Память выдумки - Пьянкова Таисия Ефимовна (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
С того дня все чаще стал переваливаться Егор через прясла хмельной головой, все чаще грозиться:
- Перепой песню!..
Кроме хулы-обиды, Яся принимала на душу еще и ту боль, которая скатывала Серебруху под гору жизни. И оттого еще лихорадило ее, что торопилась она прикинуть, как бы половчее опередить ей Егора, чтобы принять на себя окончательный его удар.
Давно бросила она разводить напевы. А ежели когда и подавала голос, тоска в нем была столь безысходной, что скотина и та впадала в беспокойство - вроде как надвигалось на небо полное затмение.
Один раз перетерпела деревня это затмение, другой раз переморщилась, а уж в третий раз - на месте Ясиного двора только чудом пустырь не случился.
Так и скончались Пичугины песни.
А тут как-то вышла она на крылечко - глянуть, не Егор ли спьяну кличет ее? Голос послышался. Вышла, а никого нету. Зима, над которой собирался Серебруха птицею взлететь, давно минула. На дворе лето красное, заря вечерняя; комар-толкунец хоровод затеял - так и норовит всем игрищем в глаза кинуться.
Стоит Пичуга, отмахивается от комара и примечает краем глаза: тень ее, что маковицей перекинулась через огородние прясла, голову подняла. Помедлила тень и вспорхнула на жердочку черной совою.
Повела Яся головой - тень как тень, лежит как лежала. Что за насыл!
Не хватало еще свихнуться.
Приотвернулась Пичуга - сама косится в сторону прясел. Опять вспорхнула тень совою, на колышек уселась и давай крылом звать: иди, дескать, девка, сюда - дело есть.
Ясе дурно сделалось: осела она на ступеньку. А сова манит. Насилилась девка, поднялась, не чуя ног, пошла на зов. Перьястая же махнула крыльями и... понесло ее в сторону реки. Сама оглядывается: не отставай, дескать.
Идет Яся, и такое у нее понятие о себе, точно успела она когда-то очутиться на том свете и нет нужды бояться, поскольку два раза никому еще помирать не доводилось.
Вот и ладно.
Совушка за реку и Яся за реку, черная в тайгу и Пичуга следом, та до шимарковой слоти и эту подгонять не надо.
Вот она и мочащина. А час поздний. Туман. Сова в туман и Яся вкруг болота не кинулась. Сошла, ровно сплыла с крутого берега. Только дивится тому, что ноги ее босые не топнут в трясине и даже охлады не чуют, вроде под нею стелется прослойка восходящего тепла. Вот он и плавник. Черная сова лупает с него глазищами, сама чего-то скубит.
Прислушалась Яся.
- Алатыр-рь, алатыр-рь, - повторяет, как спрашивает: знаешь ли ты, мол, о чем я речь веду?
Ну, а чего такого особенного могла знать Пичуга о том камне? Только и слыхала, как большекуликинские рукодельницы пели на девишниках:
Те слова и постаралась Пичуга оживить в уме. Перьястая ж наклонила голову так, словно прислушалась к Ясиному нутру.
"Нешто ей дано понимать, о чем я мыслю?" - подивилась Пичуга и давай знакомую песню дальше в себе вести:
Вовсе затаилась совушка. И тогда Яся попробовала взять представляемое голосом.
Вот она всею грудью выдохнула отдаленную, но оттого не менее страшную боль пораненной Земли. Совушка заклекала ответно, вроде чем горячим облили ей сердце, распахнула крылья и услыхала Яся человечьи слова, которые стали вещать о том, чего на девишниках она и слыхом не слыхала:
Трудно сказать, ведал ли в то время народ о Всемирном потопе? воспринимал ли его как наказанье господне? Может, и ведал. Но Пичуга не стала оспаривать черную. А попыталась она домыслить совушкину вероятность. Ведь жизнь наша такова, что в ней кто ложью прав, а кто правдой лукав... Рискнула Яся представлением своим пробиться глубже услышанного. И вот что пришло ей на ум тою минутой:
Должно быть, угодила она совушке, потому как та с клекотом подхватила:
Хорошо, ловко пела черная! Но не лучше Пичуги. Всего хватало в ее повести: и стужи, и безысходности, и того, чего никакими знаками на бумагу не перенести. Не было одного - сострадания. А уж ликование в ее голосе и вовсе казалось неуместным. И вот еще какая задача выпала Ясе: не первый раз слышала она этот голос. А где? Когда? Убей - не вспомнила бы. Перьястая же не бросала задорить Пичугу - вела былое дальше:
Тем временем Яся поспешно думала: "Кем и во имя чего было запущено в Землю Алатырь-камнем?" Этими мыслями она устремилась к тому, кого представляла себе вселенским распорядителем. И... вроде бы кем ответным подсказалась ей догадка:
Совушка вскрикнула, взмахнула крыльями, сорвалась с плавника, и мохового болотного настила коснулись уже не когтистые ступища черной неясыти - спружинили чоботы дрехлявой ведьмы.
Слыхала Пичуга о неприглядности Северги, но такую нелепицу даже представить себе не могла. Не особа высокого звания, а дерганая обезьяна с глазами все той же совы, стояла перед нею. Только не эта несуразь вновь озадачила Ясю: при всей нелепости вида, в обличии ведьмы сквозило, что-то невероятно знакомое... И все же не испуг - жалость окатила сердце Пичуги. Захотелось утешить вихлястую эту никчемность. Но глаза владычицы вдруг вспыхнули желтой злобою, отчего Ясе стало жарко.
Да огня того Северге, должно быть, показалось мало. Она вскинула руку к плечу и... над мочажиной воспламенела странная заря.
Вскинула Северга раскрытую ладонь и... всякая травинка, всякий стебелек отдал в ночь собственным светом. Пичуга успела разглядеть на руке владычицы как бы впаянную запону [5], которая тут же утонула в кулаке ведьмы. Однако в глазах Яси еще долго стояла изображенная на тамге черная звезда.
