Нарисованная красота (СИ) - Шилкова Анна (читать книги бесплатно .txt) 📗
Как оказалось, для домового есть свои условия прибытия: с нас охороница, хотя бы одна светлая комната, каменная печь и специальный угол за ней. Он в свою очередь должен обязательно принести нам дар, который я должна принять. Горямиз в луже — единственное, что привело домового в восторг. Ему он регулярно приносил грязную воду, которая являлась для него пищей.
Пьюриф с Вилко не ругался, бурчание его переносил стоически, исправно выполняя свои обязанности. Во дворе все работало, все мои установки он помыл, заодно смыв с них руны, но теперь я часто пользовалась огненным «стилусом» и просто нанесла их заново, под циканье Вилко.
— Что ты жену его не позовешь? — Спросил меня как-то Пьюриф, когда я рылась в моих запасах в постройке для хранения.
— Какую жену? — Не отвлекаясь, переспросила его.
— Я ж тебе говорил — многие семьи создали, когда не у дел оказались. — Я кивнула. — У Вилко жена в общине осталась, когда вода его к тебе отправила. — Пожал плечами дворовой.
— А чего он сам не попросит? — Удивилась я.
— Его жена тоже домовушка, только от воздуха посланка. — Веско ответили мне.
— И что? — Я не понимала, какое это имеет значения.
— И только хозяин может решить, что в его доме будут уживаться двое домовых. Сам. — Как глупенькой разжевали мне.
Информацию к сведению я приняла и вернулась к делам. Вот с этого разговора я ходила и думала над тем, нужна ли мне на самом деле еще одна домовушка.
Как я выяснила, помощники — ребята смертные только принудительно, человеческий век для них короток, так что дождется Вилко жена, сама не заметит, как годы пролетят. С другой стороны, не хочется разлучать семью, раз они не только ее создали, но и пронесли свои узы сквозь года.
— Проходи, Гевген. — Повторила я и пошла в дом.
Мужик снова дернул створку ворот и, наконец, попал внутрь.
— Как ты Литта? — Настороженно глядя на меня, спросил Гевген, когда мы устроились на кухне.
— Оправилась, Гевген. — Улыбнулась ему тепло. — Как прошел караван?
— Без твоего отца туго пришлось, но мы справились. — Резко погрустнел мужчина.
На этот раз удалось рассмотреть его получше. Не очень высокий, но все же выше меня, широкий в плечах, со стремительно завоевывающими голову залысинами, потеснившими золотистые с проседью волосы. В свободной рубахе и жилете, штанах из чего-то вроде замши и здоровенных грязных сапогах.
Но более всего отвлекал меня запах. Смесь человеческого и конского потов, неповторимого аромата грязного мужского тела с легкими нотками сортира, заставляла меня остро хотеть отмыть его со щелоком.
— Прости, Гевген, но тебе просто необходимо помыться. — Пресекла беседу я. — Прямо сейчас.
— Нечисть накличешь, глупая! — Привычно попытался отбрыкнуться гость.
— Ты виз? — Только вздохнула я.
— Нет. — Удивился вопросу он.
— Тогда к тебе никто не придет. — Уверенно сказала я. — Зуб даю.
Последние недели мои помощники изо всех сил меня просвещали на тему взаимоотношений людей и их народа, так что я точно знала, что к невизам они просто не могут приходить — таковы правила.
— Откуда знаешь? — Подозрительно уточнил собеседник.
— Пока не вымоешься, ничего не расскажу. — Ультимативно сообщила я.
Гевген посопротивлялся еще какое-то время, но в итоге согласился и спросил где ведро. Пока мы выясняли зачем ему ведро, потом разбирались, что бадью набирать не надо, спустилась Мьяла.
— Кого ты опять принимаешь, Литта? Запах как от трупа. — Пробурчала она прямо с лестницы.
— Никого я не принимаю, Мьяла. — Улыбнулась. — Меня навестил старый друг отца и он уже идет мыться. — Подтолкнула Гевгена.
После короткого ликбеза, я вернулась на кухню. Вилко мыл пол, бурча под нос, Мьяла ушла к Крынке, а я уселась жевать сельдерей, за которым сходила в подпол.
Откровенно говоря, я могла бы круглосуточно питаться пирожками — так сильно я похудела во время затяжного сна.
Мьяла вернулась с молоком и сливками. Каждое утро она делала новое сливочное масло, половину которого она использовала в тесто вечером, а вторую половину использовала для сдоб. Теперь у нее были в меню пирожки с семью видами начинки, бутерброды с бужениной и копченой рыбой. Первое мы делали сами, а второе покупали у той лоточницы, которую летом взяла под крылышко Мьяла. Правда предварительно мы испортили килограмм пятьдесят рыбы, пока я сообразила, как правильно собрать коптильню. У отца на даче была каменная коптильня, но я даже рядом с ней никогда не стояла, только слушала бесконечные папины рассуждения на тему щепы, поддува и всего вот этого. Итогом моих страданий стала вкуснейшая копченая рыба, которая разлеталась у девушки еще быстрее, чем пирожки у Мьялы.
При этом, они, кампроу, договорились между собой о том, что рыба обменивается на сдобу — так что бутерброды были на обоих лотках. Теперь они вдвоем присматривались к конкурентам, которые каждый день множились как грибы, чтобы присмотреть себе еще кого-нибудь в компанию и еще больше расширить свой ассортимент. Пока что им никто особенно не приглянулся, но я ждала кого-то особенного еще до первого снега.
Я с удовольствием жевала укратый у Мьялы (с ее одобрения) бутерброд с рыбой и ждала Гевгена. Судя по плеску, его одежда давно ждала пока ее наденут, а вот над самим мужчиной вода продолжала трудиться.
За воротами потихоньку начинался день: первые торговцы и мастера двигались к рынку, позвякивая своей поклажей. Собаки на этот звон брехали со своих дворов. Спустилась Хора и стала требовать свое утреннее молоко. Мьяла побурчала для порядка, но налила в блюдце лакомство. Свежие, теплые еще, сливки эта наглая кошка не признавала.
С момента появления в доме ее шерсть стала лоснящейся, из грязно-серой превратившись в дымчатую, с длиннющим хвостом и острыми огромными ушами. О ее совершенно не поддающейся измерению силе я думала всякий раз, когда смотрела на кошку.
Наконец, вышел Гевген. В чистой одежде и не вонючий он производил куда более приятное впечатление.
— Теперь рассказывай. — Уселся он напротив меня.
Мьяла поставила нам тарелку с пирожками и бутербродами, оставила молока и начала потихоньку собираться на рынок — поставила последние пирожки выпекаться, занялась бутербродами и сборкой всего на лоток и в корзины (да, теперь у нее еще две огромных корзины, в дополнение к лотку с привязанному к его дну полотну).
— Что тебе рассказать, Гевген? — Рассеянно спросила я.
— Я успел поспрашивать в городе — говорят, ты теперь косметичка? — Начал он.
— Можно и так сказать. — Улыбнулась я. — Я много чего успела придумать для человеческой красоты, пока ты был в караване.
— Ты раньше никогда не хотела делать ничего сама. — Повернул он разговор в интересующую его сторону.
— Жить на что-то надо, — пожала я плечами, — я долго думала и решила, что займусь косметикой. Надоест — пойду в кухарки. — Хихикнула я.
— Твои родители оставили тебе недостаточно денег? — Усомнился мужчина, а я заподозрила неладное.
— Что ты хочешь, Гевген? — Не теряя времени и ощущения, спросила я.
— Я обещал твоему отцу заботиться о тебе… — Начал он, но прозвучало не очень уверенно.
Хора, видимо, заметила смену настроения и запрыгнула на скамейку.
— А на самом деле? — Дала вторую попытку.
— Инн отдал тебе ее? — В глазах засветился жадный огонек.
— Кого? — Опешила я.
Понятно, конечно, кого, но я не хотела показывать, что знаю, о чем речь.
— Он точно отдал — потому что из города уехал. Они так договаривались, я точно знаю. — Продолжал Гевген, внимательно вглядываясь в меня.
— О чем ты? — Продолжала строить дуру я.
Мьяла у плиты замерла, наверняка, пытаясь нашарить скалку.
— Сковордку. — Наконец, выдохнул мужчина. — Инн должен был отдать тебе ее, в случае смерти твоих родителей.
— Ничего он мне не отдавал — только деньги и бумаги на дом. — Пролепетала я.
Я начала серьезно побаиваться визитера.
— Не может быть! — Он вскочил.
