Бирит- нарим (СИ) - Медведникова Влада "Emy Olwen" (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
Я расточителен.Он шел, глядя на заходящее солнце, стараясь не замечать ядовитых испарений. Стараясь не думать о том, что ждет его в конце дороги.Мог бы довольствоваться малым... Но война -- время изобилия, помнишь, ты говорил мне это, Илку? Можно убивать безнаказанно, и никто не заподозрит...
В селении были еще люди. Не больше дюжины, но где они -- не разобрать. Слишком много мертвых вокруг, слишком много крови впитала земля. Горстки людей стоит ли бояться? Но когда-то двое колдовской силой уничтожили всех экимму в Шумере. И как знать, кто пришел теперь с гор?
Ни к чему шагать по царской дороге, у всех на виду.
Лабарту перепрыгнул через ограду, и, неслышный как тень, продолжил путь -- между домами, мимо опустевшего загона для скота, по тропе вдоль пересохшей канавы...
И остановился, почувствовав настороженный взгляд.
Из-за ствола старой сливы выглядывала девочка. Совсем еще юная, сколько зим она видела, шесть или семь? Вся перемазанная в земле и копоти, сидела, обхватив ствол, и не шевелилась.
Лабарту показал пустые ладони, а потом прижал палец к губам, призывая к молчанию. Хотел пойти дальше, но девочка вдруг метнулась к нему, схватила за подол рубахи, словно пытаясь удержать. Лабарту опустился на колени, положил ей руки на плечи. Девочка смущенно потупилась, разжала ладони и выпустила ткань.
-- Прячешься? -- тихо спросил Лабарту.
Девочка кивнула.
-- Мы с братом... Он ушел, но придет... скоро.
Скоро? Как давно ты ждешь его, с рассвета или с заката?
Потянулся к ней своими чарами, но лишь самым краем их -- для того лишь, чтоб унять ее страх. И девочка и впрямь перестала дрожать и подняла глаза, огромные и темные, как у Нидинту.
-- Ты весь в крови, -- прошептала она. -- Подожди.
Она вывернулась из-под его рук и отбежала за дом. Лабарту сидел неподвижно, прислушиваясь. Торопливые детские шаги, плеск воды, шуршание сухой травы... Солнце еще не зашло, но стены заслоняли его лучи, и, казалось, уже наступили сумерки. И стоит лишь закрыть глаза -- и сквозь запах войны можно уловить аромат плодов, созревших, но так и не собранных, готовых упасть на потрескавшуюся землю.
Девочка вернулась и, задыхаясь от бега, остановилась перед Лабарту. В руках у нее была чаша.
-- Это чистая вода. Ее можно пить.
Лабарту медленно осушил чашу. У воды был привкус глины.
Воспоминания вспыхнули, и голоса в них зазвучали, перебивая друг друга.
"Пей, дитя Ану", --сказал жрец в белых одеждах, и кровь потекла в медный жертвенный сосуд.
"Пей, мой хозяин, --сказала Кэри. В глазах у нее блестели слезы.--Пей."
-- Спасибо тебе за чистую воду. -- Лабарту протянул обратно чашу и на миг замолк, подбирая слова. -- Пусть горести твои закончатся.
Он поднялся на ноги.
-- Не уходи, -- попросила девочка, глядя на него снизу вверх. -- Здесь есть вода и можно спрятаться, и...
... Хочет, чтобы я остался и защитил ее...
Защитил от кутиев, не берущих рабов и не жалеющих ни стариков, ни детей. От чужеземцев, щадящих лишь те селения, что сразу пали перед ними на колени.
Убей ее,прошептал голос Кэри.Будь милосерден.
Они лишь качнул головой и пошел прочь -- так быстро, что девочка, должно быть, и не заметила, как он исчез.
Кто я такой, чтобы быть милосердным, Кэри?
2.
Он шел, не останавливаясь, и лишь в полночь, в самый темный час, когда звезды кажутся особенно близкими, и звери рыщут в степи в поисках добычи, остановился передохнуть, сел у края дороги. Ветер шуршал в траве, и от этого вспомнилось море. Волны, снова и снова накатывающие на прибрежный песок благословенной земли. Листья пальм, качающиеся в вышине, тишина и покой... И юная полукровка, смотрящая вдаль незрячими глазами.
Лабарту глубоко вздохнул и зажмурился.
-- Видишь, маленькая Тини, -- прошептал он, -- Пророчества твои ложны... Нет меча в моей руке, я безоружен, и войны людей не влекут меня... И кому я должен сказать, что мы не победим? Нет никого рядом со мной, я один.
3.
Утро застало его на руинах Аккаде. Восходящее солнце тонуло в удушливой копоти, и свет его похож был на мутную, нездоровую кровь.
На этой улице жили люди состоятельные, в редком доме было меньше двух рабов. Деревянные двери украшены были резьбой, стены расписаны охранительными знаками, а над крышами на восходе и закате поднимался благовонный дым.
И теперь все было окутано дымом -- черной гарью, что горьким пеплом оседала на губах. Но и копоть не скрывала смрада разложения -- не глядя, Лабарту знал, что повсюду, под грудами битого кирпича, за уцелевшими стенами и среди разломанной утвари скрываются останки людей.
Сколько не похороненных здесь? Словно город стал им могилой...
Звонко затявкала гиена, потом еще одна и еще. Голоса их перешли в рычание, и, в ответ залаяли собаки.
Дерутся... хоть и много добычи.
Лабарту сплюнул, пытаясь избавиться от горького привкуса. Вытер губы -- на ладони остался темный след. На миг зажмурился, потом вскинул голову. В светлеющем небе чертил круги стервятник, медленно опускался.
Много добычи, но не для нас... Благая судьба хранит тебя, Ашакку, счастье, что ты не пришла сюда.
Рука скользнула к груди, словно пыталась нащупать утерянные амулеты. И забылся, слишком сильно потянул ткань, -- рубашка затрещала, порвалась у ворота.
Пусть и впредь... Ашакку...
Он едва мог понять, остались ли в городе люди, но чувствовал солнечное пламя, слабое, скрытое тенью, -- Илку все еще был здесь, не покинул город, превратившийся в груду развалин.
Надо было розыскать, немедля расспросить обо всем, но все же Лабарту медлил. Все никак не мог отойти от колодца, засыпанного землей и щебнем, все стоял возле рухнувшей стены.
Здесь был мой дом.Здесь ли?
Лабарту мотнул головой, не желая думать об этом, повернулся, готовый идти прочь, -- и что-то блеснуло на земле, под ногами.
Из-под глиняных черепков выглядывала медная голова рыбы. Глаза ее, прежде украшенные лазуритами, теперь стали пустыми и смотрели в никуда. Утренний свет переливался на искусно вырезанных чешуйках. Лабарту потянулся, чтобы извлечь ее из-под осколков, но отдернул руку и поспешно выпрямился.
Игрушка...
Медная рыбка, с которой не расставалась Нарда -- младшая наложница, едва достигшая брачного возраста. А если побродить средь развалин, то, должно быть, можно увидеть и вещи других женщин, ведь пять наложниц жили в этом доме. Тонкие пальцы Гебету часто скользили по струнам, -- где теперь ее арфа? Разломали ее дикари или забрали себе? А резная скамейка, на которой так любила сидеть Илтани, дольше всех прожившая в этом доме? Дерево скамейки потемнело от времени, стало гладким -- где она теперь, сожжена ли? Серебряное зеркало, что умещалось в ладони, не скрыто ли оно среди руин? Этта всегда клала его возле ложа, и ночью, бывало, лунный луч мерцал на нем, оживляя. А бубенчики, что носила на запястьях Закити, не втоптали ли их в грязь?
И только ли вещи, быть может...
Чужеземцы не знают пощады. И рабов не берут, и...
Лабарту сквозь пролом в стене вылез на улицу, не оглядываясь, не желая знать. И пошел, ведомый смутным светом, -- вперед, туда, где стоял прежде дом Илку.
-- Лалия!
От оклика, надрывного и горестного, из развалин, хлопая крыльями, взлетели вороны, и собака завыла невдалеке.
Лабарту промедлил, не скрылся среди теней, лишь обернулся, -- и крохотная женщина метнулась навстречу, всхлипывая, прижалась к груди, вцепилась в одежду. Сердце ее билось торопливо и неровно, как колокольчик на ветру, а сама она была истощенной, лишь чудом держалась на ногах.
