Ткачи Сарамира - Вудинг Крис (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
– Полностью с вами согласен, – кивнул Мос. – Ненавижу этих скрытных слизняков. Но поостерегитесь выступать против них открыто. Вы ходите по краю. Один неверный шаг – и пропасть.
– Да, – задумчиво протянула Анаис. – Вы правы.
Глава 15
Дом семьи Амаха был самым большим в императорском квартале и во всем Аксеками. Даже дворец правящего семейства Эринима казался намного меньше. Особняк располагался на специально насыпанном земляном валу, окруженный со всех четырех сторон стенами. Внутри поместье напоминало райский сад: пышные тропические деревья, привезенные с отдаленных континентов, рукотворные ручьи и водопады, изумительные поляны и лужайки. В отличие от привычного минимализма садов Сарамира, это место балансировало на грани роскоши и безвкусицы. Но, как и в других садах и парках аристократов, здесь так же прослеживалась склонность к аккуратности и чистоте: дорожки не засоряли опавшие листья, засохшие ветки не портили красоту крон деревьев. Незнакомые плоды висели среди россыпей странных цветов. По саду бродили диковинные животные, поражающие красотой и необычной внешностью. Тому, кто попадал сюда, казалось, что он очутился совсем в другой стране, в каком-то волшебном царстве, о котором читал в сказке.
Мисани ту Колай сидела на деревянной скамье, под огромным деревом чапапа с тонкой книжкой сонетов, написанных поэтом-воином Ксалием. В центре бассейна, имевшего форму капли и выложенного красными камнями, бил фонтан и лениво плавали экзотические рыбки. В полуденном воздухе жужжали насекомые.
Мисани считала показную роскошь особняка рода Амаха вульгарной и самонадеянной попыткой продемонстрировать превосходство над другими богатыми и знатными семьями, но при этом не могла отказать себе в удовольствии прогуляться по великолепному саду, посидеть под деревом, привезенным с другого континента. Парку насчитывалось уже более трехсот лет, и это дерево, доставленное из джунглей Охамбы совсем маленьким ростком, было таким же древним. Однако и в этом захватывающем дух великолепии Мисани не могла обрести внутреннего покоя, а безмятежность сада не приносила умиротворения. Она уже в десятый раз перечитывала одну и ту же строку, не продвинувшись дальше первой страницы. Последнее время девушка жила с чувством глубокой потери и такой печали в душе, что ей все время хотелось плакать. Но еще хуже было осознание того, что она сама виновата в собственных страданиях.
Она снова и снова прокручивала в памяти их разговор, слышала свой собственный голос, наблюдала реакцию подруги.
«Просто то, что я вчера узнала, вызывает во мне отвращение».
Этими словами она разрушила узы дружбы, связывавшие их все двадцать лет. Умом Мисани понимала, что поступила правильно, но совесть не давала покоя. Оттолкнув Кайку, она защищала семью, спасала отца от бесчестия, исполняла свою обязанность: оберегать семейный очаг от всего, что может его разрушить.
Но, поступив так, Мисани отвернулась от лучшей подруги, и теперь ей хотелось кричать от боли.
Но она не кричала. Мисани никогда не выставляла чувства напоказ. Ее переживания, внутренняя борьба сердца и разума оставались скрытыми от окружающих за спокойными темными глазами.
Отец по возвращении сам решил поговорить с дочерью. Новости о смерти семьи Кайку медленно просочились в общество и, наконец, достигли Аксеками. Аван был достаточно осторожен и решил скрыть, что Кайку находилась в его доме до тех пор, пока не представится возможность поговорить с гостьей. Но к тому времени, как вельможа возвратился, девушка исчезла, не оставив никаких следов своего пребывания.
Мисани притворилась, что потрясена известием о гибели семьи Кайку. Аван не поверил ей, но добиваться правды не стал. Отец слишком хорошо знал дочь, знал, насколько она предана интересам семьи. При желании он мог бы узнать от нее все, но молчание Мисани означало, что ему лучше этого не знать. Это, а также таинственный пожар в доме в день заседания совета и необычные, загадочные обстоятельства гибели семейства Макаима усилили его подозрения, но Аван доверял Мисани и потому не стал разоблачать ложь.
Дочь защищала честь семьи, рискуя своей собственной. Отец позволил ей это, но между ними осталась недосказанность, и сейчас Мисани жалела о том, что опустилась до вранья и нарушила обязанности дочери. Наверное, ей следовало начистоту поговорить с отцом.
Девушка попыталась отвлечься от мыслей о подруге, занявшись делами семьи и дворцовыми интригами. Аван потакал дочери, доверяя ей конфиденциальные сведения. При дворе императрицы давно кипели страсти, и известие о том, что наследница престола – порченая, лишь подогрели их. Создавались новые союзы, объединяющие противников правящего семейства. Смутьяны вышли на улицы.
Особой популярностью пользовался Унгер ту Торрик, вызывавший настоящую бурю пламенными речами против наследницы. Мисани посетила одно из его выступлений на площади Ораторов, и оно и произвело на нее сильное впечатление. Гневные протесты в городе нарастали. Яростные выступления бедняков уже не раз подавлялись императорской стражей. Чтобы удержать трон, императрица старалась заручиться поддержкой благородных семей, но не делала никаких шагов для сближения с простым народом. Именно низы были настроены против «нечистой» наследницы. Было ли то высокомерие или простое упущение, не важно – оно могло стоить правящей династии престола.
Но теперь, после случая с подругой, Мисани смотрела на происходящее совсем другими глазами. Постоянные крики, что порченые – уродцы, паразиты, порождение зла… Все, что раньше имело смысл, казалось пустословием фанатиков. Какое отношение это имеет к Кайку? Ее подруга не более порождение зла, чем сама Мисани. И если все сказанное не относится к Кайку, то почему другие должны быть исключением. И где вообще доказательства того, что те, кого называют порчеными, обязательно носители зла?
И все же время шло, а Мисани никак не могла избавиться от страха и отвращения. Кайку вызывала у нее неприязнь, хотя ни капли не изменилась внешне, не считая цвета глаз. Причиной неприязни было лишь знание. Знание того, что Кайку – другая. Но чем больше Мисани думала об этом, тем меньше верила в собственную правоту. Кайку была права. Мисани не отвернулась бы от подруги, если бы та страдала от заразной болезни. Но ведь одно дело – больной и совсем другое порченый.
Вера в то, что они несут в себе зло, вдалбливалась с детства и укоренилась настоль глубоко, что не требовала никаких подтверждений и доказательств. Куда бы ни уводили размышления, везде барьером вставала одна и та же фраза: потомучтоонапорченая. Эта фантомная логика прижилась так прочно, что уже не требовала доказательств и воспринималась сама по себе, как непреложная, раз и навсегда утвержденная истина. Если бы Мисани спросили, почему на небе светит солнце, она бы рассказала притчу о том, как Оха вынул один глаз у собственного сына, потому что два сияли слишком ярко, а затем посадил его присматривать за миром. Она могла поведать и о том, как Нуки гоняется вокруг земли за тремя лунными сестрами. Так ночь сменяет день. Сходным образом объяснялось, почему поют птицы, почему дует ветер, почему волнуется море. Но если спросить, почему нужно избегать порченых, почему они отвратительны, омерзительны и ужасны, единственным ответом будет – потому, что они такие.
Но теперь это объяснение вдруг перестало ее удовлетворять.
Примкнув к оппозиции императрице, семья Колай извлекла из этого по крайней мере одну выгоду: снискала расположение рода Амаха. Амаха и Керестин были двумя могущественными кланами, которые собирались бороться за трон и имели на то достаточно прочные основания. Если конечно, не брать в расчет род императора, но те решили встать на сторону владычицы Сарамира, несмотря на очевидное отвращение Дуруна к собственной дочери. Менее благородные семьи, проголосовавшие против императрицы, метались между двумя основными претендентами на трон в ожидании развязки. Но семейства Колай и Керестин всегда испытывали неприязнь друг к другу, поэтому союз между Сонмагой ту Амаха и Аваном ту Колай казался при сложившихся обстоятельствах вполне естественным.
