Тринадцатый отдел, книга первая (СИ) - Рогозин Олег (бесплатные версии книг TXT) 📗
— Не люди… а сами-то они кто? — вздохнул Агафонов. — Местные так говорят, шаманы рождаются на ветвях мирового древа, в гнездах, из яиц вылупляются… Не думай ты об этом, мой тебе совет. Учись, женись, служи… в начальники только не лезь, от души советую, такой это геморрой, честно говоря…
… Игорь сминает карты в руке, тянется за спичками. Надо бы сжечь, он отстал от отряда — есть риск нарваться на моджахедов. Вдруг не справится с противником, а ну как зрение вновь забарахлит? Незачем отдавать врагу хорошие, подробные топографические карты…
Он оглядывает окрестности — вроде все чисто, ни своих, ни чужих… И вдруг замечает боковым зрением фигуру, разворачивается, вскидывает автомат. И замирает. На склоне, чуть выше и правее, стоит Руслан — в такой знакомой белой рубашке. Игорь когда-то сам застегивал пуговицы этой рубашки, целуя своего сержанта перед последним заданием… у стен Объекта.
«Хватит» — в отчаянии думает он, стиснув зубы. «Меня этой хренью не взять, проходили уже. В памяти моей копаешься, падла? Не позволю…»
Искушение выстрелить в ненавистное и любимое наваждение — почти запредельное, но командир взвода держит себя в руках — звук может привлечь внимание, может спутать карты ребятам, которые уже должны были подобраться вплотную к вершине… к черту эти глюки, надо подниматься, бежать на помощь парням, командир ты или где? В лирических воспоминаниях тут весь штурм пропустишь, как потом своим бойцам в глаза смотреть?
Капля пота стекает по лбу, попадая в глаз, Игорь моргает, и призрак исчезает. Повинуясь смутному интуитивному порыву, Рогозин направляется к тому валуну, у которого только что стояла фигура. И уже на втором шаге понимает вдруг, что этот участок склона — заминирован. Ощущение опасности — зудящая вибрация под ногами, знакомая по множеству тренировок. Мины ощущаются как локальные участки сконцентрированного холода, невидимые в траве растяжки — как ледяные нити. Медленно и осторожно, избегая «холодных» мест, он подходит к валуну и понимает, что тот еще недавно лежал на метр правее, закрывая отверстие в земле. Иначе как они могли, продвигаясь по склону всего чуть-чуть левее, не заметить здоровую бетонную трубу, уходящую под землю?
«Ракетная шахта» — идентифицирует объект Игорь и от избытка эмоций зло сплевывает под ноги. Ему не нужно вновь доставать давно выученную наизусть карту, чтобы понять, что на ней ничего подобного не было. Что это — преступная халатность командования? Диверсия? Или кто-то проверяет «Ящеров» на прочность, отправляя их на задание с неверными исходными данными? Или развал страны достиг таких масштабов, что никто уже не помнит расположения советских ракетных комплексов, пусть ныне и заброшенных?
Если бы на карте был подобный объект, первой же рабочей версией стало бы, что шаманы или шаман прячутся именно здесь. Потому что это — идеальное укрытие.
Без особо надежды Игорь щелкает устройством индивидуальной связи — разумеется, связь не работает. С момента, как они вышли на «финишную прямую», связи нет — вся надежда, что на захваченной «высоте» хотя бы рация заработает. Ну, или вырубится таинственная «глушилка» — вместе с шаманом.
Рогозин осторожно заглядывает в шахту — дна не видно, лететь, если что, долго… Но в стене торчат какие-то металлические полосы, вроде скоб. Здесь явно кто-то лазил, раз откатили валун. Возможно, у них была веревка… Но разве эта стена сложнее, чем скалодром на базе? И, уцепившись за край, он осторожно начинает спускаться.
Игорь срывается, когда до дна шахты остается не больше пяти метров. В падении он успевает сделать две вещи: подтянуть лямку автомата, чтобы родной «АК» не приложил его меж лопаток по приземлении, и расслабить мышцы — давно доказано, что меньше всего повреждений при падении получают мертвецки пьяные, поскольку мускулатура у них расслаблена, и запаниковать и сгруппироваться они не успевают. Поэтому, отделавшись при падении лишь неизбежными неприятными ощущениями, он вскакивает на ноги.
К шахте вплотную подходит цилиндрический в сечении коридор, освещенный тусклой лампой. Стоит Игорю шагнуть в проем — на него наваливается удушливая волна, словно воздух сгустился и не желает ни входить в легкие, ни пропускать вперед тело непрошеного гостя. Его почувствовали... В конце коридора появляются две фигуры, вскидывают оружие. Их движения выглядят плавными, словно в замедленной съемке — Игорь, не теряя времени, тут же «разогнал» сознание, ускоряя процессы в теле и в мозгу. Он успевает упасть на землю, переместиться вбок стремительным перекатом и открыть стрельбу — короткими очередями, сначала по «верхам», целя в головы нападающих, потом прыжок, перекат — чтоб не подбили в падении, затем выстрелить лежа, добивая упавших… Пули прошивают воздух там, где он стоял только что. Плотный, словно кисель, воздух забивает глотку, и, кажется, сдирает кожу с мышц — по крайней мере, та горит как огнем. На предельном напряжении мышц он продвигается вглубь коридора, перешагивает тела убитых боевиков — лица их и одежда не оставляют сомнений в том, чье это секретное укрытие.
Дверь Игорь вышибает ударом ноги, неосмотрительно бросившийся к нему мужчина с автоматом получает очередь в живот. В комнате остаются еще двое — старик и ребенок лет семи. Старик закутан в какой-то невообразимый халат, его костлявые руки мечутся в причудливом танце, перебирая хаотическое на первый взгляд переплетение веревочек, костей и камешков. Он поднимает взгляд на Игоря, но в блеклых глазах его ничего не отражается — ни удивления, ни страха.
Автомат заедает, хотя такого быть не может, просто нечему ломаться в совершенном механизме «калаша», практически неизменном с выпуска первой модели 47-го года. И тогда Игорь просто собирает в единый тугой ком всю свою ярость, и отпускает, представляя, как катится перед ним огненный шар, сметая все на своем пути. В момент удара в голове образуется звенящая пустота и совершенное безразличие — к жизни, к смерти, к результатам любого действия… Именно в таком состоянии оператор и действует по-настоящему, все прочее — лишь подготовка. И Рогозин равнодушно наблюдает, как старик падает — медленно, драматично, успевая сгрести со стола все свои «фенечки» — по земляному полу бункера рассыпаются какие-то крашеные камни, кости, перья… Игорь вдруг понимает, что наконец-то может глубоко вдохнуть, и расслабляется, выходя в более привычный режим. В голове шумит, рот заполняет противный солоноватый вкус крови, наверняка кровь идет из носа тоже — в состоянии «разгона» все тело работает на пределе, на износ, даже самые тренированные мышцы не всегда выдерживают, что уж говорить о сосудах.
Ребенок прячется в угол, за ящиками, забитыми каким-то ржавым железом. В комнате есть ящики и поновее, пустые — Игорь отмечает, что здесь, по-видимому, был склад оружия, и перевалочный пункт. Судя по тому, что на базе оставили всего трех охранников, основные силы сейчас брошены на бой с его отрядом.
— Эй, — говорит он, и не узнает собственный охрипший голос. — Не бойся.
Вряд ли этот ребенок знает русский язык, впрочем. Черные глазенки настороженно сверлят бойца маленькими буравчиками. Кожа у малыша смуглая, но чистая, волосы острижены коротко, по лицу не понять, мальчик или девочка — одежда похожа на длинное платье до земли, но кто их знает, этих горцев, что у них за порядки?
Игорь обводит взглядом помещение. На столе, под одинокой лампой — три кружки с каким-то напитком, остатки хлеба. Вполне возможно, ребенок был заложником — вот и ответ, как шамана заставили работать на боевиков. Захватили внука… или внучку. И что теперь с ним делать?
— Не бойся, — повторяет он, подходя ближе. — Ты меня понимаешь?
Убивать у него получалось гораздо лучше, чем разговаривать с детьми. Этому ценному навыку ни на одной тренировке почему-то не учили.
Ребенок вдруг вылезает из-за ящиков. Вытягивается в полный рост, не отрывая взгляда от Игоря. И начинает орать.
Это хуже инфразвука в «комнате страха», это хуже любого звука, что когда-либо слышал в своей жизни старший лейтенант. Крик раскаленным шурупом ввинчивается в мозг, и впервые за всю миссию Рогозин по-настоящему теряет над собой контроль. Рефлекторно он вскидывает автомат и приходит в себя, только когда наступает благословенная тишина, пусть и сопровождаемая звоном в ушах. Изрешеченное пулями маленькое тельце отброшено выстрелами к стене, остекленевшие глазки с ненавистью смотрят на него сквозь потоки крови.
