Чёрный шар (СИ) - Шатилов Дмитрий (прочитать книгу TXT) 📗
М. В. Соломин, а также
за тов. Лодзинского — Дерибасов
И как это называется, а? Им что, наверху — совсем деньги девать некуда? Тут не знаешь, как расплатиться, а они за какую-то вшивую ручку — триста пятьдесят тысяч! Нет, тут явно какая-то махинация, опять кто-то руки нагрел, а я разгребай! Нет, не подумайте мне не жалко, да и не все деньги в Организации на ерунду тратятся. Вот то же СВАГРО — очень полезная вещь. Я ведь как на него наткнулся? Да так же, как сейчас, бумаги проверял, и папка лиловая выпала. Я открыл — и обомлел. Только за первый квартал – тринадцать миллиардов! Я – за сердце, корвалольчику выпил, и прошу разъяснений.
Через час пришли за мной, глаза завязали и повели. Час шли, не меньше, наконец, снимают повязку. Вижу: маленькое помещение, чай на столе, и человек сидит, весь в черном. Что же вы, говорит, Александр Геннадьевич, удивляетесь? СВАГРО – штука важная, на нее никаких денег не жалко. Отсюда и расходы. Вы бы лучше, вместо того, чтобы интересоваться, делом занялись – скоро отчетность сдавать, а у нас дефицит в три миллиона. Вам все ясно?
Я покивал, конечно, а сам думаю: только бы до кабинета добраться, там-то уж за мной не заржавеет, вмиг общественность подниму. А он посмотрел на меня и говорит: вы, видно, человеческого языка не понимаете, придется с вами по-другому толковать. Желтенькую ему, быстро!
Разложили меня на столе, штаны сняли, чувствую — колют что-то. А он мне объясняет: это, Александр Геннадьевич, такой препарат, что вы про СВАГРО теперь ничего, кроме хорошего, сказать не сможете. Даже, если очень захотите. Ну, попробуйте, скажите, что СВАГРО – это трата денег. Давайте, не стесняйтесь. Ну?
Говорит он так, а я лежу и что-то бормочу. Язык не слушается, во рту каша. Еле промямлил: «Обожаю СВАГРО» – и сам удивился, что такое сказал. А он ухмыльнулся во весь рот: вот видите, я же говорил. Ну, все, можете быть свободны.
Вот так все и было, со СВАГРО-то. А ведь это штука была полезная, не то, что некоторые! Но мы, бухгалтеры, люди дотошные, и если видим, что куча денег на какую-то ручку тратится, то сидеть спокойно не можем. В общем, вызвал я инспекцию, расследовать этот случай. Вызвал, значит, инспектора и сижу, жду...
В три часа явился, не запылился. Протянул мне руку, представился:
-- Мехликов Олег Леонидович.
– Самойлов Александр Геннадьевич.
– Очень приятно. Слушай, давай на ты? – сказал он и пустился с места в карьер. – Тут, Саш, дело и вправду довольно неприятное, без расследования не обойтись.
– Ну, так расследуйте, – сказал я. – За чем стало-то?
– За тобой, Саша, – сказал Олег Леонидович. – Ты это упущение обнаружил, тебе и обвинение выдвигать. Пошли, познакомишься с человеком, которому за Ручку триста пятьдесят тысяч платят!
– А это обязательно? – спросил я.
– Конечно! Да, кстати, пока не забыл, – он достал из кармана пиджака сложенную вдвое бумагу. – Распишись здесь, пожалуйста. Стандартная форма о неразглашении. Мы ведь в самый НИЗ поедем, сам знаешь...
Я расписался, и мы вышли из кабинета. В холле было пусто, только вдалеке, в конце коридора слышались взволнованные голоса.
– Сабуров чудит, – объяснил Олег Леонидович. – У них третью неделю Яйцо как на дрожжах растет... А, вот и лифт! Вопрос на засыпку, Саша – сколько у нас в Организации этажей?
– По ведомостям – двенадцать, – ответил я, когда мы зашли в кабину со стеклянными стенами. – Плюс еще четырнадцать подземных – там Отделы Вневедомственного Вмешательства, ангар и Хранилище.
– Так-то оно так, – согласился инспектор. – А почему тут кнопок больше? – и показал на панель управления лифтом, где кнопок была чуть ли не сотня.
– Стандартная комплектация, – сказал я. – Лифт спроектирован для небоскребов, так что лишние кнопки не используются.
– Молодец, – похвалил Олег Леонидович. – Но это инструкция, а вот тебе правда. Едем вниз!
Он нажал на кнопку, и лифт двинулся. Минус первый, минус второй, минус тринадцатый...
– Сейчас тряхнет, – предупредил инспектор, и действительно, тряхнуло нас порядочно. Зато из темноты последнего подземного этажа мы неожиданно вырвались на свет. Прямо под нами расстилался огромный цех, в котором собирали непонятное серебристого цвета устройство.
– Зверь-машина!– прокомментировал это инспектор. – А сейчас держись покрепче, потому что впереди Баба будет!
– Что это за Баба такая? – спросил я.
Кажется, инспектору мой вопрос не понравился.
– А это, Саша, такая Баба, – сказал он, – что это не твоего ума дело. Одно могу сказать – как ее до нужных размеров вырастим, так и заживем!
Мы снова окунулись в темноту лифтовой шахты и ехали так почти полчаса. Наконец, внизу забрезжил свет, и через какие –то пять минут мы оказались в длинной стеклянной трубе, которая сверху донизу пронизывала такое же огромное, как и предыдущий цех, помещение. Чем-то оно напоминало ванную комнату – тот же блестящий белый кафель, но самое главное – тут была огромная женщина, ростом метров в сто пятьдесят. Она расчесывала волосы гребнем и тихонечко напевала. Рядом с ее головой парила летающая платформа, с которой человек в желтой каске отдавал приказы, выкрикивая их в рупор.
– Опять, наверное, с косметикой переборщила, – сказал Олег Леонидович. – Семенов просто так лютовать не станет, я его знаю... Сколько на твоих часах времени?
– Без пяти три, – сказал я. – А что?
– В три я должен позвонить. А, ладно, позвоню сейчас!
Инспектор достал телефон и набрал номер. Сперва никто не отвечал, и он нервничал, но затем на другом конце все же подняли трубку.
– Контроль за Провидением?– спросил Олег Леонидович. – Попросите, пожалуйста, Бориса Карловича. Боря, здравствуй, как там Мессия наш, прогрессирует? Что? Восемь процентов?! Ну, Боря, расцеловал бы тебя, да некогда! Как станет Высшим Существом – переводи с гречки на пророщенный овес, и Каллистратову сообщить не забудь! Что? А, ну это само собой! Все, пока, загляну на днях!
Он убрал телефон в карман и посмотрел на табло лифта.
– Сто сороковой... Ну, держись, Саша, сейчас нас с тобой бомбардировать будут.
На табло отобразилась цифра «142», и лифт замер. Прямо перед нами была внутренность обыкновенного НИИ: туда-сюда сновали сотрудники в халатах, и мы даже моргнуть не успели, как двое из них оказались прямо у двери нашего лифта. Инспектор хотел было нажать на кнопку, но у этих двоих на лицах было такое жалостливое выражение, что он вздохнул и убрал руку.
Рубинчик и Пахалюк – вот что у них было написано на бейджиках.
– А у нас к вам жалоба, Олег Леонидович! – сказали они в один голос.
– Что еще? – устало спросил инспектор.
Ученые переглянулись, и начал Пахалюк.
– Маратова приструнить бы надо, – сказал он. – Он своего сынка, Толика, пристроил в Отдел Континентальной логистики, а там от него все стонут уже!
– Сущее бедствие, Олег Леонидович! – поддержал коллегу Рубинчик. – В хронографии – ни бельмеса, а к Магниту главному допуск имеет!
– Разберемся, – буркнул Олег Леонидович.
– Да уж будьте так любезны! – снова Пахалюк. – А то мы с ним скоро пол-Европы не досчитаемся. Пангею-то кто развалил? Он, родимый, а повесили на Лазарчука. Это уже кумовщина, знаете ли!
– А Млодзяк... – дернулся было Рубинчик.
– Поехали-ка дальше, – повернулся ко мне Олег Леонидович. – Это как потоп – начнется, и конца не будет.
Инспектор нажал на кнопку, и лифт снова двинулся вниз. Удаляясь от сто сорок второго этажа, мы слышали, как Рубинчик и Пахалюк продолжают жаловаться – на пшенную кашу в столовой, на лаборантку Машу, на скверное качество шариковых ручек, которыми их снабжает завскладом Морец, и много еще на что – кажется, даже на безобидный фикус в коридоре.
– Ты не поверишь, Саша, как с ними тяжело, – вздохнул Олег Леонидович, когда жалобы, наконец, стихли. – У нас целый этаж для таких выделен – которые ничего не делают, только доносы пишут. И все равно ведь просачиваются как-то, стопорят дело!
