Зеленоглазая гадюка едет в Хогвартс - Лу Психея (читать книги без TXT) 📗
Эри ушла от своего сокровища, когда откуда-то издалека послышались голоса, и она поняла – наступило время завтрака. Пропускать его нельзя, Рон забеспокоится… она бросила последний взгляд на родителей.
«Я вернусь, и ничто меня не остановит!»
– …Ты какая-то тихая сегодня, – Рон с аппетитом жевал тост. – Я понимаю, Хагрид вчера перепил. А Перси близнецы в сливочное пиво подлили Похмельного зелья – вот он и страдает. Но ты-то чего?
– Что за зелье? – спросила Эри равнодушно.
– Они делали Антипохмельное у Снейпа – такое пьют как раз утром после праздников. И им пришла в голову идея с Похмельным – ничего не пил, а все равно страдаешь.
– А-а. Я просто не выспалась. Рон, скажи, у тебя умирал кто-то близкий?
Уизли взглянул удивленно:
– Ну, у мамы было два брата, мои дяди, но они погибли давно, мне было меньше года. Я их не помню. А почему ты спросила?
– Да так…
«И нечего ему там делать. Никому не покажу!»
– Почему вы такие молодые? – спросила Эри с любопытством. Она уже поняла, что может прекрасно общаться с родителями, а не просто смотреть на них. Пусть они не могли ответить словами, но их жесты и поведение были прозрачны, как стекло. – Неужели ТАМ не стареют?
Взрослые недоуменно переглянулись, потом Джеймс Поттер дотронулся до своего лица – и оно изменилось. Эри вскочила, глядя на него с восхищением.
В тридцать один год ее отец был еще лучше, чем в двадцать. Он стал шире в плечах, лицо – более жесткое, ему очень шла легкая небритость. И очки стали другими – каплевидные, без оправы, они делали его лицо немного хищным.
– Какой ты красивый, папа! – Эри подпрыгнула на месте, как маленькая. Смутно удивилась в глубине души – что с ней, почему она так себя ведет? – а потом рефлексия отключилась, она не хотела больше думать – ни о чем, никогда. Только смотреть на них, только говорить с ними. – А ты, мам?
Лили выглядела раздосадованной. Наконец она тоже дотронулась до своих щек, и тут же, наколдовав зеркальце, стала вглядываться в него. Она изменилась меньше – чуть похудело лицо, чуть шире стала в талии, пара морщинок возле глаз. Но смотрела на себя с искренним ужасом. Джеймс переглянулся с дочерью, обнял жену за плечи, поцеловал в висок. Женщина продолжала смотреть в зеркальце с таким отвращением, будто это ящик с флоббер-червями.
– Ты и так красавица, мам! – уверила ее Эри. Джеймс кивнул, продолжая прижимать Лили к себе.
Девочка вдруг представила, как это могло бы быть. Ее красивая мама, ее чудесный отец, как они живут вместе, как родители – им так кажется – стареют, а на взгляд Эри – становятся все красивее. Как мама переживает из-за морщинок и ее, Гарриет, неприятностей в школе. А папа ее утешает…
Это было слишком больно, поэтому она быстро сказала, стараясь не думать об этом:
– А я вот такая страшила!
(Не то чтобы это ее сильно волновало раньше. Ну, если только немножко. У нее куча других достоинств. Она умная, сильная, в людях разбирается – вон как с Роном удачно вышло, и с остальными тоже. И вообще, красота нужна только таким щебечущим идиоткам, как Браун и Патил. Конечно, это полная ерунда. Но маме с папой можно сказать, что это ее… ну… чуть-чуть беспокоит).
Лили отвлеклась от изучения своей внешности, возмущенно округлила глаза. Джеймс недоуменно поднял брови.
– Нет, я знаю, глаза у меня красивые, и улыбка, все говорят, я из-за этого с первого сентября только и делаю, что улыбаюсь, как дурочка… Но все остальное...
Папа жестами показал: «Ты еще маленькая, скоро все изменится». Мама достала откуда-то из воздуха большую коробку в гриффиндорских цветах – красный бархат, золотые ручки. Торжественно положила перед собой, поманила Эри – девочка прижалась носом к стеклу. Театральным жестом Лили открыла коробку – Джеймс с преувеличенно испуганным видом отскочил, замахал руками. Эри засмеялась:
– Ой, мам, это даже больше, чем я у Браун в тумбочке видела! Хорошо, когда вырасту, буду иметь в виду. Но сейчас-то зачем?
Лили дематериализовала косметику, снова подошла к зеркалу. Опять Эри смотрела в зеленые, так похожие на ее собственные глаза, опять прижимала ладони к стеклу… Больно и сладко. Сладости больше.
«Завтра я снова приду, мамочка, папочка».
– Рон, я все-таки решила с тобой поделиться…
Они вдвоем топали под мантией-невидимкой. Эри была настолько переполнена счастьем, что решила показать Рону свою семью. Ей хотелось кричать об этом с Астрономической башни, но она понимала, что за одно хождение по ночам и баллы снимут, и отработки назначат… Только-только у Снейпа закончились. (Хотя наказан был один Невилл, остальные члены квартета ходили в подземелья как на вахту, раз в три дня). Компромиссом стало – поделиться с другом.
– …Ты их видишь? – спросила Поттер жадно. У Рона не было любимых ТАМ, за краем, поэтому она ожидала, что он будет видеть то же, что и она.
– Нет, я один, – удивленно сказал Рон. – Ух ты! Я тут старше, и я первый ученик! И у меня значок старосты. И квиддичный кубок в руках!
– Какой еще кубок? – нетерпеливо спросила Эри. – Это же мир мертвых, он должен был показать тебе либо моих родителей, либо кого-то из твоих близких, кто умер.
Рон ее не слушал:
– А теперь мама с папой! Они меня обнимают… они никогда на меня так не смотрели.
– Они ведь живы, – встревожилась Эри. Рон, очарованный, не обращал внимания на ее слова:
– О! А теперь мы с тобой играем в шахматы. И ты… – Он неожиданно оторвался от невидимого зрелища, посмотрел на Эри. Снова перевел взгляд в зазеркалье, потом на подругу. Потряс головой:
– Эри. Во-первых, эта штука показывает не мир мертвых. Я живой, и Дамблдор тоже – он мне тут руку пожимает, и мои мама с папой живы. И еще, эта штука… она врет.
– Почему?! – возмутилась девочка. – С чего ты взял?
– Я еще могу поверить, что стану первым учеником, хотя мне надо будет для этого учиться – как тебе и Грейнджер, вместе взятым. Квиддич тоже – я буду пробоваться в команду, и мы можем выиграть Кубок. Но я никогда не поверю, что когда я тебе ставлю мат, ты будешь пялиться на меня с таким восхищением!
– О чем ты? – Эри уже ничего не понимала.
– Эр. Я серьезно. Эта штука злая. Она врет. Она показывает неправду. Какими словами тебе еще сказать, чтоб ты поняла?
Девочка покосилась в зеркало – там уже проявились смутные, туманные фигуры родителей. Они ждали ее.
«Так, проводить этого идиота домой, под мантией-невидимкой, и обратно. Только надо, чтобы он поверил».
– Ты думаешь? Не буду спорить. Пойдем назад? Мне… мне надо подумать над этим.
– Подумай, – кивнул Рон. – Была бы тут Грейнджер, спросили бы ее, это точно какой-то злобный темномагический предмет…
«Что ты понимаешь, тупая ты скотина! Это мои родители!»
– Конечно, Рон. Залезай под мантию, и пойдем.
Эри продолжала ходить к зеркалу почти каждую ночь, хотя бы на пару часов. Она постоянно чувствовала себя усталой, хотя проводила в постели много времени. Ей снились счастливые, яркие сны о родителях, о другой жизни – жизни, в которой Волдеморт не убил их, в которой не было Дурслей и одиночества. Ей не хотелось есть, читать, навещать Хагрида, играть в шахматы или снежки… у нее осталось только два желания – сидеть перед зеркалом, разговаривая с мамой и папой, или снова и снова пытаться уснуть, чтобы увидеть сон о них. Рон глядел тревожно, спрашивал – не ходила ли она туда снова? Эри с легкостью отовралась, что ходила, но зеркало куда-то подевалось, потому и хандрит. Кажется, он поверил.
Вскоре приехал Невилл. Каникулы еще не кончились, но мальчик больше не мог жить с бабушкой. Эри заметила, как он изменился за эти десять дней – казалось, вернулся тот, сентябрьский Невилл – заикающийся, робкий, забитый, с самооценкой «ниже плинтуса». К тому же он снова поправился, щеки стали еще круглее.
Но даже эти замечания она сделала как бы вскользь, краем сознания, вся поглощенная одной мыслью.
