Тень Аламута - Басирин Андрей (читать хорошую книгу .txt) 📗
Когда вдоволь наигравшись, бедуины вытащили из терновника обессилевшего Хасана, тело его превратилось в сплошную рану.
– Смотри, Иса. Призываю в свидетели всех пророков: тебя постигнет то же самое. Даю сроку до завтрашнего дня. А потом – не отыщется в моем сердце пощады ни к юному, ни к умудренному сединами. Ни к молодой невольнице, ни к старухе. Ты обратил лицо к франкам, а я изгоняю тебя из людей.
Возвращались со стены в молчании. Тягостная картина жгла душу, не давая покоя.
– Бороду обрили!.. – бормотал Иса. – Шакалы! Воистину львы гнева рычат в пустыне сердца моего… Брат, брат! О позор мне! Ибо видел я наготу твою и безбородие. – Затрещала ткань. То Иса рвал на себе одежды.
Какофония звуков врывалась в уши. Что-то гнусаво пищал Керим, гулким барабаном вступал голос Сабиха. Рошан подвел к начальнику стражи Марьям.
– Сабих, девчонку надо вывести из города.
– Помилуй, Рошан! Аллах лишил тебя разума. Не будет ли ей безопасней находиться в городе, чем скитаться в степи, спасаясь от воинов Тимурташа?
– Не будет. Иса хочет ее крови.
– Всё в воле Аллаха. Кто же выведет ее из города?
– Гонец. Тот, что отправится к франкам. Ничего не говори, Сабих! Сам знаю, что опасно. Когда Марьям сможет отправиться в путь?
– Вечером дорога будет открыта.
– Это меня устраивает. Сообщи мне, когда гонец будет готов.
Чутье подсказывало, что отправить письмо к франкскому графу и спасти девушку – деяния равнозначные и в чем-то даже связанные. Понять этой связи он не мог, да этого и не требовалось. Аша редко объясняла свои послания.
Марьям недалеко уйдет от Манбиджа. Но это – начало истории. И, похоже, ей предстоит спасти город.
МЕЛИСАНДА ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ
Мелисанда решила плыть в Антиохию морем. Путь из Хайфы в гавань Святого Симеона занимает примерно неделю. Он почти безопасен. Крестоносцы держат в своих руках почти всё побережье; незанятым остается один лишь Тир.
Вместе с Мелисандой в путь отправились восемь рыцарей: весь орден Храма до последнего. Люди, чьи деяния через сотни лет окажутся перевраны досужими умами профанов и мракобесов. Мечтатели, воины, философы… Все они собрались на борту «Тайной вечери», чтобы охранять Мелисанду.
Сатэ, конечно же, упала бы в обморок. Это так неприлично! Благородная дама в окружении мужчин. А если вдуматься, что здесь особенного? Устав не позволяет храмовникам никаких вольностей. Сплошная галантность и куртуазия.
Как в поэмах.
Первые три дня.
А потом начинается проза жизни. Благородные воители устают от притворства и живут как обычно. Ну разве что с маленькой поправкой на то, что среди них принцесса.
К чести Мелисанды, она держала своих спутников в ежовых рукавицах. Когда не в меру ретивый Жоффруа пытался ее притиснуть в углу, нахала купали в бочке чуть ли не всем орденом. Знай наших! Потом он приходил извиняться – жалкий, мокрый. Мелисанда его простила, но зрелище было то еще.
Нет, всё-таки правильно сир де Пейн ввел в устав ордена целибат. Это дисциплинирует. Хотя вот подумаешь, как они без дам, одни-одинешеньки, всю жизнь, – слезы сами из глаз капают. Особенно магистра жалко. У него в прошлом какая-то тайна. А может, и нет – храмовники ужасно любят врать. Неужели кто-то из женщин покупается на эту глупую трескотню?
Мелисанда стояла на корме «Вечери», наблюдая за игрой чаек у горизонта. Ветерок трепал широкие рукава блио, нежно касался щеки, ерошил волосы.
– неслось над палубой.
Недостаток музыкального слуха Гундомар восполнял старанием.
– Я – будущая королева, – задумчиво произнесла девушка. – А мне хочется остаться ребенком.
– Что вы сказали, Ваше Высочество?
– Нет, ничего, мессир.
Принцессу опекали сразу двое: Годфруа и магистр Гуго. Во дворце Мелисанда наплевательски относилась к тому, что о ней подумают. Красивее Алиски ей всё равно не стать. А побегай по кустам да камням в одном блио – что от него останется?
«Тайная вечеря» здорово всё изменила. Мелисанда начала следить за своим гардеробом. Подерживая образ Прекрасной Дамы, даже стала носить перчатки и вуаль. По такой-то жаре! Но рыцари есть рыцари. Ничто так не действует на их воображение, как превращение девчонки-оборвашки в принцессу.
Хорошо хоть платок носить не надо. Она вспомнила дворцовые приемы, Морафию, разодетую пышно и тяжело, и содрогнулась. Вовремя же она дала деру из Иерусалима! Там стало пыльно и безумно. Когда она будет королевой, это всё изменится.
Храмовники тем временем вели разговор о делах орденских:
– …а еще, Ваше Высочество, хорошо бывает собрать несметные сокровища. И спрятать в подвале
– Как? Совсем?!
– Да. Чтоб не знала ни одна живая душа.
– Но зачем же, Годфруа?
– А вы не догадываетесь?
Храмовник скорчил загадочное лицо. Мимика у него менялась быстро, и Мелисанда не успевала поймать все выражения.
– О-о сударыня! В этом-то вся тонкость. Пойдут слухи, пересуды. «Храмовники богаты!» – закричат досужие болтуны. Ханжи и фанатики поддержат их: «Храмовники что-то скрывают!» А это самое ценное в нашем деле. Известность и престиж.
– А еще можно придумать тайную резиденцию. – Магистр сплюнул в темно-зеленую воду, и его плевок утянуло в пенный бурун, уходящий из-под киля. – Назвать многозначительно и загадочно. Монсальват, например.
– И хранить сокровища там.
– И чтобы никто не знал, где этот замок находится.
– …а глупцы и безумцы чтоб исследовали наши потайные послания…
– …приписывали нам тайные языки и обряды.
– …искали бы глубинные толкования в наших расходных книгах…
К людям идеи Мелисанда относилась со священным трепетом, а еще она любила устремленность и мастерство. Чтобы – раз! – и сквозь все препятствия. Мечи наголо – и у флорентийца славный кот!
Гуго и Годфруа бредили орденом. Орден заменял им сон и еду, женщин и золото. Любой разговор они сводили на Храм и орден, нимало не смущаясь тем, что тема эта порой вызывает у собеседника бессильную ярость.
У кого угодно, но не у принцессы.
О Храме она могла слушать часами. Увлеченность крестоносцев передалась ей. Девушка с серьезным видом рассуждала о целибате, обетах и ограничениях; именно она подсказала Гуго де Пейну некоторые пункты устава.
Беда заключалась в том, что орден Храма пропадал в безвестности. За шесть лет, прошедших со дня его основания, число братьев почти не изменилось. Временами их число возрастало до нескольких десятков и даже сотен, но проходило время, и всё возвращалось на круги своя. Рыцарей переманивали орден госпитальеров и новомодный орден Карающей Длани в Антиохии. Храмовники денно и нощно ломали голову, придумывая, как бы заявить о себе.
– А еще можно пустить слух, – предложила Мелисанда, – что вы причастились какой-нибудь восточной мудрости.
– Прича… А какой именно, дитя мое?
– Ну не знаю… – пожала она плечами. – Магометанской какой-нибудь. Или иудейской.
Незаметно появился толстенький брат Роланд с бутылью и тремя глиняными кубками. Униженно блестя тонзурой, он откупорил вино. Принцессе брат Роланд не нравился: слишком много думал об умерщвлении плоти. Так много, что плоть начала мстить. У Роланда выросло объемистое брюшко, но от греховных мыслей о женщинах он избавлялся, только когда спал, потому что их заменяли греховные сны.
Принцесса старалась держаться от фанатика подальше. Он – тоже. Не удивительно ли, что они постоянно натыкались друг на друга?
– Это скользкий путь, Ваше Высочество, – де Пейн протянул кубок, и темно-бордовая струя вскипела пузырьками пены. – Он граничит с ересью.
– А мне эта идея по вкусу, – заметил Годфруа. – Я мудр, и пусть все об этом знают. – Он тоже протянул кубок, но магистр отстранил его руку:
