Рождение волшебницы - Маслюков Валентин Сергеевич (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
После целования Родословца волшебник подписал еще и особую поручную запись, в которой принимал на себя ответственность за сознательное нарушение законов высшего блага. С особой лихостью расчеркнувшись белым лебединым пером, он вернул его почтительно склоненному приказному. Беглый, но резкий, обнаженный взгляд свидетельствовал, что волшебник помнит о Золотинке.
Пока ученик при всеобщем молчании, захватившем и зал, и шумливые сени за дверями, готовил принадлежности волшебства, Миха Лунь расцепил перепутанные пальцы, встряхнул их в попытке сбросить напряжение и, оказавшись почему-то подле Золотинки, невзначай коснулся плеча.
Неожиданно болезненное прикосновение вздернуло ее, как ожог, но требовательный взгляд Михи заставил прикусить язык.
– Представленные уважаемому собранию угли с душевным благоговением собраны мною на могиле святого Лухно, – объявил Миха, когда ученик вслед за двумя хрустальными стаканами поразительной прозрачности достал мешочек, из которого посыпалась на стол зола. Взоры присутствующих сосредоточились на углях и на стаканах. И тогда Миха, не глядя на Золотинку, пошарил опущенной рукой и сжал трепетную ладошку девушки. Асакон, повернутый острием вниз, вонзился, как жало. Золотинка лязгнула зубами, глаза безумно расширились… И не издала ни звука.
– Предварительные испытания начинаются, – ровным внушительным голосом объявил волшебник.
В следующее мгновение Золотинка обнаружила, что Миха Лунь находится у стола, в вольной позе опираясь на плечо ученика. А она сама цепко держится за скамейку, чтобы не упасть, потому что скамья выскальзывает и кренится. Голова была полна мути, во рту горько и язык доской.
Купава кинула что-то в наполненный водой стакан. Это же уголек, вдруг сообразила Золотинка. Дрожащей рукой кинул уголек в свой стакан Кур. Еще она видела, что Купава и Кур сидели, а городской голова Репех встал – его бледно-розовый с широким меховым воротником плащ маячил позади испытуемых. Репех сказал:
– …И все-таки, как нам вас понимать? Прошу, досточтимый Миха, растолковать общественности значение действа.
Золотинка ощущала дурноту и слабость, невесомость внутри себя. Это сделал с ней Миха, когда уколол Асаконом, – словно… словно опустошил, догадалась она, не понимая, однако, как нужно к этому относиться.
… Уголек Купавы утонул и погрузился на дно, а уголек Кура плавал. Народ на скамьях по обеим сторонам стола повскакивал. А у Золотинки не было сил радоваться, хотя все происходило, как надо. За исключением тошнотворной мути в голове.
– Ничего сверх того, что показывает волшебство. Ничего утверждать не могу. Прошу всех сесть. Спокойствие и внимание, – царил над публикой волшебник.
Купава стояла бледная и безмолвная. Кур на сидении стула, подавшись вперед, приоткрыв тонкие губы, в страстном напряжении внимал.
– Единственно, что хотел бы заметить: каждый избрал уголь без понуждения – по доброй воле. Тот самый уголь, посредством которого святой Лухно однажды явил чудо. Не будем все же торопиться с выводами. Ради торжества высшего блага прошу всех не торопиться. Спокойствие! Уважение к истине. Милосердие к павшим!
По сумрачным, окаменевшим лицам людей Золотинка видела, что выводы все же делаются. Купава бросила на волшебника испуганный взгляд… нет, она не выглядела победительницей.
– Теперь я просил бы уважаемое и беспристрастное лицо… я попрошу городского голову Репеха выбрать два других уголька и вложить их в ладошки… – волшебник окинул взглядом младенца, проверяя себя. – В ладошки мальчика.
Блуждающий ропот начал стихать. Пока Репех с подобающей неспешностью прошел к столу, чтобы выполнить указание волшебника, сам Миха снова отступил к Золотинкиной скамье. Стоя несколько боком, он свойски коснулся плеча. Но она напрасно затрепетала. Легкое, неприметное для присутствующих, похожее на благодарность пожатие – и Миха оставил девушку, чтобы вернуться к столу.
…Где пыхтел Репех, пытаясь как-то столковаться с младенцем. Тот разбрасывал угольки, пронзительно хныкал, посыпая себя пеплом. Наконец, изрядно вспотевший голова отстранился – младенец сжимал кулачки.
– Тишина! – громовым голосом рявкнул Миха.
Бог ты мой! Что это была за тишина – оцепенение. Только в сенях кто-то бранился, протискиваясь еще к двери, и получил по шее – стихло все.
Миха Лунь поднял над головой Асакон.
Младенец размахивал почерневшими кулачками и… вдруг он залепетал и, отчетливо шевеля губками, проговорил:
– Мой отец не епископ.
Тишина не всколыхнулась и после этого.
Молчали и Купава, и Кур, равно ошарашенные.
Вякнул и снова затих бузотер в сенях.
– Еще! – безжалостно прикрикнул Миха Лунь. Лицо его побагровело, жилы вздулись.
– Мой отец не епископ, – послушно повторил младенец.
– Свидетельство святого Лухно. Благодарю всех, – заключил Миха Лунь, в изнеможении отирая лоб.
…И прежде, чем взломал тишину назревающий гвалт, рядом с Золотинкой, по левую руку, раздался негромкий рассудительный голос:
– Это и в самом деле свидетельство, вот как? Я тут не все понимаю, Миха. Кто свидетельствует?
Простодушная речь и самое появление немолодой женщины в полосатом плаще и темной, надвинутой на глаза накидке произвели столь сильное впечатление, что никто не нашелся с мыслями, чтобы удовлетворить любопытство пришелицы. Миха Лунь с приторной сладостью пролепетал:
– Товарищ Аню-юта… – на губах его застыла насильственная улыбка. – Что ж, проходите… желаете присутствовать? – улыбнулся он уже более естественно.
Золотинка пристально оглядывала пришелицу. Лицо Анюты, несмотря на грубоватую основательность общего его склада, было примечательно тонким сочетанием угасшего чувства и ясной спокойной мысли. Впечатление это создавали печальные глаза и ровно сложенный рот, означавший спокойствие. Незатейливый наряд пришелицы, мешковатое платье и короткий плащ поверх него, слагали три цвета: черный, белый и серый.
По залу нарастал встревоженный, недоумевающий, а частью и злорадный гул. И, видно, настала пора вмешаться городскому голове Репеху:
– Позвольте, кто вы такая? Откуда вы явились? Как вы сюда попали? И что означают ваши слова?
– Я волшебница Анюта. И пришла сюда по приглашению друзей Купавы.
– У! – взвыл курницкий конец, и долгое время пришелица не имела возможности говорить. Да и не пыталась. Репех принужден был позаботиться о тишине, хотя бы относительной. Он стал к столу между бледной Купавой и потрясенным Куром, уперся расставленными руками о столешницу. И только зыркнул в сторону Купавы, как женщина споро подхватила на руки закатившегося в плаче младенца. Кудай пятился, отступая сколько позволяла плотно сбившаяся толпа.
– Ну, и что вы хотите? – грубо спросил Репех, наклоняясь через стол к пришелице.
– Я пришла оказать помощь тому, кто нуждается в истине, – начала Анюта, и снова вой курников заставил ее примолкнуть.
Напрасно Золотинка ловила взгляд Михи – ничего, никаких объяснений. Прихватив кончик безымянного пальца, он с хрустом его обминал, словно хотел придать ему змеиную подвижность.
– Вы знаете волшебника Миху Луня? – переждав всплеск страстей, продолжал Репех. Он был насторожен и въедлив, как нащупавший уязвимое место сделки купец.
– Да.
– А он вас?
– Разумеется.
– Полагаю, имеете вид на волшебство?
– Нет.
– Нет? Не имеете. – Репех удовлетворенно отстранился и снова наклонился вперед, отчего золотая цепь на груди колыхнулась. – Почему так? Почему бы вам не потратить двадцать два червонца на приобретение вида? Вероятно, это была бы не слишком большая трата для вас и вполне оправданная.
– Это не относится к делу, – вздохнула почему-то Анюта. – Достаточно будет, если я скажу, что не обращалась в управление Казенной палаты за получением вида.
– Отсюда следует, непреложно следует, что вы нарушаете закон.
– Товарищ Анюта э… широко известная волшебница, – заметил Миха Лунь. – Мм… высокоуважаемая волшебница.
