сдержанно себя повёл, невозмутимо проговорив:
– Это всего лишь предположение, милорд.
Сэр Юстус поспешил положить предел этому обмену замечаниями.
– Все живые существа следуют по жизни тем путём, что им предначертан, – изрёк он. – И в этом смысле равны между собой. Она жила как разумела, и не нам её судить. Довольно об этом. – Выразительно взглянув в сторону толстого рыцаря, он перевёл взор на меня. – Полагаю, кончина её была не мирной, но насильственной и именно поэтому вы здесь, юноша?
– Верно. – Сэр рыцарь явно давал понять, что тон в разговоре будет задавать он, мне же следует лишь поддакивать и отвечать на вопросы. – Её убил один из скитальцев.
– Подданный короля Меандра, – ничуть не удивившись, кивнул сэр Юстус.
