Сто полей - Латынина Юлия Леонидовна (книги бесплатно .TXT) 📗
Наденьте намордник на звериную пасть, государь! Прекратите самоуправство и восстановите право, прекратите своеволие и возродите свободу!
Король вглядывался в лунную ночь.
Люди с хохлатыми алебардами прохаживались по стенам, разделявшим двор. На одной из стен сохранился кусок сада, – непременной принадлежности вейских управ. Соснам в саду было уже двести лет, в каменном пруду, некогда именуемом «Серединным океаном», квакали лягушки, и под самой стеной, там, где когда-то первый человек провинции сеял жареное зерно в первую борозду провинции, начинались огороды замковых слуг.
Король отвернулся от окна и увидел, что Арфарра совсем продрог.
– А каков, вы говорили, советник, сад в Небесном Городе?
– Восемь тысяч государевых шагов.
– У потомков Амара сады – больше моих поместий, – скривившись, проговорил Варай Алом. – А империя опять прогнила, иначе бы не вышвыривала таких слуг, как вы. Оскорбление государя!
Король захлопнул окно так, что с рамы полетела золотая чешуя, и закричал:
– Я не хочу быть государем Варнарайна! Я стану государем Великого Света! В мире может быть только один государь! И мои воины, с которыми вы хотите меня поссорить, не помешают мне, а помогут! А править – править мне поможете вы, потому что вы правы: нет смысла завоевать империю, чтобы раздать ее в лен.
Король внезапно остановился и засмеялся:
– Клянусь божьим зобом! В эту ночь придется выбирать не только Кречетам, но и вам, советник! Где гороскоп, который вы мне обещали? Вы уж месяц, как его составили, а все молчите о лучшем дне для следующей войны.
Советник сидел неподвижно, только на лбу выступили капельки крови – это с ним бывало от чрезмерного волнения.
– Гороскоп не окончен, – оправдываясь, проговорил он.
– Берегитесь, советник, – сказал король. – Это женские басни, что чародеи предсказывают будущее. Они делают его. Если вы хотите, чтобы я завтра покончил с Марбодом, вы должны забыть, что вы – подданный империи, вы должны помнить, что вы – слуга короля.
Как известно, в мире живут два клана людей: живые и покойники. Покойникам полагается спать днем, когда солнце выходит из-под земли. Живым же – ночью, когда солнце заплывает под землю. Этой ночью, однако, многие живые спали плохо или не спали вовсе.
К замку Белых Кречетов пришла городская чернь и сожгла перед ним чучело Кукушонка. Киссур Ятун, однако, не велел их гнать, а надел свою лучшую одежду, оседлал любимого коня, завернулся сверху суконной епанчой и поехал с тремя людьми искать какого-нибудь места, где встречаются боги и люди.
И действительно, нашли через час постороннего: сидит мужик на берегу реки, недалеко от Арфарровой дамбы, ловит рыбу и свистит в желудевую свистульку, а на ногах у него, что называется, башмаки без подошвы и без голенища, а куртка – внучка накидки и правнучка плаща.
Стали спрашивать о роде и племени, – действительно, ни роду, ни племени – посторонний.
Тут Киссур и знатные господа отняли у постороннего желудевую свистульку, сели с ним рядом на берегу в шитых плащах и рассказали обо всем. Киссур хотел вести его к старой женщине, чтобы гадать, кинул ему соболий кафтан. Тут бродяга развязал веревочку на своей куртке, а куртка держалась только веревочкой и развалилась. Киссур ужаснулся про себя и спросил:
– Что у тебя с левой рукой?
Посторонний говорит:
– А раздавило, когда строили Арфарре дамбу. Лекарь сказал: либо я тебе руку отниму, либо ты весь сдохнешь.
Тут Киссур Ятун лег на землю и стал плакать, потому что бог ему, значит, велит отречься от Марбода, как постороннему этому – от руки.
Спутники же его очень удивлялись, чего это Киссур Ятун разговаривает со старым пнем у реки, пока Киссур им все не пересказал.
Даттам так рано прогнал храмовую плясунью, что девица обиделась:
– В прошлом году, – сказала она, – только моя пляска исцелила засуху. Много ли равных мне даже в империи?
– В империи, – усмехнулся Даттам, – засуху умеет прекращать каждый брюхоногий чиновник.
Подарил, впрочем, красавице хрустальный ларчик.
Даттам лежал и думал о том, что Марбод и Арфарра обманули его. Марбод просился на церемонию, чтобы полюбоваться на свою проделку с кречетом. А Арфарра это, вероятно, знал. И Арфарра выманил у Даттама бумагу о городе Ларре и выставил Даттама на посмешище, а сам предвидел, что из присутствия Кукушонка на церемонии выйдет только лишний скандал. И после этого Арфарра еще утверждает, что заботится о торговцах!
Да, прилюдно Даттам с Арфаррой пока не ссорился. Однако, если предъявить королю на утверждение договоры, заключенные Даттамом по пути в Ламассу, – скандал будет неминуем, дик и страшен.
Еще Даттам думал о купцах с Западного Берега.
А король Варай Алом лежал и думал о великой стране, где государев дворец доходит до неба, в государевых парках бродят золотые павлины, чиновники ездят на медных лошадях и деревянных быках, а с неба не сходят благоприятные знамения. Подле Серединного Океана живет черепаха Шушу, и Дерево Справедливости покрывается золотыми плодами, когда на него глядит государь.
Король – не государь. От его взгляда не цветут деревья. Что в том, чтоб застроить Ламассу, как хочет Арфарра? Мало ли в королевстве городов? Они так же непокорны и наглы, как сеньоры, и вдобавок лишены рыцарской чести. В Горном Варнарайне нельзя стать государем, потому что в мире может быть только один государь!
Наконец король заснул, и ему приснилось, как он бросает под ноги советнику голову нынешнего государя и голову наследника престола, экзарха Варнарайна, предавшего своего вассала Арфарру. Арфарра радостно улыбался – во сне было ясно, что советник необычайно мстителен, как и полагается благородному человеку.
Неревена напоили настойкой, растерли и закутали. Он, однако, не мог заснуть от боли и страха. Он лежал и думал о печальном мире за толстыми стенами, мире, в котором земля по ночам покрывается ледяной чешуей, а его, Неревена, жизнь стоит вдвое меньше жизни горожанина и в шестнадцать раз меньше жизни Марбода Кукушонка.
Он думал о том, что в его отсутствие тюфяк и укладку кто-то потрошил. Ничего, разумеется, не нашел, но сдвинул волоски, уложенные между клубков и коклюшек.
Неревена, храмового послушника, сам экзарх Варнарайна послал в страну ложных имен следить за королевским советником. Взглянул своими мягкими глазами в глаза Неревена, махнул нешитым рукавом, шепнул: «Все для общего блага!» – приворожил, как всегда умел привораживать, и послал.
А королевский советник не спал, как обычно, потому что со студенческих лет привык ночами читать и наблюдать за звездами, а во рту держать камешек, чтобы почувствовать зубами, когда засыпаешь. Наука эта весьма его занимала, хотя он считал ее совершенной химерой и полагал, что множество предсказаний не совершилось бы, не будь они предсказаны.
И сейчас гороскопа на его столе не было, а были чертежи дамбы.
Закричала далекая сова, вздрогнули зеркала. Стало одиноко и страшно. Советник встал и, нагнувшись, прошел в темный чулан, где поскуливал на тюфячке Неревен. Стал осторожно гладить мальчика по голове; в конце концов, ближе никого не было, мангусту убили.
Неревен повернулся: два человека пожалели его сегодня – советник и чужеземец.
– А про людей из-за моря рассказывают, – сказал Неревен, – что они накрываются ушами, как лопухом, и ноги могут отстегивать.
– И про Горный Варнарайн то же рассказывают, – сказал учитель. – Ты приехал, однако, и увидел, что люди с виду такие же, однако общество – одноногое, одноглазое и накрывается – лопухом. Народ всегда прав. Все басни истинны, но не прямо, как язык богов, а в переносном смысле.
– А эти купцы, – сказал Неревен, – они глупые. Зачем этот торговец вступился за меня, если не умел драться? Что они за люди?
