Воровка (СИ) - Назаренко Анна Алексеевна (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
А у девчонок даже такого шанса не будет. Ремис молился, чтобы их не поймали. Может, повелитель Танатон и был нормальным мужиком, но слова "поступят по справедливости" он сказал так, что Ремиса мороз до костей пробрал. "Справедливость" в Империи могла означать все, что угодно, кроме "понять и простить".
За обедом к Ремису подсел Кир. Впервые общение с другом не принесло никакой радости: его расспросы раздражали, Ремис едва сдерживался, чтобы не огрызнуться. Его глодало чувство, будто он должен сейчас быть не здесь и заниматься чем-то совершенно другим. Чем-то, что могло повлиять на его судьбу, на судьбы девочек — хотя бы немного.
— Ремис, ты сделал все, что мог. — Кир был, как всегда, хладнокровен и рассудителен. — Повелитель справедлив и мудр. Не знаю, оставит он Аргейла в живых или нет, но надзирателем ему точно больше не быть.
Ремис торопливо набил рот месивом из проваренной крупы и мясной подливки, чтобы не ляпнуть в ответ что-то обидное. Кир так говорил, будто был лично знаком с Танатоном и точно знал, чего от него ожидать. Вот Ремис — понятия не имел. До сих пор Танатон казался именно таким, каким Ремис представлял идеального правителя: сильным, безжалостным, но умным и справедливым. Минут двадцать Ремис даже был от него в восторге. Но если жизнь его чему и научила, так это тому, что "казаться" и "быть" — это две большие разницы, а один хороший поступок еще ни о чем не говорит.
— Если нет, мне крышка, — буркнул Ремис, прожевав вязкую и пресную, но сытную массу. — Кстати, насчет твоей сестры: я ничего не сказал, но повелитель, по-моему, сам догадался. Если она попадет под раздачу, я тут ни при чем.
Кир отнесся к заявлению удивительно философски:
— Она сама захотела в это ввязаться. Для меня главное, что ты не заложил ее и меня. Значит — настоящий друг. А Дильхаш… Надеюсь, ее не казнят. Все остальное она заслужила.
Ремис даже взбодрился:
— Ничего себе у вас любовь! Она же тебе родня. Неужели не переживаешь?
— Родня, — подтвердил Кир с кислым видом. — Своя кровь и все такое. Да только Диль и ее матери на это плевать. Понимаешь, у меня хорошая, но простая семья: ни богачей, ни ситхов, ни выдающихся людей у нас в роду никогда не было. А мамина сестра, мать Дильхаш, каким-то чудом выскочила замуж за ситха, и мы сразу для нее чернью стали. Дильхаш вообще с нами общаться брезговала: видите ли, у нее папа могущественный и родовитый, а родственники по материнской линии ей только родословную портят. Видал я таких сестер знаешь где… — Кир замялся, подбирая выражение покрепче, но то ли не вспомнил таких, то ли постеснялся говорить. — Словом, спасибо, что не выдал ее. А то, что она через нас с тобой пыталась какую-то интрижку провернуть и теперь может на этом погореть, — не наше дело. Я ей ничего не должен.
На том и разошлись. Им обоим предстояли еще пять часов занятий, и Ремис понятия не имел, как выдержит их — особенно если кому-то из учителей вздумается его спросить или дать группе задание на самостоятельную работу. Но все обошлось: Ремис спокойно дотянул до ужина, после которого сразу поплелся в казармы, отсыпаться. На домашку сил не было — пусть висит до лучших времен. Если они наступят, конечно.
Снилась ему такая жуткая муть, что Ремис впервые в жизни обрадовался истеричному вою будильника. Когда он продрал глаза, на планшете его уже дожидалось извещение: "07:00 — общий сбор. Явка строго обязательна".
Отправителем значился надзиратель Дован Ясх. И пока другие ребята удивленно пялились в экран и обсуждали, что бы это могло значить, Ремис пытался сдержать счастливый смех, рвущийся из груди.
Он-то прекрасно знал, что на самом деле в сообщении говорилось: "Ты будешь жить, Ремис".
* * *
Надзиратель Ясх был гораздо моложе Аргейла, но держался точно так же — надменно и неприступно, как высокородный господин, вынужденный общаться с чернью. По-хозяйски расположившись в кресле Аргейла, он смотрел на послушников с нескрываемым презрением. Не злобой, нет — так богачи смотрят на нищих, попавшихся им на глаза. Прогнать бы прочь, да руки пачкать не хочется.
— Надзиратель Аргейл был казнен по приказу повелителя Харрада, верховного наставника Академии, — сообщил он твердым, хорошо поставленным и абсолютно лишенным эмоций голосом. Его темные глаза следили за ребятами, изучая, подмечая реакцию каждого. Особенно долго они впивались в Ремиса.
Каждый из ребят понимал, что нельзя открыто радоваться такой новости. И никто, даже Ремис, не смог сдержать улыбки, когда недоверие сменилось пониманием: такими вещами не шутят. Один пацан даже прошептал восхищенное "охренеть" и тут же закашлялся, поймав взгляд надзирателя.
— С этого дня ваша группа переходит в мое распоряжение. Хочу напомнить вам, что правила Академии едины для всех и не зависят от надзирателя. Нарушения дисциплины, халатное отношение к учебе и непочтительность к вышестоящим будут караться так же строго, как при надзирателе Аргейле. Если некоторые из вас по каким-то причинам возомнят себя особенными, их постигнет жестокое разочарование. Это ясно?
Он не сводил взгляда с Ремиса, будто обращался не ко всей группе, а лично к нему. Это заметили и ребята: начали посматривать на Ремиса кто с недоумением, а кто — с гаденькими усмешками.
— Да, сэр! — первым ответил Ремис. Почему-то встретить взгляд надзирателя было совсем не страшно — только не после разговора с Танатоном.
Ясх приподнял брови, едва заметно усмехнулся.
— Хорошо, если мне не придется повторять. Ваша группа плохо зарекомендовала себя тройным побегом в первую же неделю обучения. Надеюсь, судьба послушниц Мартесы, Белавары и Праус послужит вам хорошим предостережением от подобных глупостей.
Мартеса, Белавара, Праус. Ремис мысленно повторил каждую фамилию, чувствуя, как растет ком в горле и холодеет в груди. Иллин, Милли, Рисса. Девчонки. Его глупые девчонки. Его дура Рисса. Не улетели, значит. Не отправились к своей ненаглядной свободе.
— Какая судьба, сэр? — Ремис сглотнул. Ему совсем не хотелось знать ответ. Хорошая судьба "предостережением" быть не может. — Их поймали?
— Доставили в Академию этой ночью. Когда верховный наставник вынесет им приговор, ваша группа будет наблюдать за исполнением наказания. Это послужит вам хорошим уроком.
"С ними поступят по справедливости", — зазвучал в ушах голос повелителя Танатона. Твердый, равнодушный голос. Взгляд человека, четко знающего, что правильно, а что — нет. Такого бесполезно умолять, невозможно разжалобить. Бедняга Ортис мог бы подтвердить.
Ремис больше ничего не стал спрашивать. Он едва смог дождаться позволения разойтись: хотелось прямо сейчас ломануться к тюремному блоку, поговорить с девчонками, сделать… да хоть что-нибудь сделать! Крепко взять за руки Иллин. Обнять Милли и не отпускать, пока не проплачется. Наорать на Риссу, чтобы она наорала на него и отвлеклась от страшных мыслей. А потом тоже обнять, но не так, как Милли. Не как ребенка, хотя Рисса и глупая, как ребенок. Девчонка же.
Это все он виноват. Нельзя было их отпускать. Нельзя было говорить Танатону о них. На что он вообще рассчитывал?! Только шкуру свою спас — ценой трех других. Молодец. Трус паршивый. Прав был Элдриж: он все-таки редкое дерьмо.
— Ремис, задержись.
Ремис замер в дверях и медленно, неохотно повернулся к надзирателю. Ему-то что надо?!
Надзиратель жестом подозвал его к себе. Вблизи Ремис рассмотрел в нем то, что прежде упустил из виду: раннюю седину в черных волосах, тонкие морщины в уголках глаз, нездоровую бледность кожи. Возможно, он поторопился, решив, что Ясх был моложе Аргейла.
— Куда бы ты ни собрался, советую тебе изменить курс и поторопиться на тренировку. На твоем счету и так достаточно проступков. Не нарывайся на очередные неприятности.
— Простите, сэр, но я вас не понял.
— Все ты понял, мальчишка. Своим подругам ты ничем не поможешь, а себе можешь серьезно навредить.
