Алмазный венец севера - "Larka" (электронные книги бесплатно .txt) 📗
— В принципе, да — доспехи или одежда служат как бы проводником удара. И что дальше?
Маг тихо засмеялся. А затем поведал усталым голосом, что вот и задумался он, а нельзя ли нечто подобное сделать с помощью магии? Сам паладин от неё защищён — но вот от доспехов-то нет?
— Короче, я нашёл способ развернуть святые молитвы наоборот и раскалить сталь. И паладин просто изжарился, как гусь в перегретой духовке…
Но бледный Трин грустным голосом заметил сквозь зубы, что в благодарность за такое знание солдаты всего мира будут охотиться за придумавшим так невежливо обходиться с ними магиком. Бить не просто в противника, но хитрым образом оборачивать против хозяина его же доспех?
— Ведь можно так и оружие разогреть, что сам бросишь? — он слабо поморщился, когда Ларка счёл, что большего ему не достичь — а до целителя гнома дотащить удастся — и принялся перевязывать того оторванной от висящей у стены святой хоругви полосой.
Майорша с тихим топотом спустилась с верха башни.
— Вокруг тихо, но скоро рассвет. Пора уходить, парни?
Да, пожалуй… пока гном кое-как собирался с силами, остальные быстро натаскали груду измятого железа, бессовестно мародёрствуя над трупами поверженных врагов. Ларка самолично притащил кое-как содранный со страшного обгорелого подобия человека ещё горячий паладинский шлем и теперь брезгливо морщился, принюхавшись к ладоням.
— Хватит, — распорядился он. — Ещё Трина тащить на плече, много не унесём.
Гном трепал свою бороду немилосердной пятернёй. Одна только мысль о том, что по его вине придётся оставить столько доброго железа, терзала его столь явственно, что Мария утешающе похлопала его по плечу.
— Не казни себя, почтенный гном — ты нам дороже даже добычи.
Тот нехотя кивнул, а затем со вздохом полез рукой под оставшиеся от одежды лохмотья. Покопошился там, и вскоре вытащил крохотную бронзовую шкатулочку. Его подрагивающие пальцы кое-как раскрыли ту, и заинтересованно склонившиеся члены отряда заметили, как гном добыл изнутри крохотный тонкий стебелёк и с явным отвращением забросил в рот.
— Разгуляй-трава, — нехотя пояснил усердно жующий Трин. — На самый крайний случай. На час-два даст силы и стойкости — но туманит разум, потому в бою нельзя. А так… потом седмицу буду лежать пластом.
Черты его грубо, словно топором вырубленного лица странно разгладились. Глаза озарились мягким блеском, а потом подземный воитель неожиданно легко поднялся на ноги. Даже попрыгал легонько, и кивнул.
— Вроде как туманом обернуло, боль ушла. А ну, нагружайте, да не скупитесь!..
Гном почти всю дорогу пёр увязанную в узел груду железа едва не тяжелее самого себя. Пошатывался словно пьяный, даже порывался запеть какую-то похабную песенку и вообще вёл себя так, словно готов так топать на край света. Однако на памятной подземной развилке, где уже едва что-то видевший сквозь заливший глаза пот Ларка скомандовал привал, не стал садится наземь. Лишь опёрся спиной о блистающую капельками воды каменную стену и загадочно смотрел куда-то бездонными глазами из-под лохматых бровей.
До пещеры, откуда начался столь диковинный подземный путь, отряд добрался без приключений. Груз железа давил, казалось, всё сильнее с каждым шагом — но Ларка упрямо шагал вперёд и даже тащил за собой уже почти ничего не сображавшую Марию. Выдохлась… вот уж, никакой стойкости в этих мадамах, хоть и изображают из себя…
— Встряхнулись! Остался последний рывок! — один только гном молодецки попытался подпрыгнуть, но остальные лишь угрюмо дёрнули лицами.
Хорошо хоть, дальнейший путь пролегал большей частью вниз по обледенелым склонам. И в такие моменты Трин просто съезжал на своём узле по склону, хрипло рыча что-то непотребное. Франек что-то колдовал себе, отчего глаза его на миг вспыхивали расплавленной медью, и чуть приободрившись устремлялся следом. А Ларка не столько вёл, сколь уже тащил на плече едва передвигавшую ноги воительницу. Как там полушальной от своей травки гном выискивал путь, неведомо было никому — метель под утро ничуть не унялась.
Но уж если гном поставил себе целью добраться до кабака, где его дожидалась в меру прожаренная кабанья ножка и вдоволь пенного пива — уж будьте покойны, и путь сыщет, и помехи устранит…
И когда сквозь уже сереющую в предутреннем мареве снежную круговерть Ларка различил двое почти занесённых снегом саней, только тогда он и поверил, что они таки дошли. И дело сделали, и потерь не понесли, да и железа вдоволь припёрли.
Гном упал в сани кулём, едва скинул с плеч поклажу, и добудиться его уже не оказалось никакой возможности. Продрогшие до дрожи возницы-сержанты лишь залили в каждого прибывшего по паре глотков перегнанного вина, да закутали в тёплую доху. Мария, правда, всё порывалась вскочить да тащить что-то куда-то, но Ларка на остатке сил просто завернул майоршу в овчину, словно похищенную невесту в ковёр, а для пущего спокойствия ещё и положил сверху руку.
— К целителю, — проронил он эти слова едва не раньше, чем уронил на грудь пьяно качнувшуюся голову.
И дальше всё вокруг улетело в сладкое и бездумное ничто оказавшейся тёплою и мягкой метели…
Леди Майя, урождённая маркиза д'Акс, в это утро отчего-то проснулась чуть ли не с первыми петухами. Нахальный лучик весеннего солнца мягко и поначалу неощутимо пригрел щёку — так нежно, что поневоле проснувшаяся женщина против воли улыбнулась и с блаженным вздохом потянулась навстречу этой ласке. Любовника себе завести, что ли?
Весна уже вступила в свои права полновластно и полностью. Зазеленели леса и трудолюбиво возделанные пейзанами поля, клумбы по обе стороны ведущей к крыльцу дорожки прямо-таки радовали взор дружно, как по заказу распустившимися первыми цветами. И настолько сладко сжало грудь каким-то сладко будоражащим чувством, кое только и бывает в конце весны — когда наступает та блаженная пора, когда уже не холодно но ещё не жарко, что леди Майя с неким смущением призналась сама себе, что в постели таки больше не улежит.
Благоверный уже третий год как сгинул где-то в безбрежном океане вместе со своим фрегатом Богоявление, так отныне что никто сопением и толканием не омрачал женский сон с соседней подушки. Впрочем, леди Майя особо не роптала — а если прислушаться к тихой, поющей в сердце радости, то в глубине души даже и благодарила Творца, что избавил женщину от этого грубого скота с длиннющей родословной. Свой долг перед родом и фамильной честью она выполнила, двух сыновей и дочь выносила под сердцем… но в своё время замуж её отдали против желания.
А если честно сказать, с благословления святой церкви попросту продали грубому и неотёсанному, но богатому мужлану.
Неслышной тенью леди набросила на плечи тёплый халат и выскользнула из спальни. Дремлющую в соседней комнате служанку она будить не стала, зачем… хозяйка немаленького, больше похожего на дворец дома неслышно и привычно направилась в свой путь.
Дочурка спала привычно разметавшись во все стороны, сладко и безмятежно, равно как и молодая девка из деревенских, что посапывала рядом в кресле. Однако, как ни осторожно мать поправила на дочери пёстрое детское одеяльце, служанка тут же встрепенулась и мягко подалась к кроватке… слышит-таки, начеку! И маркиза передумала наказывать девку.
— Пусть спит, ещё не время… — леди острожно убрала с лица дочери прядку, от которой во сне легонько морщился и подрагивал носик. И кивнув успокоительно то ли смутившейся служанке, то ли самой себе, неслышно отправилась дальше.
Братья спали крепко и спокойно, как спят только дети — и люди с чистой совестью. И то сказать — маркиза чуточку горько усмехнулась — вчера молодые отпрыски почтенного рода успели и разучить новый фехтовальный приём, и вдоволь погонять своих коней, и даже до полусмерти напугать некой выходкой горбатую ключницу Авдею. Умаялись… Но дежуривший у двери спальни барчуков старый Федул не спал — чистил свою саблю, полировал её и что-то неслышное ворчал в поседевшие усы. И на появление её милости поднялся да поклонился с эдакой присущей старым солдатам помесью уважения и гордости.