Волчонок на псарне (СИ) - Чарова Анна (электронные книги без регистрации .txt) 📗
- Не знаю, двенадцать-тринадцать. Ну, Эш так считает. Говорит, что, может, и меньше.
- Уже должна покруглеть, но - как мальчишка.
Надо же, с чего бы это она стала обо мне заботиться? Неужели боится, что я уведу у нее колдуна? Так глаза б мои его не видели!
- Ты не бойся, не нужен мне твой колдун, - сказала я, что думала, - Лильен вздрогнула, побледнела, медленно подняла голову.
- Но это не значит, что ты не нужна ему. Неужели ты не видишь, как он на тебя смотрит? Уходи.
Или мне показалось, или в ее голосе зазвенела сталь.
На негнущихся ногах я снова поднялась на палубу, обхватила себя руками, ничего не видя и не слыша. Меня трясло, колени подгибались, внутренности скручивались в узел - зарождаясь в низу живота, вверх по хребту ползла ледяная змея страха. И правда, зачем колдун меня учит манерам, грамоте, почему смотрит так пристально, словно хочет вскрыть голову и вытрясти мысли? Почему он все чаще приходит к нам с Эшем есть?
Сейчас он... Как же он это называет? В общем, пребывает в тишине, записывает внушение, а после будет спать до вечера - восстанавливать силы. Интересно, он увидит изменения во мне? Эш говорил, что маги разных стихий могут разное. Огненному лучше удается убивать, водяному - лечить. Я - дитя земли, по сути, бесполезное создание, но у каждого есть изначальная искра, которую можно... как сказать... переделывать, переливать из одной стихии в другую, "как из кувшина в кувшин". Чтобы поддерживать внушение, записанное в кристалл, неважно, какой стихии ты принадлежишь, искра есть - и хорошо. Даже Эш не знает, на что способен наш колдун и какой он стихии, говорит, умеет перевоплощаться и дорого за это заплатил.
Гребцы затянули песню об их тяжелой доле, я перевела взгляд на крайнего - мускулы на его спине вздувались, будто хотели разорвать кожу, волосы были выстрижены на затылке и над ушами. Вот дурачье, они даже не подозревают, как счастливы! У них есть свобода, захотел - ушел, а я тут, как проклятая, и даже умереть не могу. Несчастней меня разве что невольники, которых ночью грузят в трюмы, куда мне ходить запрещено.
Когда кто-то положил руку на плечо, я вздрогнула и отскочила, разворачиваясь в прыжке. Меня потревожил Эш, посмотрел пристально, будто бы догадался о моем секрете.
- Пойдем, ветра нет, и корабль почти не качает - самое время поупражняться в чистописании.
- Не хочется что-то.
- Тебе всегда не хочется, - сказал он с упреком и добавил мечтательно. - А зря. Книги - это больше чем целый мир. Когда хорошо научишься читать, поймешь, о чем я. И причесаться не помешало бы, у тебя волосы отросли до лопаток, за ними надо ухаживать. Когда ты в последний раз расчесывалась? Ты похожа на нищенку-замарашку, не стыдно?
Вспыхнула злость, на миг ослепила, и я всплеснула руками, бросила с яростью, с трудом сдерживая жгучее желание ударить его:
- Кого мне стыдиться? Их?! - я махнула рукой на гребцов и передразнила Эша: - "Надо ухаживать!" Кому надо? Мне - нет! Мне и так хорошо, вообще на лысо обреюсь!
Натолкнувшись на полный обиды взгляд, потупилась и обхватила себя руками. Нельзя говорить такое - колдун может запретить бриться, лучше сделать это втихаря. Кусая губу, я поплелась в нашу каюту. Напротив находилась каюта колдуна и Лильен, прямо - вход на кухню, камбуз, где женщина готовила еду на всю ораву гребцов. Здесь же были запасы воды, зерна и муки, соленая рыба и немного дров. За перегородкой имелся грузовой отсек и загон для рабов. Их сгоняли туда и сверху заколачивали досками. Красивых девушек под радостное гыканье гребцов уводили в специальную каюту на нижней палубе.
Вспоминая их сгорбленные фигуры, я скривилась. Села за стол, Эш подвинул ко мне бумагу и чернильницу, сам устроился напротив, подпер рукой морщинистую щеку.
- Помнишь, что мы делали в прошлый раз?
- Слоги, - вздохнула я и уставилась на чистый лист, как на злейшего врага.
- Напиши два рядка буквы Ю.
Я вынула перо, постучала им о стенку чернильницы и принялась карябать бумагу. До чего же нудное занятие! Другое дело - фехтовать, но мне это запрещено, колдун так решил, чтоб он сдох в муках! Они говорят, так живут благородные люди, и мне очень повезло.
Закончив с буквой, я принялась под диктовку писать слоги, аж пальцы свело.
- Молодец, - оценил Эш, ты способная, только ленивая.
- Эш, - я поставила перо в чернильницу. - Вы говорите, что если... его убьют, то я тоже умру. Но ведь есть могущественные маги... Должны быть такие маги, которые сделали бы все, как было. Ну, чтобы я освободилась. Ведь есть, да?
Эш вздохнул, потер нос, задумался и выдал:
- Наверное. Но... не уверен, не видел таких. Райгель очень могущественный. Да и как ты доберешься к тому магу? Не сможешь просто.
Я вздохнула и сжала кулаки, он продолжил:
- Скажи, разве тебе плохо? Разве тебя обижают?
- Я все это уже слышала. Что там у нас дальше? Читать? Давай сюда книгу. Или свиток, что там?
Похоже, Эш не заметил, что мое тело начало меняться. Надеюсь, что и от глаз колдуна это ускользнет, надо избегать его, пока кровотечение не закончится. Я так задумалась, что не сразу заметила, что передо мной раскрытая книга. Придвинула ее и прочитала: "У и-ных по-морни-ков имеются ро-га и хвост". Поморники... это к ним в гости мы плаваем, но что-то я не заметила хвостов у невольников.
Вечером ветер наконец наполнил паруса, и гребцы перевели дыхание. На душе было особенно скверно, и я села, спиной опершись о мачту. Красноватое солнце медленно скатывалось в дымку, и море окрашивалось в золотой. Сейчас оно напоминало кожу мерзнущего великана, покрытую мурашками волн.
Поначалу меня пугал простор, казалось, что синяя пустота высасывает остатки души, сейчас даже нравилось, когда не видно берега. Как говорил Эш, человек ко всему привыкает, и я до икотки боялась привыкнуть к невидимым цепям, боялась однажды не воспротивиться желаниям колдуна.
Самое ужасное, я ведь даже не замечу, что стала другой, буду думать, так и надо, это раньше я была дурной, а теперь все хорошо. Эшу ведь хорошо. Я запрокинула голову, готовая завыть. В последнее время отчаянье - это весь мой мир, оно то съеживается и становится неприметным, то, как сейчас, наполняет меня полностью, и хочется разбивать руки в кровь, резать запястья, только бы усмирить его. Но пока живо оно, пока жива боль, я остаюсь собой.
Солнце коснулось края, отделяющего небо от воды, и будто бы лопнуло - из него в море вылилась розовая краска и протянулась к кораблю. На световой дорожке мелькнул блестящий черный плавник, гребцы, дремавшие у своих весел, загомонили, заметались по палубе. Дельфины - значит рыба, рыба - свежее мясо.
На вопли выбежала Лильен, уперла руки в боки. Она еще не старая, а руки у нее костлявые, морщинистые, с покрученными, как у старухи, пальцами, и глаза тусклые, словно колдун выпил из нее жизнь.
Вспомни гада - вот тебе награда. Идет вразвалку, в одной руке - тесак, вторая заведена за спину, жидкие волосы собраны в хвост, на выбитом глазу - повязка. Что там, под повязкой, не знает даже Эш, как и того, что за человек изуродовал колдуна. Выпуклый бледный лоб лоснится от пота - он ненавидит жару, ему становится дурно. А я люблю, скорее бы лето, пусть солнце отомстит ему за меня и за невольников! Сегодня он надел длинную кожаную жилетку поверх белой рубахи.
Остановился возле Лильен, по-хозяйски обнял ее за талию, указал туда, где дельфины, женщина повернулась вполоборота ко мне, улыбнулась и потерлась щекой о его плечо. Словно ощутив мой взгляд, колдун обернулся, посмотрел на меня. Я похолодела, хотелось врасти в мачту, рассыпаться пеплом, лишь бы не чувствовать себя букашкой, нанизанной на иголку его взгляда. Он всегда на всех смотрел одинаково, никогда не злился и не радовался, на него будто маску надели.
- Талиша, - колдун изобразил на лице улыбку и поиграл тесаком, Лильен потупилась и отступила от него, уколола меня взглядом. - Смотри, что у меня для тебя есть. Иди сюда, тебе понравится.
