Обитель духа - Погодина Ольга Владимировна (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Однако Вторая Южная война – еще большая глупость, и глупость эта тоже уже готова принести плоды, которые можно с умом употребить. Ведь все, что в результате приведет к ослаблению партии Восьми Тигров, усилит его собственное влияние. А в этом ключе присутствие госпожи И-Лэнь может оказаться полезным. Волосок к волоску…
Но старый жирный лис Цао, наперсник императора хитер и осмотрителен. И у него длинные руки. Поговаривают, что на содержание своих шпионов Цао тратит из императорской казны больше, чем весь налог на торговлю. В каждом городе, на каждой вонючей, крытой соломой заставе, – у него везде осведомители. Возможно, это он стоит за спиной Ожанга, проявившего сколь непристойную, столь и удивительную прыть, примчавшись забрать овдовевшую И-Лэнь с детьми. Или ему, Первому Министру, уже везде мерещатся эти толстые, будто обрубленные пальцы «распорядителя внутренних покоев»?
Хотя зачем Цао эта женщина, если не затем, чтобы выспросить и заставить замолчать? Господин евнух всегда относился к ним с подчеркнутым презрением и неприязнью. А позволять своим желаниям и страхам управлять собой – высшая глупость. Он, к примеру, такого себе не позволяет. Иногда какая-нибудь глупенькая певичка может решить судьбу целого государства. Не зря же говорится: «Хочешь разбить врага – собирай войско, хочешь ослабить – пришли ему красавицу».
Женщину с детьми нужно как можно более незаметно устроить и расспросить. И беречь. Да, беречь. Она может послужить орудием, его красивая и умная племянница. Какая жалость, что император не интересуется женщинами! Хотя ради того, чтобы свалить Цао, – и тем самым сберечь тысячи жизней солдат, погибающих сейчас в джунглях и болотах бьетов, – он, Той, готов предложить императору кого угодно, включая своих родственников… не близких. Но за этим Цао следит как коршун. Возможно, старый скопец и внушил императору такие пристрастия… Так или иначе, но поставкой фаворитов в постель государя занимается только Цао, и в этом его дополнительный рычаг давления на государя: в Шафрановый Покой попадают только преданные Цао люди.
Противостоять этому умному, хитрому, не гнушающемуся никакими средствами вонючему старику было очень трудно. Сначала господин Той не относился к скопцу серьезно – сказалось некоторое презрение к евнухам, которые по традиции занимали в знатных домах положение наперсников и образованной прислуги, – например, секретарей, домоправителей, распорядителей внутренних покоев и книгописцев. Это было самой серьезной его ошибкой. Она стоила господину Тою разгрома его партии, ссылки Фэня (а теперь и его смерти) и прочих очень неприятных вещей, вроде лишения права пользования государственной печатью. Теперь ею распоряжается медоречивый старик с вечно опущенными долу глазами и неслышной, крадущейся походкой. Войти с ним в какое бы то ни было соглашение было невозможно – господина Тоя физически тошнило от одного его вида, от запаха старой мочи, несмотря ни на какие благовония просачивавшегося сквозь одежды (говорили, что это побочное следствие производимых над евнухами операций), от его манеры говорить, похожей на причитание старой женщины… Иногда его ненависть была так сильна, что казалась плотной, ощутимой. Господин Той еле сохранял равновесие в присутствии Цао. Впрочем, при дворе было очень мало людей, способных выносить его. Кроме государя. Великие боги, чем он приворожил Шафранового Господина, который верит ему, будто самому Синьмэ, и Девятке Великих, вместе взятым?
Размышления Первого Министра прервал осторожный стук в дверь. Вошел пожилой слуга – с некоторых пор Первый Министр не держал евнухов. Осторожными движениями старик подошел к господину и протянул ему запечатанную записку. Еще не сломав печать, господин Той знал, о чем она. Письмо было запечатано управляющим его летней резиденции в Кудо – горной деревушки в окрестностях столицы. Письма от него он ждал уже несколько дней. Оно означало, что вдова господина Фэня с детьми доставлена.
Господин Той почувствовал, как по венам растекается тепло, словно у воина перед сражением. Это ощущение всегда появлялось у него, когда назревали важные события. Можно было даже назвать это чутьем. Чиновник хищно улыбнулся портрету императора, украшающему парадную стену, и махнул рукой:
– Готовь повозку. Без шума. Немедленно.
По дороге – а ему приготовили обычную повозку с плетеным верхним коробом безо всяких знаков различия – господин Той все более уверялся в том, что поступил верно. По крайней мере до какой-то степени И-Лэнь – его союзница. Ее ненависть может оказаться полезной. Быть может, она и не проложит путь в Шафрановый покой, но при дворе полно людей, чьи голоса господину Тою было бы неплохо заполучить, тем более что позиции его партии в последнее время значительно ослаблены.
Осень в окрестностях столицы была, по всеобщему мнению, лучшим временем года. Хэйлун, Город Девяти Чертогов, стоял на излучине широкой мутной реки Хэ, несущей в зависимости от сезона свои грязно-коричневые, глинисто-рыжие или ржаво-красные воды к морю. Хэйлун стоял на высоком берегу, а напротив, в ежегодно заливаемой пойме, находились десятки проток, заросших высоким камышом, – прибежище уток, водяных змей, москитов и разбойников.
Сейчас камыш пожелтел, и его шорох в тихую ночь доносился до покоев господина Тоя, расположенных в Яшмовом Чертоге, – квартале, где селилась высшая знать. Яшмовый Чертог вплотную примыкал к обнесенному со всех сторон сплошной стеной из красного кирпича Шафрановому Чертогу – резиденции императора. Когда повозка, запряженная волами, выехала за ворота и покатила по дороге вдоль поймы, господин Той сквозь смотровые отверстия мог видеть, как справа от него, на том берегу, колышется шуршащее блекло-желтое море, ложась неровными волнами под порывами прохладного осеннего ветра. «Воистину утонченное зрелище, – подумал господин Той. – Жаль, что в этой суете я не могу насладиться им так, как оно того заслуживает. Следовало бы прийти на берег в ясную осеннюю ночь и играть на флейте».
Вскоре дорога повернула налево и вверх, движение замедлилось: свернув с основной, мощенной камнем имперской дороги и попав на проселочную, господин Той сразу ощутил все ее прелести и раздраженно подумал, что уже который год пытается убедить императора в необходимости вымостить и эту.
Поля здесь располагались террасами, и господин Той видел квадраты распаханной под зиму ржаво-красной плодороднейшей земли, пучки сухих злаков, связанных в аккуратные снопы, и обмолоченной соломы, свалянной в плотные колоба. На полях еще работали – Первый Министр видел ряды остроконечных соломенных шляп и сентиментально подумал, что на спинах этих безропотных крестьян держится вся мощь Срединной империи. Наконец, поля кончились, холмы сменились предгорьями, и дорога пошла мимо рощ лимонных деревьев с их изумительными терпкими плодами, показывающими из вечнозеленых листьев ярко-желтые бока. Господин Той с удовлетворением вздохнул: это были его лимонные рощи. Сейчас дорога повернет еще выше, и появится его усадьба, «скромный сельский домик», как он говорил, прибедняясь по давно въевшейся дворцовой привычке. «Сельский домик» имел четыре этажа, внутренний двор, сад, искусственное озеро, четыре грота, девять павильонов и несколько сот рэ земли под плодовый и овощной сад, включая оранжерею для привозимых с юга растений и диковинных птиц.
На границе сада и дома к повозке кинулся было бдительный стражник, но отпрянул, узнав возницу, и вытянулся, провожая глазами господина. «Отлично вымуштрован», – не без одобрения отметил Первый Министр. Приятно возвращаться домой и видеть, что без тебя все находится в надлежащем порядке.
На пороге дома его уже ожидали обе его жены – старшая Ю-тэ и младшая Э-ляо. Первая жена принесла ему, тогда еще молодому главе провинции, влиятельные столичные связи своего отца и место главы правящей партии – после его смерти. Вторую жену он взял, уже обладая титулом и не имея необходимости жениться по расчету. Э-ляо была почти на тридцать лет моложе его, происходила из старинной, но бедной семьи столичных антикваров, и сама, словно бесценная старинная ваза, сияла редкой изысканной красотой. Господин Первый Министр любил обеих.
