Агентство «Аргентина» - Сербжинская Ирина (читаем книги .TXT) 📗
Ньлясага поднял глаза.
— Ее прокляли женщины?
— Да, матери убитых ею детей. Они растерзали ее, но ведьма восстала и обрела силу. Слышал о подобном?
— Слышал, — задумчиво проговорил Ньялсага. — Проклятья считаются одной из наиболее опасных форм магии. Исторически сложилось так, что цель проклятья — месть, а действовать оно может или немедленно, или по прошествии многих лет. У Гинзоги, видимо, как раз такой случай — отсрочка.
Кемен, добавляя в чай сливки, скептически хмыкнул.
— Чем опасно проклятие мертвой ведьме? Ничем!
— Не скажи… смотря кто и как проклял. Проклятия обладают огромной силой и очень опасны, особенно, когда их насылают маги, жрецы, ведьмы, колдуны… или люди, которые не могут отомстить как-то иначе.
— Неужто? — насмешливо протянул Кемен.
Ньялсага откинулся на спинку стула.
— Можешь не верить, дело твое. Но знаешь, чьи проклятья считаются самыми опасными и сильными? Кто способен проклясть не только конкретного человека, но и весь его род?
Кемен потянулся за ложечкой.
— И кто? — кисло спросил он. — Колдун? Или какой-нибудь супермаг с волшебным посохом?
Ньялсага усмехнулся.
— Женщины.
Кемен поднял брови.
— Это шутка?
— Какая шутка? Это научный факт, если, конечно, словом «наука» можно назвать магию, — Ньялсага покосился на девушку-прорицательницу за стойкой. — Проклятье из уст женщины — страшная вещь! Рано или поздно Гинзога почувствует это на своей шкуре… если до той поры не ухитрится избавиться от проклятья матерей.
Кемен открыл еще одну папку.
— Поехали дальше. Свора Гинзоги — та еще компания! Все, как один — хитрые и опасные твари, хоть и выглядят клоунами.
Он выложил на стол несколько старых помятых пергаментных листов, для сохранности затянутых в полиэтиленовую пленку и пододвинул Ньялсаге.
— Фюзорис, дядюшка Фю, не к ночи будь помянут. Он действительно потомственный некромант. Держал постоялый двор для нечисти, и работал этот постоялый двор только по ночам. Догадываешься, где он был расположен?
— Возле кладбища?
— Там. Все, кто на кладбище обитал — вурдалаки, упыри, и прочая мразь — все они у дядюшки Фю трудились. Кто в трактире, кто еще где. Постояльцы там были особенные: ведьмы, вампиры, ламии, черные маги… иной раз, и люди забредали, по незнанию.
По лицу Кемена скользнула тень.
— Живыми они с постоялого двора не уходили. Но однажды дядюшка Фю и его подручные убили странствующего монаха, и перед смертью он их проклял.
— Это серьезно, — кивнул Ньялсага. — Считается, что проклятье, произнесенное в момент смерти или перед смертью, обладают наибольшей мощью.
— Почему?
— Умирающий вкладывает в слова все свою жизненную энергию.
— Ясно. Непременно прокляну кого-нибудь, как умирать стану. Если успею, конечно, — пробормотал Кемен и вынул из папки лист бумаги.
— Следующий — Трефалониус. Вампир, раньше был человеком. У Трефалониуса своя история, — Кемен отхлебнул остывший чай и поморщился. — Он был стряпчим в небольшом городке и ухитрился здорово разбогатеть. Ходили слухи, что он занимался подлогами, мошенничеством, присваивал имущество сирот… ему приписывали также убийство собственной жены и детей. В общем, времени даром наш стряпчий не терял. Кто-то из тех, кого он разорил и обобрал при жизни, его и проклял. Похоже, что сначала Трефалониус не придавал этому особого значения, но под старость забеспокоился. Он подкупил местных священников и устроил так, чтоб его похоронили в освященной земле возле церкви.
— Боялся, что после смерти придется ответить за все то, что он натворил при жизни, — пояснил Ньялсага, внимательно слушая рассказ.
— Наверное, вот только лечь в могилу он так и успел!
— Стал вампиром?
— Да. И, обратившись, сделал блестящую карьеру: попал в Свору к Гинзоге, пробился наверх, вошел в доверие к ведьме, и теперь помогает ей вербовать новобранцев. Гинзога говорила вчера, что Трефалониус отлично знает человеческую породу, умеет разговорить человека, расположить к себе, внушить доверие… наверное, использует вампирские чары.
Ньялсага задумался.
— Скорее всего, так и есть. С Трефалониусом надо держать ухо востро Чем безобидней выглядит вампир, тем он опасней.
— Да все они там…
— Да, хорошего мало, — согласился Ньялсага.
— Сейчас будет еще меньше, — обнадежил Кемен. Он порылся в папке и достал очередной документ. — Однорукий призрачный всадник по имени Харгал.
— А он кто?
— Предатель. По его вине войско, где он воевал, разгромили почти наголову. Харгал был одним из приближенных к полководцу рыцарей и накануне сражения открыл противнику план будущей битвы. За измену ему щедро заплатили, но радоваться золоту довелось недолго: вскоре Харгала поймали, обвинили в измене, да и вздернули на дереве посреди поля — того самого, где когда-то погибла армия, которую он предал! Но перед этим туда привезли колдуна, который провел ритуал проклятия.
— Ну, тут профессионал работал, — уважительно протянул Ньялсага. — Значит, сделал все, как полагается.
Он взял предложенный Кеменом документ и прочитал вполголоса:
— «И тело предателя сожгли, но…».
Кемен потянулся было к чашке с холодным чаем, но вовремя спохватился.
— Да, сначала ему оттяпали руку. Сделали «Руку славы», слыхал о таком?
Ньялсага невесело усмехнулся.
— Даже видел…
— Гинзога помогла Харгалу воскреснуть, правда, в виде призрака. За возможность вернуться в мир живых, он заплатил душой, зато снова обрел способность убивать. Последующие несколько лет провел с большой пользой для себя: разыскивал тех, кто его казнил и расправлялся с ними. Это их головы он возит, привязанными к седлу.
— Месть, — кивнул Ньялсага, внимательно изучая записи Хэрвелла.
— Теперь он что-то вроде телохранителя ведьмы. Кстати, призрак он только пока сидит в седле, — уточнил Кемен. — Но стоит ему ступить на землю, как Харгал превращается в человека.
Он подумал немного.
— Вот такая пестрая компания к нам пожаловала, чтоб они все сдохли… хотя, они вроде и так уже…
Ньялсага потер подбородок и рассеянно посмотрел в окно. Дэберхем, сидя на ящике с цветами, терпеливо ждал.
— А вот про рыжего Мунго ничего нет, — с сожалением проговорил Кемен, перебирал листы, густо испещренные строчками. — Скорее всего, оборотень появился в Своре совсем недавно.
— Лис-людоед, — задумчиво пробормотал Ньялсага. — Да еще и проклятый! Интересно, за что его…
Кемен собрал документы и аккуратно уложил в папку.
— Тебе доводилось встречаться с такими, как Гинзога?
Ньялсага пожал плечами.
— С такими, как она — нет.
— Значит, толку от тебя немного, — подытожил Кемен. — Так я и думал.
— Но я знаю вот что: ведьмы, подобные Гинзоге, вовсе не бессмертны, — сказал Ньялсага, пропустив очередную колкость мимо ушей. — Даже мертвую ведьму можно убить… каким-нибудь способом.
— Каким, например? — скептически поинтересовался Кемен.
— Во-первых, проклятие. Когда-нибудь оно ее уничтожит, вот только когда конкретно — неизвестно.
— Ясно, — хмыкнул потомок Хэрвелла. — Способ хороший, только нам не подходит: ждать некогда. Что во-вторых?
— Во-вторых, можно вырезать и сжечь ее сердце.
— Еще лучше, — Кемен стал просматривая записи Хэрвелла. — Как бы только убедить ее не дергаться, когда сердце вырезать будем?
Он отодвинул папку, откинулся на спинку стула и взглянул на Ньялсагу в упор.
— Твои байки про вырезанное сердце лучше сразу же забыть. Но у меня есть кое-что получше. Вот, глянь!
Кемен перебросил Ньялсаге потрепанный лист бумаги.
— Прочитай про арбалет. Там всего пара строчек — но это уже кое-что!
Ньялсага поспешно углубился в чтение. Пробежав глазами несколько коротких строчек, он поднял глаза.
— Это все?
— Все, — с досадой отозвался Кемен. — Видимо, было больше: последняя строка обрывается на полуслове, но тот документ, где рассказывается об арбалете, пропал. Скорее всего, сгорел.
