Лабиринт верности (СИ) - Чуринов Владимир (книги полностью .txt) 📗
Трактир на перекрестке дорог между графством Никкори-Сато и маркизатом Шаронье, в целом был похож на «Голову великана на зеленом лужку». Но имел одно существенное отличие, даже два — владельцем «Головы великана» был честный шваркарасский трактирщик в пятом поколении, уроженец Кампани. Этим же заведением под именем «Золотой шмель» владел ригельвандец без роду и племени, Винчензо Рацци Братиолли. Вторым же отличием была некоторая демократичность «Шмеля», помимо трех традиционных залов, тут так же наличествовали сдававшиеся за существенную плату отдельные переговорные кабинеты, в которых можно было побеседовать, так сказать конфиденциально, не опасаясь быть подслушанным. У людей определенного рода профессии, или определенного рода душевного состояния, проще говоря, шпионов и влюбленных, чьи отношения по тем или иным причинам запретны, такие кабинеты пользовались спросом.
— Винчензо, ты старый лис, за то люблю, и к слову ценю, — по столу покатился пущенный рукой в белой шелковой перчатке, некрупный бриллиант.
— Истинно так, сеньор Штурмхарт, но лис не только старый, но и опытный, — отвечал человек с излишне длинным носом на узком скуластом лице и хитрыми глазами, блиставшими из-под густых бровей.
— Виктор, сейчас я Виктор де Лотерини, — на стол шлепнулся звякнувший золотом мешочек.
— А как ни назовитесь, сеньор, только не ходите вокруг да около. — На тонких губах играла вкрадчивая улыбка. Хозяин трактира был хитер и осторожен, он поднаторел в словесных баталиях и всегда вел диалог очень тонко. Сейчас он играл с огнем, но играл расчетливо. Он знал, что сухой, замкнутый, будто пронизанный холодным южным ветром, человек напротив — очень опасен. Но знал старый стяжатель так же, что человек этот щедр и его щедрость зависит от Винчензо. Потому, стараясь его излишне не злить, ригельвандец все же умело гнался за добычей.
— Хорошо, рассказывай, коротко, но, не упуская деталей. — Жесткие четко очерченные узкие губы были хмуры.
— Был один случай, из ряда вон прямо — я знаю всех ваших, из тех, кто может у меня показаться.
— Не будь самоуверен. — Собеседник трактирщика тоже был опытен, в отличие от своего конфидента, он знал так же, что играть на чувствах можно не только словами. Намеренно поддерживал он жадность ригельвандца [43], расставаясь с условленной наградой по частям, отвечая на правила игры навязанные самим Винчензо. Этот человек был постоянно собран и напряжен, делая расслабленный вид лишь тогда, когда этого требовало дело. Он не позволял себе лишних слов, лишних жестов и лишних мыслей. Равно как не позволял осведомителям, типа Братиолли, почувствовать свою слабость. Он был в чужой стране, с чужим именем и без единого на самом деле надежного союзника. И только умение показать свою силу, свою несокрушимость и значительность, позволяли ему вести здесь свои дела. Самых разных людей, начиная от ригельвандца-трактирщика и заканчивая графами королевства, он сумел убедить, что зависит от них, но уничтожит, если его положением решат злоупотребить. Человек, пронизанный южным ветром, уверенно, не первый год, ходил по тонкому льду.
— Знаю, знаю сеньор, но мы не об этом, — ригельвандец отмахнулся худой жилистой рукой с синими венами, — Было так: сначала прибыл человек в черных, простых одеждах, ну знаете плащ, сюртук, широкополая шляпа, заказал кабинет, и пытался, вы не поверите, изображать алмарский акцент! Именно изображать!
— Хамство, не иначе, — на широком лице, с чертами, будто вырубленными в камне, на миг сверкнула ухмылка.
— Так вот, заказал кабинет, пива, сосисок, пародист прямо, алмарец анекдотический одна штука. И стал ждать, судя по всему, знаете же — я лишь слушаю, подглядывать опасно, взгляд можно многими амулетами почуять, а звук — другое дело… И истинно, скоро притопал второй — по форме коронный лейтенант драгунский, стали беседовать они, о том, о сем, знамо дело, плели перед тем как к серьезному перейти. Потом тот, что с алмарским акцентом, спросил, знает ли драгун Алана де Мелонье, тот ответил, что недолго с сим субъектом знаком, но уже искренне не терпит выскочку, а «алмарец», — Он выделил слово насмешливым голосом, — коротко так, «Так проткните его и дело с концом, на дуэли». Лейтенант же начал отпираться, говорить, что Мелонье сам не выйдет, а норманита он не сдюжит, а тот, что в черном, ему и говорит: «А вы найдите его слабости, да по больному бейте, пока он сам вас не вызовет, тогда по кодексу на чемпиона права не имеет, проткните его в сердце, а я от щедрот императора вам десять тысяч желтых кругляшков отвалю». На что драгун спросил, а уполномочен ли черный императором, а тот похвалил за смекалку и сказал, что и верно, агент он полномочный. Лейтенант и говорит «Сделаю за пять, и дружбу алмарского агента, в наши времена не повредит», на том они порешили, и разошлись — драгун через дверь, а черный прям в окошко сиганул. Агент он, хе-хе.
— Благодарю, Винчензо, — голос был мрачен и звучал бранной сталью, на стол шлепнулась пара изумрудов. — Теперь мне есть над чем подумать.
Он не был доволен, ибо всегда терпеть не мог мелкие дела, порой способные в прах испоганить важные начинания. Но при том был заинтригован — только некто очень смелый, и скорее всего очень глупый, способен открыто называть себя алмарским агентом в Шваркарасе — стране, над которой довлеет Тайная Канцелярия, властной рукой уничтожающая любую опасность для короны.
Человек с лицом суровым и мрачным в силу черт своих, одетый в алый жюстокор с широкими, расшитыми шваркарасскими пиками, отворотными манжетами, где покоилась пара писем, полученных от ригельвандца, покинул трактир твердым уверенным шагом, придерживая пехотный палаш в черных лакированных ножнах.
Мой Кайзер! Я пишу вам в надежде быть услышанным. В конце концов, должны же тридцать лет верной службы быть вознаграждены вниманием Императора [44].
Решение написать сие послание далось мне нелегко. В конце концов, имеет ли право граф-генерал ван Тормутт высказывать мысли, столь схожие с наставлениями, Императору Альму III Хоценголлеру. Однако чрезвычайные обстоятельства, и систематические нарушения, обнаруженные мною в Империи на протяжении многих лет службы вынуждают меня раскрыть перед моим сюзереном картину нарушений и ущемлений, кои ежечасно, ежеминутно терпит население верноподданных государства от алчного купечества и подстрекающего его разложенного клира.
Как известно опорой Трона Дралока [45] всегда были верные вассалы великих кайзеров империи — рыцарство и аристократия. В то же время Тиара Архиепископа уже давно и прочно покоится на горах злата худородного, жадного и многочисленного купечества.
В те времена, когда проблемы империи решались огнем и сталью, а крепость брони рыцаря и острота его меча определяли успех государства на мировой арене, можно было мириться с тем фактом, что прямо у нас под боком раскинулась гниющая клоака порочного союза богословов и торгашей, подтачивающих стабильность и сами устои имперского правления. Притом, подтачивающие изнутри.
Сейчас же мы стоим на перепутье, когда понятия чести и верности трону и знамени Империи диктуют нам очевидный путь — путь чести и славы. Который лежит в расширении заморских владений Империи, а так же твердого курса на упрочении позиций и умножении уважения к трону кайзера среди держав Юга. Где в первую очередь нужно сбить золотую спесь с Ригельвандо и преподать урок смирения беззаконному Шваркарасу.
Так же очевидным фактом является необходимость колониальных завоеваний в свете все учащающихся столкновений с новым опасным врагом — если мы не остановим Амиланию сейчас, то очень скоро держава безумных баб сбросит нас в море с берегов Мейна [46]. Потеря же колоний очевидным образом влечет гибель Империи, падение в бездну зависимости от более успешных конкурентов.
Единственный разумный путь защиты, открывающийся перед нами, это путь атаки. Император обладает огромной, боеспособной армией, к тому же за троном стоит масса стальной аристократии державы, готовой единым порывом смести с берегов экваториальных островов любого противника, утвердив знамя Дралока на землях, что нам принадлежат по праву силы и праву древности.
Меж тем, мечи ржавеют в ножнах. А великолепные боевые корабли Империи гниют в портах, в то время как беззаконные каперы церкви свободно бороздят просторы морей, принося все больше опасного золота в мошну архиепископа.
Меж тем — наша надежда и оплот, все прогрессивные слои имперского населения — свободные фермеры, горожане, ремесленники, задыхаются в тенетах храмовой пропаганды. С амвонов, открыто, при свете дня, священники, чей гражданский и человеческий долг поддерживать императора, вещают пастве, идущей в церковь за божественным откровением. Вещают пастве о том, что трон заполонили еретики и предатели, что император не слышит зова народа, и якобы в этом виноваты аристократы. Да мой Кайзер. Тех, кто проливает за тебя кровь и в первых рядах встает на защиту Империи. Тех, кто под своей мудрой рукой хранит и развивает города и провинции, поддерживая закон и порядок. Тех, кто единственный заботится о наполнении казны государства. Облевывают с амвона перед жителями государства, день и ночь пытаясь вдолбить в мудрых и свободолюбивых жителей империи ненависть к благородным людям, непочтение к императорской власти и презрение к законам.
Да, Государь! Презрение к законам! Даже среди самой лояльной частицы населения империи, я вижу неправый ропот. Ленные крестьяне, крепостные! Считая, что их обидели или унизили, идут не к господину своему, дабы тот представил их интерес в суде. Они идут к святошам, ожидая что среди притч «Книги Многих Ликов», для них найдется нечто большее, чем есть в мудрых имперских законах. Веками сковывающих державу в единый организм.
Мы не дремлем, Кайзер. По мере сил — мудрым правлением, реформами, привилегиями и послаблениями, даже выделением под нужды городов и фермерских общин своих наследных земель. Честным исполнением своих обязанностей сюзеренов, и добрым отношением мы удерживаем чернь от глупостей. Действуя кнутом и пряником, мы из последних сил поднимаем на натруженных плечах свод Империи. Но, если ты не обратишь свой благородный взор на верных, о мой Кайзер, если останешься равнодушен, мы не сдержим напора многочисленных клириков! Не сможем противостоять зову золота купцов, столь привлекательному для уха бедного простолюдья. Мы падем. Но я верю. Что Ты не допустишь этого мой Государь.
Империи нужна война. Долгая. Продолжительная. Тяжелая и победоносная война. Но Старый свет исчерпал свои возможности. Если мы ввяжемся в войну здесь — это будет гибельно. Нам нужна война в Свете Новом. Потоки трофеев и золото завоеваний, насытив страну, облегчат участь простого народа. Громкие победы поднимут престиж Армии. А новые земельные приобретения позволят вывезти ропщущих крепостных за пределы имперской метрополии, не потеряв над ними контроль. Опять же существенно улучшится положение безземельных рыцарей, которых во множестве породили армия и бюрократическая машина Державы. Война станет беспримерным благом. Каким всегда становилась для Империи.
Но как воевать? Когда Архиепископ издает буллу за буллой, осуждающие имперское расширение до тех пор, пока не будут обращены и освоены земли Экваториального Мейна Империи. Архиепископская гвардия не только стоит на границах колониальных владений, но еще и всеми правдами и неправдами старается не допустить туда доблестную армию моего Императора. А колониальные епископы открыто ущемляют государственную администрацию, перетягивая на себя «одеяло» управления завоеванными землями. Если так будет продолжаться и дальше, то Мейн начнут называть не Имперский, а Архиепископский.
И все это произошло из-за медлительности и излишней осторожности в принятии решений по колониальной политике. Пока эрцгерцоги и графы боролись за право вести армии на захват новых земель. Пока министерства ссорились о том, какой бюджет утвердить на колониальные нужды. Пока господа рыцари начищали панцири и слезно прощались с дамами сердца…
В колонии отправились каперы, благословленные церковью, дабы не допускать к берегам, предназначенным для Империи, прочие державы юга. В туземных племенах открыли фактории купцы, начавшие подвоз товаров с Экватора еще тогда, когда министры не оформили законы о колониальной торговле и монополиях. И везде, где только можно было говорить посредством языка, тела и горячего железа, начали действовать проворные миссионеры Архиепископа, начали строиться церкви и храмы.
И потому так тяжело нам сейчас на Мейне, ибо большая часть подданных императора здесь — это туземцы и церковные колонисты, которые верят святошам, а Губернаторов Императора с куцыми гарнизонами почитает за что-то навроде дивных зверушек.
Нельзя продолжать в том же духе. Нельзя позволять храмовникам исполнять работу имперской армии и бюрократии. Нельзя оставлять без внимания падение авторитета и могущества власти. Мы не можем воевать против Архиепископа. Значит, мы должны найти в колониях новые земли и отвоевать их для Трона Дралока, а не для Тиары.
