Опасные манипуляции (СИ) - Путилов Роман Феликсович (полные книги TXT, FB2) 📗
Холодное молоко из погреба, принесенное сегодня утром соседкой, ломило зубы.
–Бабуля, а почему у тебя в огороде нет ни одного сорняка?
–…….
– Бабушка, не молчи. Мне баба Таня все рассказала. Я приехала к тебе учиться мастерству.
– ……..
– Бабушка, не молчи. Мне нужна твоя помощь.
Я, собралась с духом, и рассказала прабабушке о своей последней стычке с отцом, о том, как Стелла, почти каждый день, с неописуемым энтузиазмом и изобретательностью провоцирует конфликты со мной, после которых жалуется родителям, обвиняя меня в том, что сделала сама. Что отец всегда принимает сторону младшей сестры, а мама не принимает ничьей стороне. Что отец давит на меня, не позволяя не оправдаться, не защитить себя. Что после разговора с бабушкой я поняла, что моя неспособности сопротивляться несправедливым требованиям отца неправильна и противоестественна.
Глядя в отстраненные глаза прабабушки, я испугалась, что сейчас услышу отказ.
– Бабуля, еще я чувствую, когда обо мне кто-то говорит, хотя эти люди могут находиться очень далеко. Я различаю, говорят плохо или хорошо. Слова, конечно, не различаю, но эмоции чувствую.
Увидев огонек легкой заинтересованности в глазах бабы Ани, я затараторила:
– А еще я чувствую растения. Я гляжу на него, и понимаю – плохо ему или хорошо, мне кажется, что я различаю его эмоции…
Прабабушка тяжело вздохнула:
–Люда, не хотела я тебя учить. Думала, уйдет это со мной, и Бог с ним. Ничего хорошего это не приносит, ни богатства, ни любви, не счастья. А бывает, что зависть да злоба людская так тебя накроет, что никакой ложкой это не разгрести.
– Но, как же так, бабуля? Ведь, ты и баба Таня людям помогаете, никому плохо не делаете…
– Про бабушку твою отдельный разговор. Когда она еще при Хрущеве начала от меня сборы редкие в город таскать, да за копеечку малую людям продавать, что лучше аспирина и анальгина больным помогало, ей сначала спасибо говорили, да руки целовали, а потом доносы в БХСС писали, что шарлатанка, незаконно людей сеном пичкает, и деньги лопатой гребет. Полгода в милицию, как на работу ходила, дело в суд отправили, хотели три года дать лагерей.
– Да ты что!
– Вот и то. Повезло, что у судьи ревматизм был, еще с фронта мучился, а у прокурора зубы болели, не один врач помочь не мог. Помогла Таня обоим, вот дело и прекратили. Так что потом двадцать пять лет, пока Советская власть была, помогала только хорошим знакомым и деньги не у кого не брала. Так, конфет коробку, шоколадку, еще что-то….
– Мне бабушка не рассказывала….
– Маленькая ты еще была, теперь выросла – вот я и рассказала. Мама твоя дар имела, слабый, но имела. А потом встретила твоего отца, и огонек в ней погас…
– А что отец?
– А то отец. Я не знаю, кто он, но черноту вокруг него я вижу, недобрую черноту. Вся семейка их такая. Я как первый раз их увидела, больше не встречалась с ними. Мать твою пыталась образумить, да куда там, смотрит на меня оловянными глазами и, как будто, не слышит. Да и сестра твоя вся в отца, всё от их породы взяла.
– Да ты что!
– А ты внучка присмотрись к ним внимательно, ты должна окрас их различить. Поэтому и не хотела я тебя учить, в такой семье к добру это не приведет. Я с отцом твоим тягаться не стала, только хуже будет. А ты говоришь, что его перемогла. Может быть, и есть смысл тебе передать то, что я знаю, все равно он будет тебя через колено ломать, как твою мать сломал, если уж дар у тебя проявился. А так, может быть, справишься, продержишься три – четыре года, а там и уедешь из его дома.
Я обхватила бабу Аню за шею:
– Спасибо бабуля, я буду очень стараться.
Не могу сказать, что в учебе у прабабушки я была отличницей. Особенно тяжело было первые две недели. Я тупо сидела посреди огорода, пытаясь достучаться хоть до какой жалкой ромашки. Я слышала эмоции растений, их состояние, иногда мне казалось, что я различаю их желания и потребности, но передать им ответный посыл от меня я не могла. Прабабушка ругалась, в сердцах обзывая тупицей и неумехой, дважды требовала, чтоб я собирала свои манатки и уматывала в город. Но утром, в качестве извинения, я получала сочные рыбьи котлетки, бабушка делала вид, что никуда меня не выгоняла, и я со вздохом шла на огород. И вот, на третью неделю, случился прорыв. Я, разомлев от полуденной жары, потеряла сосредоточенность, зрение мое поплыло, голова моталась туда-сюда, с трудом удерживаемая вертикально, я засыпала сидя. Вдруг, откуда-то сбоку, я почувствовала бормотание: «Убери это, убери». Я вздрогнула, наваждение исчезло. Я с замиранием сердца попробовала опять расфокусировать взгляд и расслабиться, и о чудо, вновь услышала панический призыв сбоку. Я осторожно поползла в ту сторону, уперлась в растущий у забора куст смородины. Внимательно рассмотрев его, я обнаружила на крайних ветках скрюченные листья, несколько муравьев сновала по кусту вверх-вниз. Оторвав поврежденные листья, в которых пряталась принесенная муравьями из-за забора тля, я намазала ветви смородины раствором мыла, засыпала муравьиную тропу золой и вновь уселась перед кустом, расслабившись, я почувствовала исходящую от куста волну благодарности и теплоты. Я попыталась передать растению, какое оно красивое, как оно мне нравится, но чтобы стать еще красивей, ему надо немножко изменить форму своих веток. Я долго сидела на краю огорода. Вечером баба Аня спросила у меня как дела, услышав мой тяжелый вздох, лишь грустно махнула рукой.
Утром после завтрака я позвала прабабушку к вчерашнему кусту.
– Что ты хотела мне показать?– сурово спросила баба Аня.
– Бабуля, я и все растения на этом огороде так любим тебя, что решили тебе это наглядно показать, смотри внимательно – я ткнула пальцем в сплетение ветвей. Прабабушка недоуменно уставилась на куст. Вдруг она всхлипнула, прижав ладонь к губам, на глазах выступили слезы. Я тоже не могла сдержаться, крепко обняв старушку сзади. Среди зеленых листьев четко просматривалось чуть кривоватое, но безошибочно узнаваемое, образуемое несколькими ветками силуэт сердца.
Дальнейшая учеба пошла гораздо легче. Я научилась вызывать или притормаживать рост растений, ментально добиваться изменения их формы, убивать сорняки, не касаясь их руками или огородным инструментом, разбирать семена, отличаю здоровые от мертвых или больных, а больные семена лечить, давая им шанс превратится в росток.
Вечером, под светом электрической лампочки я погружалась в записи старой амбарной книги в коленкоровой обложке (типография КООПторга, одна тысяча девятьсот сорок шестой год). Слова наговоров и рецепты лекарственных сборов запоминались удивительно легко, а посещение курсов скорописи в межшкольном учебном комбинате позволяли быстро переносить их уже в мою тетрадку.
–Баба Аня, баба – я с криком ворвалась в дом.
Прабабушка выскочила из спальни: – Что случилось?
Я покраснела, застыдившись своей заполошности, напугавшей прабабушку.
– Баба Аня, извини, я просто очень нужный обряд нашла, помоги мне с ним.
Бабуля уставилась в записи.
– У тебя, что зрение плохое? Почему молчала?
Я опустила голову.
– Зрение сильно упало в пятом классе, без очков мне в школе очень сложно, даже с первой парты я плохо вижу. В школе дразнят. Я сама стесняюсь, поэтому ношу очки только на уроках. Все врачи говорили, что зрение восстановить не возможно, только операция, а ее лучше делать в зрелом возрасте, а еще лучше не делать. А тут я вижу у тебя обряд «Око сокола».
– Люда, тут одна сложность. Зелье я сварю, ничего сложного нет. Но дальше все зависит от тебя. Я тебе не смогу помочь, Ты должна сама приложить усилие, чтобы форма твоих глазных яблок приняли первоначальное значение. Понимаешь?
– Нет.
– Зелье поможет расслабить глаз, как бы размягчить его, а придать глазному яблоку снова округлую форму должна ты сама, внутренней силой.
– Все равно, не поняла…
– Это немного похоже на состояние, в которое ты входишь для контакта с растениями. Уходишь в себя, в астрал, расфокусируешь зрение, не знаю, как объяснить, но ты сможешь слегка воздействовать на свой организм, если сможешь приложить силу к своим глазам, то все получится.
