Голоса - Ле Гуин Урсула Кребер (книги бесплатно .TXT) 📗
Я двинулась к воротам, и он последовал за мной.
— Как же мы можем быть друзьями? — насмешливо спросила я. — Я же раб, ты что, забыл?
— Нет, ты не раб. Рабы — это… Рабами бывают евнухи, женщины и еще… — У него явно не хватило слов, чтобы поточнее определить понятие «раб».
— Рабы — это люди, которые вынуждены делать все, что им прикажет хозяин. А если вздумают отказываться, их побьют или даже убьют. Ты говоришь, что вы — хозяева Ансула. Значит, мы — ваши рабы.
— Но ты же ничего не делаешь по моему приказу. Да я тебе и не приказываю, — возразил он. — Значит, никакой ты не раб.
Тут он был, пожалуй, прав.
Мы уже довольно далеко отошли от конюшни и брели вдоль высокой северной стены главного дома.
Фундамент под ним сложен из массивных каменных глыб, квадратных в сечении, и на целых десять футов возвышается над землей; а над ним — еще несколько этажей из красивого обработанного камня с высокими окнами, украшенными двойными арками, а на самом верху резные карнизы поддерживают глубокие скаты черепичной крыши. Симме несколько раз вскинул туда глаза — быстро, нерешительно, точно лошадь, когда смотрит на незнакомый предмет, который ее пугает.
Обойдя дом, мы вышли на просторный передний двор. Он чуть приподнят над тротуаром, а от улицы его отделяет ряд колонн, соединенных арками. Весь двор выложен полированными каменными плитами, серыми и черными, соединенными в сложный геометрический рисунок — лабиринт. Иста рассказывала мне, как в былые времена в первый день нового года, который совпадает с днем весеннего равноденствия, они танцевали здесь «танец лабиринта» и пели хвалу Иене, которая покровительствует всему, что растет. А сейчас плиты во дворе были грязными; ветер засыпал их пылью, уличным мусором и сухими листьями. Вообще-то, мыть эти плиты — адский труд. Я много раз пробовала, но мне никогда не удавалось отмыть их дочиста. Симме попытался пройти по лабиринту, но я тут же остановила его, сердито рявкнув:
— Сейчас же сойди! — Он так и отпрыгнул в сторону. А потом послушно вышел следом за мной на улицу и все поглядывал на меня изумленно. Взгляд у него был испуганный и совершенно невинный, почти как у тех котят.
— Демоны, — с гадкой усмешкой пояснила я, небрежно махнув рукой в сторону выложенного из черно-серых плит лабиринта. Но моего небрежного жеста он даже не заметил.
— Что это? — спросил он, во все глаза глядя на жалкие остатки Фонтана Оракула.
Если стоять лицом к парадному входу, то фонтан находится справа. Его бассейн, шириной футов десять, весь выложен зеленым серпентином — это камень Леро. Когда-то высокая струя воды била из установленной в центре бассейна бронзовой трубы. Эта труба теперь уродливо торчала из мраморных обломков, и лишь с трудом можно было догадаться, что когда-то здесь возвышалась изящная урна, украшенная резьбой в виде листьев водяного кресса и лилий. Дно бассейна покрывал толстый слой пыли и сухих листьев.
— Между прочим, это дьявольский источник. — сказала я. — Он, правда, уже несколько веков как пересох, но ваши солдаты все равно зачем-то разбили фонтан. Наверно, опять демонов опасались.
— И совсем не обязательно все время демонов поминать! — заметил он, насупившись.
— Почему же? Ты только посмотри, — продолжала я издеваться над ним, — видишь у основания урны такие маленькие резные штучки? Это слова. Это наша письменность. А письменность — это черная магия. И любое написанное слово есть проявление демона. Разве не так? Хочешь подойти поближе и прочесть их? Хочешь посмотреть на демонов поближе?
— Хватит, Мем, — рассердился он. — Прекрати! — И глаза его негодующе сверкнули. Он был явно уязвлен и обижен. Ну и что, я ведь именно этого, кажется, и добивалась?
— Ладно, больше не буду, — сказала я, помолчав. — Но видишь ли, Симме, друзьями мы с тобой все равно никак стать не можем. По крайней мере до тех пор, пока ты не сумеешь прочесть то, о чем говорит этот фонтан. Пока ты не сможешь коснуться священного камня у нашего порога и попросить у моего дома благословения.
Он посмотрел на продолговатый священный камень цвета слоновой кости, встроенный в ту единственную ступеньку, на которую нужно наступить, когда входишь во двор; на этом камне за долгие века образовалось углубление от прикосновений тысяч и тысяч рук. Я тоже нагнулась и с благодарностью коснулась его края.
Симме ничего на это не сказал. Просто повернулся и пошел прочь от меня по улице Галва. Я смотрела ему вслед. И не ощущала ни малейшего торжества. Наоборот, у меня было такое чувство, будто я потерпела поражение.
В тот вечер Оррек спустился к обеду вполне отдохнувшим и страшно голодным. Сперва мы немного поговорили о его выступлении, и мы втроем — Оррек, Грай и я — рассказали Лорду-Хранителю, как и что он говорил и как на это отвечала толпа.
Соста в тот день как раз ходила на рынок — по-моему, специально чтобы послушать Оррека, — и взгляд у нее теперь был еще более туманным, а лицо еще более глупым, чем обычно. Она пялила на него глаза через стол с таким жалким и потерянным видом, что он в итоге сжалился над ней и попытался приободрить ее какой-то шуткой, но это не помогло. Тогда Оррек принялся расспрашивать ее о том, где она будет жить, когда выйдет замуж, чтобы как-то вернуть ее к реальной действительности. И Состе, как ни странно, удалось даже довольно внятно объяснить, что жених ее решил перейти жить к ней в дом и тоже стать Галва. Оррек и Грай, которых всегда очень интересовали обычаи и традиции того или иного народа, тут же принялись расспрашивать ее: как у нас принято свататься и заключать браки, составляется ли брачный договор и в какой семье обычно остаются молодые? Но Соста только глаза таращила, совершенно онемев от обожания, так что отвечать пришлось в основном Лорду-Хранителю. Впрочем, когда Иста тоже наконец подсела к столу, ей представилась блестящая возможность всласть похвастаться будущим зятем, что она ужасно любила делать.
— По-моему, Состе и ее жениху очень трудно целых три месяца до свадьбы не видеть друг друга, — сказала Грай. — Три месяца — это так долго!
— Да нет, обрученным у нас разрешается сколько угодно встречаться, но только в присутствии других людей, — пояснил Лорд-Хранитель. — К сожалению, теперь у нас почти не устраивают ни танцев, ни празднеств, так что им, беднягам, остается только украдкой обмениваться взглядами.
Соста покраснела и глупо ухмыльнулась. Ее жених каждый вечер прогуливался мимо нашего дома с друзьями, и каждый вечер Иста, Соста и Боми «случайно» оказывались в боковом дворике, выходившем на улицу Галва; говорили, что вышли «воздухом подышать».
После обеда мы, как всегда, пошли в северный дворик, где нас уже ждал Дезак. Он первым шагнул Орреку навстречу, взял его руки в свои и призвал богов благословить поэта.
— Я знал, что именно ты станешь голосом нашего народа! — воскликнул он. — Итак, запал подожжен.
— Сперва посмотрим, что завтра скажет ганд насчет моего выступления, — возразил Оррек. — Меня во дворце вполне могут… подвергнуть суровой критике.
— А что, ганд за тобой уже посылал? — спросил Дезак. — Ты завтра идешь к нему? В котором часу?
— В полдень — так ведь, Мемер? Я кивнула.
— И ты действительно туда пойдешь? — спросил Лорд-Хранитель.
— Конечно, пойдет, — сказал Дезак.
— Вряд ли я могу отказаться, — пожал плечами Оррек. — Хотя я мог бы, наверное, попросить, чтобы мое выступление перенесли на другой день… — Он вопросительно посмотрел на Лорда-Хранителя, пытаясь понять, почему тот этим встревожен.
— Ты должен пойти! — принялся убеждать его Дезак. — Время назначено просто идеальное. — Тон у него был резкий, военный.
Я видела, что Орреку этот тон совсем не по душе; он терпеть не мог, когда ему приказывали. Он все смотрел на Лорда-Хранителя, и тот сказал:
— Пожалуй, действительно нет смысла откладывать. Однако поход во дворец, вполне возможно, сопряжен с определенной опасностью.
— Как ты думаешь, мне лучше пойти одному?
