Лестница в небо - Федорочев Алексей (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
— И не надо больше тут караулить! Угрозы жизни уже нет, завтра-послезавтра в общую палату переведем, тогда и приходите! — закончив разговор, отправляет он женщин домой.
Те послушно идут на выход, но направляются не сразу домой, а вначале на этаж к Брониславу. В компании Баринова и Котенка иду за ними.
— Спасибо, Егор Николаевич! — Здоровой рукой Слава вцепляется в мою.
— Не за что. Извини, но больше помочь твоему отцу не мог — не моя специализация, теперь только лекарства и покой. Но прогноз хороший, так что встанет на ноги.
С разрешения Константина Михайловича подлечиваю парню плечо, так что хирург восхищенно цокает языком, тщательно рассматривая место состоявшейся операции.
— Везет тебе, парень! Не будь у вашей семьи Егора в знакомых, тебе бы инвалидность грозила, а теперь швы только снимем и отправишься домой как новенький! Еще и отца твоего подлечил, так что и там теперь все хорошо будет!
Новую волну восхищения и благодарности пресекаю, оправдываясь усталостью. Выставив ненадолго женщин из палаты, опрашиваю Костина-младшего:
— Какие теперь планы?
— Какие планы у безработного?.. Вы ж меня теперь уволите?
— С чего тебя-то увольнять? Отца твоего даже здорового уволил бы, скорее всего: уж извини, но напрячься он меня капитально заставил. Для вашего прикрытия даже ПГБ задействовать пришлось. А ты… Выздоравливай! Не захочешь дальше у нас работать — напишешь заявление, нет — значит, долечишься и выйдешь. Остальные ведь все работают как работали. Директором «Кистеня» теперь Александр Владимирович будет, ты его знаешь.
— Отцу это не понравится.
— Отцу твоему много чего не нравится, но его лечение вам в копеечку влетит, даже несмотря на страховку. Так что мой тебе совет — не майся и выходи на работу, как поправишься. Деньги вам теперь ой как нужны будут!
— Спасибо, Егор Николаевич! Александр Владимирович! — отчаянно уверяет он Бока, так и стоящего безмолвной тенью за моей спиной. — Я обязательно скоро выйду!
Уже на обратной дороге Саша интересуется:
— А Бронислав-то мне зачем?
— У его отца здесь связей много, часть их через Бронислава проходила. На первых порах тебе не лишним будет. А голова у парня светлая, да и Ярославовых закидонов еще нет. И не забывай — он теперь нам благодарен будет.
Часть пути проводим в тишине, радио Бок не включает, а рация, слава богу, пока молчит.
— Напомни, сколько тебе лет? — неожиданно спрашивает Александр.
— Шестнадцать, — удивленно откликаюсь, уж в склерозе-то пилота подозревать явно преждевременно.
— Далеко пойдешь! Но я с тобой! — делает вывод мужчина, ставя точку в разговоре.
И вот пришел этот кошмарный день — первое сентября. Позади суета подбивания дел, переезда, временного устройства в квартире Ярцева-старшего. И теперь я стою в закрытом дворике-колодце гимназии и нервно курю. В переносном смысле, но я и по-настоящему в кои-то веки, не отказался бы. Вокруг меня дети! Дети! Очень много детей!!! И они смеются, перекрикиваются, жестикулируют, гогочут, а эхо многократно это все тиражирует, создавая невообразимое давление на мою несчастную, пошатнувшуюся за лето психику. И это мы еще пришли пораньше!
Рядом съежился Борис. До недавнего времени его круг общения ограничивался семьей и немногочисленным штатом учителей и тренеров, так что столкновение со школьной действительностью для гасителя оказалось тоже излишне впечатляющим. Хотя за этого кадра переживать не стоит: это поначалу он робеет и стесняется, а освоившись — становится обычным молодым человеком. Конечно, со своими тараканами, но кто из нас без них?
— Ага!!! — Сзади в бок под ребро втыкается тонкий, но очень острый палец.
Резко разворачиваюсь и чудом успеваю затормозить замах руки на отпрянувшую княжну Ямину-Задунайскую.
— Машка! Охреносовела?! — почти ору на старую знакомую. Совместно пережитое приключение нас немного сблизило, но мое обращение однозначно не вписывается ни в какие рамки. Спохватившись, начинаю извиняться:
— Мария Кирилловна! Маш! Прости, пожалуйста, а? Это от испуга, нервное… Честное слово, не хотел! Ну Маш! Прости-и! — тоном мыша из мультика про кота Леопольда тяну я, пытаясь загладить промах.
Не тут-то было. Машкин взгляд впивается в букет из громадных гладиолусов, купленный мною с утра первого сентября.
— Это… это что?.. Это мне?! Нам надо сделать перерыв?! Ты!.. Ты болван!!! — Развернувшись так, что кончик косы хлещет меня по лицу (это типа боевое умение такое?), девчонка уносится к стоящей чуть поодаль стайке подружек, явно подумав что-то не то.
— Я правильно понимаю, что это была та самая княжна Мария Кирилловна Ямина-Задунайская, с которой ты обещал меня познакомить? — сочась ехидством, спрашивает Борис.
— Какой перерыв?.. Ты хоть что-то понял? — все еще под впечатлением спрашиваю я.
— Гладиолусы!
Охренеть, какой информативный ответ: потому что гладиолус! Прямо родным чем-то повеяло!
— А для тупых?
— Букет из гладиолусов означает: «Давай сделаем перерыв».
— Ты серьезно?!
Приятель закатывает глаза:
— Ты хоть что-то из тех книжек, что я тебе купил, читал?
— Ну!..
— О боже; ты безнадежен!
— Так объясни! Хорош уже издеваться!
— Каждый цветок имеет значение, а конкретно гладиолусы — именно то, что я сказал!
— То есть Машка решила, что этот веник для нее и типа я с ней прощаюсь?
— Ну по всей видимости, да! Так что поздравляю, ты — болван!
Болван — это явно не то слово!
Вот с чем ассоциируется у миллионов людей первое сентября? С дождем, первоклашками и букетами цветов. В моем конкретном случае — мимо все три раза. Солнце светило и грело совсем не по-осеннему и не по-питерски, первоклашек в Первой гимназии отродясь не было — здесь учились только с четырнадцати лет, а цветы учителям на «день знаний» дарить было не принято! Вообще! Нигде! Дикие люди!!!
А я, смирившись с внезапно возникшей необходимостью вернуться за школьную парту, решил получать удовольствие от процесса по максимуму. И раз уж выпала такая карта, сделать все в последний раз как положено. Отутюжил форменный костюм и рубашку (вру, просто отдал ярцевской прислуге, но ведь это почти то же самое?), начистил ботинки (та же фигня), сходил накануне в парикмахерскую (наконец-то!) и спозаранку отправился за цветами. Уж сколько лет прошло, а связка из длинных гладиолусов с веточками чего-то пушистого посредине является для меня неотъемлемым атрибутом начала учебного года. И ничто меня не сбило с этой мысли: ни стойкое удивление продавщицы в цветочном магазине, ни странный взгляд Шамана, заскочившего поутру на доклад, ни ярко выраженное недоумение Черного. А я еще подшучивал над их стереотипами!
Выкидывать букет на глазах заинтересованной публики было бы еще более странно, поэтому, оказавшись среди нарядных, но абсолютно бесцветочных детей, я продолжал крепко сжимать несчастный веник, судорожно придумывая, куда бы его деть. Еще и значение приплели, а я в этом языке цветов ни в зуб ногой!
— Та-а-ак! А еще что-нибудь он означает?
— Ну еще: «Я искренен в своих намерениях», — но так трактуют реже. А кому ты вообще цветы нес?
— Да уж не Машке! Секретарше, за помощь, — удачно нахожу я выход, — без всяких смыслов. Просто букет понравился.
— А-а-а, а я-то уж подумал…
Слушать Борькины теории нет ни малейшего желания, так что предлагаю:
— Пойдем тогда? Пока построение не объявили. Пока еще кто-нибудь что-нибудь не напридумывал, — и тащу приятеля к зданию.
— А с княжной что теперь делать будешь? — на ходу интересуется товарищ.
— Что-что… Извиняться! Как будто есть другие варианты… Это ж типичная женская логика: сама придумала, сама обиделась. А я оправдывайся и извиняйся.
Борька прыскает на мое бурчание, как будто я сказал что-то смешное. Это он просто по молодости еще не знает, что это не шутка, а суровая правда жизни.
— А что бы ты посоветовал Машке подарить? Из цветов.
