Русские инородные сказки - 6 - Фрай Макс (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗
— Ну Степан! Степан же!
Топот пробежал в обратном направлении и затих.
Человек на сцене начал распеваться.
Он начинал негромко, а затем вдруг голос расширился, разлился и затопил весь зал.
Этот голос был больше всего, что когда-либо встречали на своем веку Филькин, Лобанов и Кошаков. Ничего более грандиозного, всеобъемлющего на свете не существовало. Они захлебывались в этом звуке, шли ко дну. Когда на мгновение он иссяк, они с трудом перевели дыхание.
Человек на сцене поправил шубу и начал романс. «Чайковский», — узнал Кошаков. Его мама иногда довольно музыкально мурлыкала этот романс, когда мыла посуду. Но то, что у мамы выходило миленько, у лохматого гиганта звучало грозно, неотвратимо, точно извержение вулкана.
Музыка — повсюду, от нее не было спасения, нигде во вселенной, и вскоре сделалось ясно, что никакого спасения и не требуется: хотелось вечно тонуть и никогда не достигать дна. Блаженство умирания, обещанное ею, выглядело достижимым и близким.
Одна тема мощнее другой неостановимо сменяла другую. Холеный перс стонал в романсе Рубинштейна «О, если б навеки так было…» — так тягуче, так сладостно, что делалась очевидной рахат-лукумовая слюна, от которой склеивалась крашеная его борода… а почти сразу вслед за тем ленивый русский парень припоминал день, и девку с косой, и «как ложились на песочек» на берегу необъятной русской реки, — и снова жизнь становилась бесконечной, какой она и бывает в такой жаркий, не имеющий ни начала, ни конца день, на берегу медленно утекающей в никуда реки…
Изнемогая, друзья рабски тянулись вслед за каждой нотой. Музыка безжалостно волокла их через чужие воспоминания, музыка перехлестывала через край, наполняя неокрепшие молодые мехи их юных душ таким крепким, таким терпким и яростным вином, что грозила разорвать в клочья.
Наконец оборвав пение, гигантский человек в шубе хмыкнул и пророкотал удовлетворенно:
— Вполне приличный зал. Где Степан? Степан!
Степан где-то действительно сгинул и не отвечал. Человек на сцене опять запел.
— Ты его видишь? — прошептал, обращаясь к Андрюше Кошакову, Лобанов.
Он долго собирался с духом, чтобы заговорить. Он долго уговаривал себя, что никого не видит — просто перетрудился. Да и вообще — он человек впечатлительный. Мало спал, много фантазировал, да тут еще изнурительные занятия по сцендвижению и прочее. Сидишь в новолуние в Народном доме — мало ли что почудится.
— Ты его видишь?
— Кого? — уточнил у приятеля Кошаков.
— Шаляпина…
Кошаков сказал:
— Знаешь, я думал, мне это кажется.
Человек прекратил петь и широченными шагами пересек сцену. Теперь он нависал прямо над студентами.
— Это еще что такое? — загремел он.
Кошаков выпрямился и поклонился, подражая кому-то из героев исторического кинофильма.
— Андрей Кошаков, студент.
— Что вы тут делаете? — негодовал человек. Он то и дело оборачивался, размахивая шубой, точно темными крыльями падшего Демона, и тщетно взывал: — Степан!
— Поклонники вашего таланта, Федор Иванович! — отчеканил Кошаков и протянул ему сорванные с клумбы анютины глазки.
— Поклонники? Я вам что, балерина, что вы пробираетесь в кулисы по ночам? — грохотал Шаляпин. — Что это за метелка для стряхивания пыли? У горнишной украли?
— Ну что вы, Федор Иванович! Это — призрак бриллиантов. За неимением оных — преподносим цветы.
Шаляпин расхохотался.
— Ладно, оставайтесь пока… А после — съездимте в трактир, хорошо? Только вы за меня заплатите, а то у меня всего три рубля…
И стремительно вернулся к роялю.
Кошаков ошеломленно нюхал анютины глазки. Лобанов тер лоб и тщился отложить в сокровищнице своей души каждое из текущих неповторимых мгновений. Он хорошо отдавал себя отчет в том, что присутствует при потрясающем событии.
Что касается Филькина, то — как выяснилось ближе к утру, — он давно уже был без сознания.
Грезы любви
День воздушно-десантных войск всегда сопровождался наплывом в Александровский парк большого количества нетрезвых чужаков. Вообще-то обстановка здесь исключительно мирная, так что и драк почти не случается, но все равно чужаки нередко оказываются весьма неприятными людьми. Они занимают все скамейки, громко поют под караоке песни о Гибели, Смерти, Битве с Врагом, Одиночестве, Крови и Ответственности Командира. С ними приходят и девушки в голубых беретах, которыми наделяют их крепкие парни. Это очень сильные девушки. Краснолицые, с покрасневшими животами — обнаженными, согласно последней моде, — они служат своим крепким парням надежной опорой, хотя и сами порой нетвердо стоят на ногах.
Алексей Зеленцов решил отпраздновать этот День ВДВ в одиночестве. Он не присоединился ни к одной из компаний и почти не пил. У него имелись на то причины. Дело в том, что ровно год назад, тоже на День ВДВ, в Александровском парке погиб его товарищ, очень хороший человек, бывший десантник Сергей Половников.
Когда Сергей пропал, его исчезновение оставалось некоторое время незамеченным. Мало ли по какой причине взрослый человек мог покинуть общество и куда-либо отправиться. Ребята не стали его искать. Бывало уже. Бросали клич, метались по парку, а после обнаруживали пропавшего либо спящим на скамейке, либо в обществе строгой боевой подруги, которая при вторжении в ее «личную жизнь» впадала в бешенство. «Может быть у человека личная жизнь?» — кричала она, швыряясь в товарищей своего приятеля палками, пустыми банками и чем придется.
Нет уж. Если уединился Половников, стало быть, уединился. Теперь все были опытные и не такие пуганые, как раньше. Желающих изображать из себя Рэмбо не по делу больше нет.
На следующий день позвонила мать Половникова. У Зеленцова болела голова, он был в плохом настроении. Женщина в телефонной трубке говорила невнятно, и поначалу Зеленцов ничего не понимал и на всякий случай нагрубил, но когда она заплакала, вдруг испугался.
— А что Серега? — сказал он. От сильного чувства тревоги сладко зевнуть не получалось, челюсть свело. — Ну, он же большой. В самом деле!
— Не знаю… Он не с тобой?
И, не дождавшись ответа, женщина положила трубку.
Дела. Зеленцов обзвонил еще нескольких ребят, все оказались злые и никто не знал, где Половников. А еще через день его, утонувшего, нашли в заросшем ряской пруду в Александровском парке. Зеленцов и еще один ходили на опознание.
Дознаватель в некрасиво сидящей форменной куртке, с неприятной худенькой папочкой под мышкой, глядел на ребят иронически. Одна бровь у него подрагивала. Менты не любят десантников. Особенно во время и чуть позже Дня ВДВ. На то есть причины.
— В желудке обнаружен алкоголь, — сказал дознаватель.
— Думаете, несчастный случай? — прищурился Зеленцов.
— А вы думаете иначе? — в упор спросил дознаватель.
— Вам бы только дело закрыть, — обвинил его Зеленцов и поиграл мышцами на правой руке. — Если человек был пьян, значит, утонул.
— А что, нет?
— Нет, — сказал Зеленцов. — Серега Половников не мог утонуть. Его убили.
Дознаватель сделал человеческое лицо и проникновенно проговорил:
— Ваш друг был пьян. Он утонул.
— В этом пруду даже лягушка не утонет! — закричал Зеленцов.
— Меня предупреждали о том, что десантники — люди нервные, — сказал дознаватель невозмутимо. — Не кричите. Здесь морг. Лягушка вообще нигде не утонет. Мать потерпевшего согласилась не возбуждать дела.
— Уговорили? Она ничего не соображает. У нее сын погиб!
Дознаватель пожал плечами.
— Уже не первый случай. Год назад — кстати, тоже в День ВДВ — в том же пруду утонул еще один десантник. Молодой парень. Кстати, не так уж много выпил, по показанию свидетелей. От судьбы не уйдешь. И три года назад, кажется… Я тогда еще не работал. Информация к размышлению. Поставьте подпись — здесь и здесь.
Подписав протокол опознания, Зеленцов вышел из морга на ясное солнышко и долго, с осуждением щурился в небеса.
