Жнецы Страданий - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
К страху перед кошмарами добавился страх, что о них узнают креффы. И тогда лекарка начала тайком готовить для себя отвар, дающий беспамятство. Перед сном, выпив сбор заговоренных трав, она проваливалась в черную глыбь. Но темнота, поселившаяся в рассудке, не приносила ни покоя, ни отдыха, ни облегчения. Сделалось даже хуже. Мерещилось, что детский голос навсегда поселился в голове. Хорошо хоть никто не приметил, как изменилась послушница. Одна лишь Нурлиса, встречая выученицу в мыльне, качала головой и вздыхала…
Случилось то в полдень, на исходе последней седмицы студенника. Морозы стояли суровые, звонкие. На реках лег крепкий лед, и санный путь протянулся накатанный. В Цитадель теперь часто приезжали обозы с купцами и проезжим людом.
Нынешний торговый поезд ничем от иных не отличался. Разве только числом народа. Богатый был поезд. Пять саней только товарами нагружены, остальные четыре – купцами да попутчиками.
Айлиша шла через двор крепости с корчагой травяного настоя. Майрико просила сварить – сразу несколько молодших выучеников замучались кашлем. Лекарка ступала осторожно, прижав теплый крутобокий сосуд к бедру. Вдруг откуда-то из толпы купцов вынырнула девушка. Красивая. В сером полушалке, заячьей шубке и белых валенках. Лицо румяное, но глаза красные, заплаканные будто.
– Постой, постой, милая, – быстро-быстро заговорила она, удерживая спешащую Айлишу за рукав кожушка. – Ты ведь из тутошних? Скажи мне заради Хранителей, где у вас целителя сыскать можно?
Послушница замерла, с удивлением глядя на незнакомку. Как она прознала в ней девку – в мужских-то портах да с короткими волосами?
– А зачем тебе? Или расхворалась? – спросила выученица, переваливая тяжелую корчагу с одного бедра на другое.
Разговаривать не хотелось, но девушка смотрела с мольбой, и в голубых глазах дрожали слезы.
– Да с глазу на глаз поговорить бы… – прошептала обозница, заливаясь густым румянцем.
– Ну, идем, отведу, – удивилась Айлиша, про себя жалея застенчивую странницу.
Они вошли в Башню целителей. Послушница поставила свою ношу на стол и заглянула в комнату, где обычно находились креффы. Нынче там сыскался только Руста, деловито приготовлявший какое-то зелье.
– Ишь ты, красу какую привела! – присвистнул рыжий целитель и приветливо улыбнулся девушке.
Та покраснела еще гуще и обратилась к Айлише:
– Мне бы об женском потолковать…
Лекарка удивилась:
– Так толкуй, вот целитель-то.
И с опозданием поняла… О женском.
Руста рассмеялся.
– Толкуй с ней, – кивнул он на Айлишу, – она тоже лекарка. Поможет.
Девушка засуетилась, полезла под шубку, нашарила на поясе кошель, вытащила все свое немудреное богатство – десять медных монет.
– Вот… у меня… хватит? – уставилась она на мужчину, угадывая в нем старшего.
– За одну настойку хватит. За две уже нет.
– Я бусы отдам! – потянулась она снова под полушубок.
Целитель пожал плечами и вышел, оставляя девок одних.
– Да брось! – Айлиша удержала просительницу, пытавшуюся нашарить ожерелье. – Что стряслось-то у тебя?
Незнакомка снова залилась краской и вдруг расплакалась.
– Ссильничали меня. Муж скоро с отхода вернется, а я тяжелая. Что скажу?
Лекарка молчала.
– Прогонит он меня, решит, что нагуляла… – Молодица снова залилась слезами.
– А срамников как же наказать? – рассердилась Айлиша. – Поймали их?
– Кого их-то? – гнусавым голосом проговорила обозница. – Свекор это мой. Да разве муж поверит, что родной отец… невестку собственную…
И разрыдалась пуще прежнего.
Так мерзко в этот миг стало целительнице! Что же за мир такой Хранители устроили? Куда глядят они, когда творятся вокруг беззакония? Видано ли это?
Девка тем временем отвернулась к щербатой стене и рыдала, уткнувшись в локоть. Не врала. Предстояло ей родить дочь, собственному мужу – сестру. Ложь Айлиша бы учуяла. Дар не позволит вранье не распознать. И что теперь делать с ней? Ну, положим, купит горемычная отвар, чтобы сбросить. Так ведь нужен еще отвар, чтобы на ноги после этого встать и детей потом рожать. А разве хватит на то десяти медяков и глиняных бус?
Айлиша огляделась. Никого. Ну их, бусы эти. И лекарка начала быстро-быстро собирать травы в холщовый мешок.
– Запоминай. Вот эти заваришь дома. Баню затопишь покрепче. Распаришься и там уже выпьешь. Да холстин чистых припаси.
Быстрые руки порхали над сушеницей, с пальцев лилось бледно-голубое сияние.
И в этот миг неожиданная догадка осенила целительницу:
– Свекор-то как же? Ежели вдругорядь придет?
Молодуха подняла заплаканные глаза, в которых на миг сверкнула сталь.
– Не придет. Он надысь с сеновала спускался, так лестница опрокинулась. Расшибся. В горячке лежит. Знахарка говорит – долго не протянет.
Айлиша смотрела на помертвевшее, застывшее в суровой прямоте лицо странницы и молчала. Сколько внутренней силы было в этой молодице. И какую тяжкую тайну с двойным грехом пополам взяла она на душу.
– На! – Целительница протянула ей мешочек с травами. – Обожди. Еще кой-чего.
Девушка отвернулась к полкам, на которых стояли склянки с настойками. Взяла четыре разных и стала смешивать по капле в глиняной миске.
От неожиданно знакомого запаха вдруг закружилась голова, и тошнота подступила к горлу… Почему так бередит это пряное благоухание? Не раз она прежде готовила подобное зелье, но отчего ныне сознание поплыло? Будто вот-вот всплывет в памяти что-то давно забытое, подернутое туманом.
– Дай, – повернула лекарка к девке невидящее лицо и вырвала у той из рук мешочек со сбором. Поднесла к лицу. Вдохнула.
В ушах зашумело, каменный пол под ногами закачался. Казалось, вот-вот вынырнет на поверхность что-то, что никак не получалось вспомнить, что-то, разбуженное запахом сушеницы. Что-то страшное… И сердце сжалось от тоски. Словно во сне, Айлиша повернулась к молодице, вернула ей заветные травки и каким-то чужим, незнакомым голосом взялась наставлять, протягивая кувшинец с настойкой:
– Вот это выпьешь утром, когда после бани остынешь. Да в тот день не делай, гляди, ничего. Только спи.
Девка сбивчиво благодарила, пыталась сдернуть с шеи бусы, пыталась целовать лекарке руки, но та с неожиданной сноровкой вырвалась и выгнала благодарную просительницу прочь, пока никто не пришел.
Выставила и растерянно опустилась на лавку. Силясь поймать, удержать ускользающие смутные воспоминания. Но вместо воспоминаний только гулкое эхо отзывалось в голове, учащенно билось сердце и ныли виски. Деревянной походкой Айлиша вновь подошла к столу и снова начала смешивать капли, с закрытыми глазами вдыхая запахи, растравляющие душу.
Одна капля, вторая. Теперь из другой склянки. Благоухание становится гуще, к нему прибавляются горькие нотки… И вот Айлиша уже куда-то летит… медленно. Ей тепло… кто-то держит ее так бережно, заботливо. Не Тамир, нет.
Вдох. Сладко-приторный дурман трав…
«Куда это ты ее тащишь, сеновал-то у нас за конюшнями?»
Кто это говорил? Когда? Кому?
Знакомые нотки сушеных брусничных листьев. Горечь на языке…
«Ну и кто говорил мне, что эта не наблудит?»
«Она что – непраздная?»
Чужие голоса вторгались в разум, но вспомнить не получалось… Да что же это! Словно со дна реки тащишь горсть песку, а когда поднимаешься к поверхности глотнуть воздуха – пригоршни пусты.
И тут Айлишу осенило – Дар! Она забыла про силу Дара! Голубые искры полетели с кончиков пальцев в миску с настойкой, и запах медвяный, острый ударил в лицо. Запах крови. Ее крови!
«Сын у нее. Права ты, Бьерга, по любви зачали. По большой любви. Хранителями ребенок дареный».
Ихтор! Он говорит!
«Нельзя ей рожать».
Майрико!
«Да, подлость творим. Но так и не впервой ведь. Сам знаешь, отринет она Дар. Как талый снег в землю уходит, так и она уйдет в материнство. А нам целитель нужен!»
Бьерга.
