Дары ненависти - Астахова Людмила Викторовна (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
И если что-то случится…
Вообще-то, фигурально выражаясь, тучи над головой леди Янамари сгущались столь же регулярно, как и над долиной Намы – буквально. Что поделаешь, водораздел – место, где сталкиваются воздушные потоки. Джона из той же породы, к тому же проклятая, как все шуриа. Рамман даже успел привыкнуть, как-никак все детство – сплошной калейдоскоп перемен: внезапные ночные побеги из обжитого дома, месяцы захватывающих пряток по замкам и усадьбам, маскарады с переодеванием то в слугу, то в девчонку.
Но сейчас все серьезнее, гораздо серьезнее. Рамман Янамари, конечно, не шуриа, но кое-что чувствует. И если случится… Аластар…
Сероглазый русоволосый юноша собрал всю свою волю в кулак. Он – взрослый, он – уравновешенный, он сделает как дóлжно. И пусть… пусть с мамой ничего не случится. Эск никуда не денется, триста лет прожил и еще столько же проживет. Еще свидимся.
Вещи и люди различаются тем, что люди от рождения живы, а вещи – нет. Новые постройки мертвы, они красивы и чисты, на них приятно смотреть обычному глазу, но они безжизненны. В спальнях мужчины и женщины не любили друг друга, и не предавали, и не рожали детей, и не умирали от болезни или раны. В столовых не поднимали здравицы, не праздновали свадьбы и не справляли тризны. Медленно, медленно наполняется чаша жизни, постепенно дом станет живым и настоящим, и счастье диллайн и ролфи в том, что они не чувствуют разницы. Полукровки тоже, к слову. Поэтому Джоне в новом усадебном крыле холодно и неуютно, а в старом отцовском кабинете так хорошо и тепло.
Наверное, по причине неприязни к необжитым, чужим местам, из-за нежелания бежать куда глаза глядят от более сильных захватчиков шуриа стали добычей ролфи. Не самой легкой и не самой приятной, но все-таки. Не хотели Третьи бросать свои живые дома, реки, поля, сады, леса и озера, упирались до последнего. В этом отношении Джона унаследовала дух своих предков. Она не отступится от задуманного, не откажется от того, что уже сделано. Даже сейчас, когда воздух пахнет смертельной опасностью, в ушах стоит протяжный свист летящего лезвия и глухой стук чего-то круглого, падающего на доски эшафота. У Лердена не было ни сердца, ни совести, и сложись все так, как они задумали, уже через пару лет он сделал бы все возможное, чтобы покатилась голова графини Янамари. Попытался бы – это точно. Зато у лорда Гарби имелись мозги и своеобразная честь. И эта комбинация искупала все остальные его недостатки, начиная от неумеренности в питии и заканчивая неразборчивостью в связях. Он сумел в последний момент подать нужный знак. Прямо с плахи. Романтичные девы небось посчитали изящный жест прощальным воздушным поцелуем. Впрочем, девы, тем паче романтичные, на публичные казни ходить не должны. Нет там ничего возвышенного, кроме самого эшафота, невольно возносящего презренного злодея над толпой. Лерден наверняка в свой последний миг почувствовал себя почти отмщенным, видя у своих ног раззявленные слюнявые рты и горящие жаждой крови глаза зевак.
Джона пришла на площадь Мира не только попрощаться с соратником, но и за последними инструкциями. И получила их.
Горничная принесла чай, блюдечко с медом и горку крошечных гренок – вот и весь завтрак. К вечеру хозяйка проголодается и будет готова съесть половину быка, но утренняя трапеза всегда легка и не отягощает желудок. Чтобы голова лучше работала.
Выпив чаю, Джона окончательно согрелась, выпросталась из тяжелого пледа, словно птенец из гнезда. А вот эта комната живая – и паучки свили гнездышки за шкафами с книгами, и мышки прогрызли в полу дырки, и не исключено, что где-то за дубовыми панелями в глубине кирпичной кладки спит заветный сундучок с золотом, припрятанный лет эдак триста назад. На огромном кожаном диване, на котором сейчас притаилась Джона, был зачат ее отец, из тонкой фарфоровой чашечки, что в руках, любила пивать чаи прабабка – кстати, чистокровная ролфи. Немые и бессловесные для всех прочих обитателей этого дома, вещи охотно делились воспоминаниями с Джоной, как прежде с ее матерью. Элишва, та могла часами рыться в грудах старого хлама на чердаке и в кладовках. Перебирала побитые молью ткани, рассматривала разбитых кукол, листала выцветшие, рассыпающиеся в труху странички рукописей, никого не видя и ничего не слыша вокруг. Шуриа, что с нее возьмешь?
«Держи, – говорила мать и совала в руки Джоне расшитую бисером подушечку. – Ты чувствуешь? Ты слышишь? Ты видишь?»
И надеялась, что дочь не увидит, не услышит и не почувствует, то бишь не станет такой же, как она сама, – проклятой, шуриа, Третьей. Но однажды августовским вечером Джона легла спать, а проснулась уже в сентябре. Проснулась настоящей – чувствующей неощутимое, слышащей беззвучное и видящей незримое – шуриа. И узнала, что этой подушечкой прапрабабка задушила прижитого от чужого мужа ребенка.
С родичами по отцовской линии вообще «повезло». Алэйа Янамари разве только поедом друг друга не ели из века в век. Удавленный младенчик – цветочки, с ягодками дело обстояло еще лучше. Зато усадьба, десяток раз перестроенная, стоящая на фундаменте древнего замка, была живой, в том сокровенном смысле, как это понимают только шуриа. Призраки, духи, голоса, видения – скучать маленькой Джоне они не давали никогда. С ними было веселее, чем со сводными сестрами, и безопаснее, чем с единокровными братьями. Во всяком случае, поначалу.
– Курьер, миледи! – гаркнул Юкин из-за двери так, чтобы у леди Джоны осталось лишних полминутки в запасе.
Привычка, выработанная столетием безупречной службы, – вот что это такое. Госпожа – женщина вдовая, одинокая и может себе многое позволить, так зачем же ставить ее в неудобное положение?
Курьеру вряд ли дали глоток воды хлебнуть с дороги, а сразу же направили к хозяйке. Он с такой завистью смотрел на недопитый чай, что Джона сжалилась над парнем.
– Пакет на стол, и ступайте на кухню, Винз. Я распоряжусь, чтобы вас покормили.
– И в баньку бы…
– За кого вы меня принимаете, Винз? Разумеется.
Белокурый полукровка принимал ее за шуриа – опасную женщину, отмеченную самой Смертью, хитростью и колдовством избежавшую казни, ловкую бестию. Ну и пусть.
– Счастливо оставаться, миледи.
Лучше бы он не видел, как графиня Янамари умеет пользоваться ножом для резания бумаги. В одно легкое, сильное и точное движение – раз! И нет никаких препятствий между леди Джойаной и ее будущим. Бумага все-таки удивительная, почти волшебная вещь. Терпит все, что угодно, даже тяжелые руны ролфи, даже словесный яд диллайн. А еще из достаточно ровного и квадратного куска можно сделать летающую фигурку. Из писем придворных сплетниц они получаются лучше всего и могут долететь из одного конца кабинета в другой – с дивана в камин. А еще говорят, что курица не птица. Глупости, куры о двух ногах и двух руках пишут удивительно легковесные послания.
Избавившись таким образом от половины корреспонденции, Джона приступила к изучению важных писем. Вскрывала осторожно, вчитывалась внимательно.
Лорд Джафит подробнейшим образом описывал последние новости. С предположениями и выводами, с изложением проверенных фактов и возможных последствий. И ничего хорошего графине Янамари он не сулил. Заговор Лердена Гарби разворошил застойное болото столичной жизни и вывел императора из себя. Седьмого, к слову, синтафского владыку за последние полстолетия. Ну разве не позор?
Атэлмар Восьмой сам взошел на трон в результате переворота. Ему ли удивляться? Было это пять лет назад, Джона как раз родила Идгарда и в столь интересном мероприятии поучаствовать не смогла. Очень жаль, очень жаль.
Следующее послание, от госпожи Бетико, графиня перечитала дважды. В нем сообщалось, что дом Лердена выставлен на продажу, как это принято делать с имуществом государственного преступника, и уйдет с молотка на публичном аукционе через несколько дней. Причем покупатель должен присутствовать лично. Открыто купить дом лорда Гарби Джона не могла. Тив Херевард не такой дурень, чтобы у него под носом провернуть столь опасную сделку. Компрометирующие документы, имевшиеся в распоряжении Лердена, которые он умудрился спрятать, могли утянуть на дно весь нынешний высший свет. А если эти бумаги окажутся у Джоны…
