Дмитрий Русский - Столярова Наталья (версия книг .TXT) 📗
Но сейчас читать было некогда: вечером он так и не повидал Ивана, а им срочно нужно поговорить. Кровать Митяй, конечно, заправил, как всегда, быстро и аккуратно. Умылся и пошёл в комнату к Ване.
Дом заполняла невероятная тишина, какой здесь не бывало никогда. Но Георгий оставался в полном неведении. К счастью, всем сторонним участникам событий не дано даже помнить тех, кто совсем недавно жил рядом. Сегодня сложилось так, будто у Георгия всего двое приёмных сыновей — Иван и Дмитрий, а жена Ирина лежит в больнице, где её готовят к выписке.
Вани в комнате не оказалось. На столе лежал лист, надписанный «Диме», в него вложена распечатка. Митяй начал читать: «Привет! Я понял, что ты прав. Хватит сидеть, как детёныш страуса и прятать голову в песок. Утром я улетаю с нашей городской командой на олимпиаду по химии в Москву.
Я нашёл очень важное о Тимуре. Удачи тебе!»
Ваня оставил распечатку соболезнования, опубликованного в местной газете в прошлом году: «Друзья и близкие выражают глубокое сочувствие семье Молотовых в связи с трагической гибелью горячо любимого сына Тимура». И фотография мальчика в траурной черной рамке. Внизу рукой Вани сделана приписка «это наш Тимур!».
Вот оно что! Иван всё-таки докопался. Митяй обещал Тимуру, что обязательно поможет. Но как?! Чем можно помочь мальчику, погибшему год назад?
Митяй пошёл расчищать снег во дворе, и пока машинально шуровал лопатой, старался восстановить в памяти все детали. С той, первой встречи в Зордарне. И он так ясно видел Тимура, такого живого. Что же всё-таки случилось?
Работа закончена, и решение принято. Ему придётся вернуться в прошлое. Следующий — Тимур.
Ночью Митяй снова стоял перед стенным шкафом. Сегодня он знал, что ему предстоит увидеть. И понимал, что не всегда знание — благо. Сейчас предпочёл бы неизвестность. Но пришлось открыть дверь…
Собиралась гроза, ветер тянул по асфальту бумажный мусор. На трамвайной остановке пусто, только какая-то женщина притулилась на скамейке и нервно курила. Потрёпанная куртка, оторванный ремешок на босоножке, грязные, нечёсаные волосы… Даже возраст не определить. Сидела она, скукожившись и подобрав под скамейку ноги. Рука с сигаретой дрожала, женщину бил сильный озноб.
По обочине дороги ехал мальчик. Митяй узнал его.
Ливень хлынул сразу. Без предупреждающих первых капель дождя, без грома и сверкающих молний. Мальчик резко свернул, спрыгнул с велосипеда и завёл его под навес остановки. Митяй был невидим: наблюдатель, не участник действия. Поэтому прислонился к стене и ждал. Женщина внимательно всматривалась в мальчика, потом бросила сигарету:
— Ты Тимур?
— Да. Здравствуйте. А вы меня знаете?
— Да нет, а вот отца твоего я знаю. Слишком хорошо знаю.
— А я вас не видел. Не встречал раньше.
— Ну, где ж тебе меня видеть. По разным дорожкам ходим. Да вот пересеклись всё-таки. Бог, он всё знает…
— Вы хотите что-то сказать?
— Хочу, голубок, хочу… Живётся тебе как? Хорошо?
— Спасибо. Нормально живётся.
— Ну, ещё бы! Папа — мэр, мама — директор.
— А… вы откуда знаете?
— Я много чего знаю! Даже то знаю, что папа братца твоего в детдоме бросил. Поразвлёкся по молодости, а потом и бросил. А то бы не ты, а он на велосипедах японских рассекал!
— Врёте вы всё!
— Чистая правда, голубок, чистая правда. А кому её знать хочется? Вот у вас всё хорошо, в шоколаде. Денежки, машины, бассейны… А братец твой где? Знаешь?
— Какой братец? У меня нет брата!
— Как это нет? Братец — урод, вот и бросил его твой папаша. Родил себе другого, здорового, красивого. Тебя!
— Да вы-то откуда знаете?!
— Как же мне не знать? Я ведь мать его!
— Это вы его бросили! Отец мой тут при чём?
— Так это ж он велел! А я сама что могла? Мне куда с дитём? Это его грех, не мой!
— Вы ему скажите! Сами!
— Нет, голубок. Это ты ему скажешь. Сам! И спросишь: а где братец мой? Пусть он тебе ответит. Пусть! Скажи ему, что Люцию видел! Это я, Люция…
Женщина ещё что-то кричала, она выскочила на дорогу и бежала вслед за Тимуром, а тот жал на педали и скоро исчез за завесой дождя.
Гроза усиливалась. Молнии били одна за другой, всполохи метались, отражаясь на мокром асфальте. С треском надломилась и рухнула старая сосна, увлекая в своём падении щуплую фигурку велосипедиста…
Теперь Митяй знает, куда торопился Тимур, и что хотел спросить у отца. Найдены ответы на все вопросы. Остался только его собственный вопрос.
Зарком сказал: время покажет. Что такое время? Теперь он понял, что оно имеет огромное число вариантов. И в каждом — свой мир. Он попал на их пересечение. Так вышло, хотя — «случайность — проявление и дополнение необходимости». Значит, необходимость в этом есть.
Можно ли изменить прошлое? Вот и к этому вопросу он подошёл вплотную. Найти бы причину — корень всего — и выдернуть его, освободив место для иного варианта. Развернуть спираль и закрутить её в обратную сторону.
Обо всем этом думал Митяй, пока шёл по зимней набережной, подковой обрамляющей маленький город Ковчайск. С одной стороны река стала искусственным морем, которое появилось в результате строительства ГЭС. Другого берега не видно… Часто и в жизни бывает так: течёт время, а потом возникает нечто, и вот уже всё меняется…
На этот раз Митяй решил поступить так: мысленно нарисовал черту, границу, сосредоточился на ней, как учил Сфинкс, думая лишь о том, что ему нужно попасть в Зордарн и увидеть Заркома.
Получилось. Митяй стоял на крошечной песчаной косе совсем другой реки, сплошь заросшей ирисом и купальницами. И таким пронзительным было сочетание жёлтого с фиолетовым… Зарком сидел на поваленном бревне. Песок казался просеянным сквозь мелкое сито, зелёные стрелки травинок кое-где протыкали его и гордо топорщились.
Переход из зимы в лето оказался таким резким, что Митяй не выдержал, снял ботинки и носки, пошёл босиком по горячему песку. По дороге стянул шапку и сунул в рукав куртки, перекинутой через плечо.
Зарком улыбался. Митяй присел рядом, зарыл ступни в песок, кинул куртку у ног.
Они молчали минут пять. И так хорошо было просто сидеть рядом и смотреть, как плещется вода, огибая язык косы, а трясогузки деловито бегут по влажной кромке песка…
— Ну, как ты, Дмитрий?
— Нормально. Две недели всего прошло. А как будто пять лет.
— Понимаю. Но ты привыкнешь.
— Это что? Навсегда? Я думал, почти закончилось.
— Ты сам сказал — почти…Так бывает. Что казалось концом, оказывается началом.
— Согласен. Но я не о том хотел поговорить. Мне нужно увидеть её.
— Мать? Я знал, что ты спросишь о ней.
— Зарком, я всё думаю: а вдруг она тогда умерла, или заболела, или кто-то сильно обидел её?
— Нет, Дима, она жива. Подумай, ты правда этого хочешь?
— Я решил.
— Хорошо…
Митяй увидел узкую комнату: посередине — стол, две кровати, застеленные белыми покрывалами, в углу — тумбочка с телевизором. Между шкафом и сервантом с посудой втиснут маленький холодильник. На полу — разноцветные домотканые коврики. Митяй вспомнил, что точно такие были расстелены в игровой комнате в Доме ребенка. И он любил лежать на них, выстроив перед собой отряд солдатиков и отдавая им команды, которые те выполняли чётко и беспрекословно.
В коридоре слышался непрекращающийся шум: топот детских ног, отголоски разговоров. Похоже на общежитие… Девочка лет десяти сидела на табуретке, мать расчёсывала ей длинные каштановые волосы. Девочка спросила:
— Ты опять ночью на работу?
— Да. Я попрошу тетю Веру, она здесь переночует.
— Да нет. Я уже привыкла. Не первый же раз. Но ты ведь устала. Только с работы пришла.
— А что делать, Люсенька? Без двух работ нам не выкарабкаться. Главное, чтобы ты как я не жила. У тебя будет свой дом, муж богатый, может, и прислуга. И работать ты не будешь, только деток воспитывать.
