Люди как птицы (СИ) - Гребенкин Александр (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
Разговор потёк какой-то туманный и зыбкий, почти ничего не запомнилось, чтобы привести его здесь.
Помню, что шли мы по набережной и много говорили. Ребята в пионерских галстуках запускали планеры. Играла музыка и бродили нарядные прохожие: кто-то лузгал семечки, кто-то смаковал эскимо на палочке. Мы тоже заглянули в тележку мороженщика — там, в царстве колотого льда стояли бидончики с кофейным, розовым и ванильным мороженым. Мороженщик наполнил нам четыре вафельных стаканчика.
У причала мы разделились. Алёшину нужно было перебраться на противоположный берег, и он сел в катер, полный шумных и весёлых пассажиров. Верлада остался среди весёлых отдыхающих, запускавших воздушного змея. Прощаясь, он чуть приподнял шляпу. Я долго ощущала на себе его цепкий взгляд.
Мы с Максимом пошли далее средь шумной толпы.
На речной глади блестели золотые глаза фонарей. В небе взрывались звёзды — это запускали салюты. И здесь случилось то, что заставило проявить мои способности. Девочка в темно-голубом, будто лепесток, платьице делала шажки по каменному парапету набережной и вдруг поскользнулась. Очевидно, не уследила мама, отпустившая руку девочки. Когда девочка стала падать — я среагировала мгновенно, подхватив на лету падающее вниз тельце.
Вместе со спасённой я поднялась наверх — собралась толпа, посчитавшая произошедшее чудом, не могущая объяснить мой полёт.
Максим восхищенно шептал мне:
— Я знаю, что ты способна на разные штуки, но такое… Это ведь была левитация? Как ты это делаешь?
Я смущённо и туманно объяснялась, затем, взяв Максима за руку, поспешила уйти из гудящей толпы, чувствуя на себе глаза Степана Верлады.
***
В конце лета мы с Максимом поехали к морю.
Слепяще било в глаза лукавое и горячее солнце. Устав от радостей жизни потихоньку желтели листья. Август осыпался плодами, которые заполняли запахами сады и базары. На прилавках краснели медовые яблоки и сиял голубизной виноград.
Море — могучее и виннопенное, как называл его Гомер, плескалось о скалы, обдавало свежим ветром, насыщало энергией, блистало под солнечными стрелами золотисто-серебряными искрами.
Пригретые и разнеженные мы с Максимом лежали в густой тени в саду под трескотню цикад.
Природа стояла в покое. Взятая книга была отброшена, затребованы были жаркие поцелуи и изящные нежности, ласкающие тело и душу. Слова о любви перелетали из уст в уста, словно вспугнутые птицы.
Мы жили в доме отдыха. Меня очаровывало то, что рядом со мной мужчина, который так мило и очаровательно спит, который по моей просьбе сбрил бороду и теперь по утрам взбивает в чашечке пену и бреется узенькой и острой бритвой «Золинген» до гладкости щёк, который любовно набрасывает карандашом на бумаге меня спящую.
В лёгких и просторных одеяниях мы с Максимом ходили на прогулки в горы, окунались в солёный плотный прибой, ловили опасных, похожих на абажур медуз, часами лежали почти нагишом на горячем каменистом берегу, с удовольствием замечая, как покрываются виноградной смуглостью всё новые участки нашей городской кожи, как выцветают и выгорают тёмные наши волосы.
Далеко, за много километров, в закрытой мастерской ждала нас картина «Гера», ожидавшая внимательных и требовательных рук художника, который должен её завершить, но мы об этом не думали.
Подкрадывались южные бархатные сумерки, небо взрывалось миллионом сгущающихся звёзд, но спать нам не хотелось. В такое время мы часто сидели на скамейке в обнимку и слушали море.
А потом пришёл ветер, и остановился, запутавшись в густой занавеси вишнёвой ночи, зашелестели пальмы, и грозными взрывами разбивались волны о скалы.
На следующий день, несмотря на ненастье, я, подобно чайке, воспарила среди скал над морскою волной, цепляла вал рукой и взмывала ввысь к утёсу, на котором застыл восхищённый Максим.
— Почему ты так редко летаешь? — задал он мне давно интересовавший его вопрос.
Я опустила лицо, будто изучала, как волна намывает песок и выбрасывает на берег крабов. Он ждал ответа, и я сказала:
— Чтобы летать, мне нужно быть одинокой.
— Значит виной всему я? — встревоженно спросил он.
— Любовь меня привязывает к земле, и я теряю свою способность… Но… я не могу не любить тебя! Я очень благодарна судьбе за то, что встретила тебя, ты мне очень дорог…
Он обнял меня, и мы, спустившись вниз, побрели по песчаному берегу.
— А научи и меня летать, — нерешительно попросил он.
Я вздохнула.
— Ну, ты же знаешь — этому не учат. Научиться летать невозможно… Это скорее… состояние духа. Конечно, это трудно понять.
— А как ты обнаружила этот талант в себе? — спросил он.
— Сначала, когда папа взял меня с собою в полёт, я думала, что умру от страха. Никакого желания летать тогда я не испытывала. Правда было чудесно, красиво, но страшно! Всё это потом приходило во сне, но всё же было страшно.
— Гера, а где твои родители?
— Они умерли. Для всего мира умерли. Но, лучше не будем об этом… Было это давно, я была ещё подростком. Меня воспитал профессор Братусь, он и сейчас мой сосед.
— А когда же ты совершила свой первый полёт? Тебе запомнился этот день? — допытывался мой возлюбленный.
— А это пришло само. Произошло это событие в начале лета. Я стояла в запущенном парке, заросшем орешником, травой и цветами на заглохшей аллее. Смотрела на сень могучих тысячелетних лип. Наверху, в свежей зелени, порхали, посвистывая, пёстрые птицы. И мне так захотелось к ним, к вершинам лип, и я почувствовала, что отрываюсь от земли и парю над дорожкой! А потом мне захотелось подняться к вершине тополя, ушедшей высоко в небо. Я представила себе это и спустя минуту была уже там! Летала ещё очень медленно и осторожно. Нет, страху не было, просто не умела управлять собой, и боялась об что-нибудь расшибиться. Совершала полёты лишь ночью, когда и сами звёзды летали меж деревьев, как светляки.
— А как же остальные твои способности? Птицы летят в нужном тебе направлении, ты умеешь дарить цветы, извлекая их из воздуха, ты входишь в картины, направляешь мяч в ворота, не прикоснувшись к нему… Всё это поражает! — горячо взмахнул руками озадаченный Максим.
Я улыбнулась и вздохнула:
— Научишься летать — придёт и всё остальное. Скажу только — это не самое трудное… Просто, иногда ты видишь всё это в окружающей тебя материи, остаётся только приложить силу, умственную, или энергетическую.
Максим остановил меня за руку и внимательно посмотрел в глаза:
— Послушай, Гера, а ты не хотела бы…
Я сразу угадала, о чём он хочет спросить и поспешно возразила:
— Нет, не хотела бы. Ни деньги, ни власть меня не интересуют. Да и тебя тоже — иначе я бы не стала связывать с тобой свою судьбу. Я чувствую людей, и ты не такой, ты чистый! Мне важна сказка полёта, красота и радость мира. Мне хотелось бы прожить эту жизнь ярко и приносить максимальную пользу, но какое-то время меня охватывали сомнения. Наконец, я нашла себя в танцах. Я хочу приносить радость людям, танцуя и отдавая часть своего мастерства другим.
Максим обнял Геру своими тонкими, но сильными руками и прижал к себе, словно защищая от ветра.
Глава 4. «Как трудно быть стрелой в полёте»
Ночь накрыло тёмным плащом туч и мелкой сеткой дождя. Фонари дрожали во тьме.
Запахнувшись в тёплый халат, я сидела на балконе, и слёзы мои капали в унисон с дождём. Трагическая судьба Юлия Валерьевича Братуся, человека, который после ухода отца и матери, воспитал меня и поставил на ноги, тяжёлым камнем легла на душу.
Это случилось, когда мы с Максимом были на юге. Как рассказала взволнованная соседка к Юлию Валерьевичу пришли какие-то люди в тёмных плащах. Профессор вышел с ними, у парадного входа обернулся, сообщил, что уходит ненадолго и сел в чёрную машину. Десять дней от него не было ни слуху, ни духу. А затем в квартире соседки раздался звонок. Звонивший не представился, просто сообщил, что гражданин Братусь скончался в условиях предварительного заключения…
