Странствие (СИ) - "Алексис Канте" (мир бесплатных книг txt) 📗
— Умный мальчик. — Укор протянул руку и взъерошил челку Подарка.
Старшие клещи обсуждали с ним предстоящее дело до первых всполохов рассвета. Укор рассказывал, как опознать жнеца. Старуха Кэр учила следить за привычками людей: во время еды, выпивки, да и просто в нелегкой жизни. Неумолимая Богиня уже корчилась в агонии, когда Укор сказал:
— Пора уходить! Будь осторожен — никто тебя не прикроет. И не бойся — воспринимай поручение просто, как будто уничтожение крысы! Все получится! Я не отпустил бы тебя без веры в успех, — серьезно изрек он.
В Сухую Подарок добрался незадолго до нового рождения Богини. Укор приказал ему не красоваться на виду: чем больше стоишь-торгуешь, тем больше покупателей подойдет, привлечет внимание, задаст неудобные вопросы. Ранним утром Пыльные ворота он прошел без помех — все-таки самые оживленные ворота в городе. Люди таскали через них черный камень, делая запасы на зиму. Потом, не торопясь, зашагал по дороге на юг, высчитывая время по оку. На пути он часто останавливался, встречая камненосов, охотников на залегших в норах мышей, ящериц и жуков, собирателей поздних трав и съедобных кореньев, иногда попадавшихся в пустынной земле.
Укор отобрал у него стилет, взамен выдав простой нож — тупой и ржавый, который лежит за пазухой у каждого крестьянина. Неуютно идти одному, считай безоружным — Подарок вспоминал минувшее дело, и свою грозную поступь в отряде братьев. Облака поначалу хмурые, укрепившиеся за ночь, в четвертом добром часу сдались — разошлись перьями. Око проломило стены, начиная жалить и высматривать людские грехи. Отравление — тяжелейший грех, но Подарок утешал себя, подбадривал внутри, что его отравление для спасения братства. Может такое действо бог и простит? Спасать же завсегда праведно!
Сухая деревня запустела давно, как сообщил Укор, и Подарок, вступив в нее, кругом увидел следы этого запустения. Не верилось, что когда-то у карьеров селились тысячи человек. Они таскали камни, гоняли скот, возделывали поля, разводили рыбу в прудах, нынче сгинувших во вселенские ветви. По обеим сторонам хилых улиц попадались редкие жилые дома; большую часть остальных разобрали до остовов и фундаментов. Нужную харчевню он сразу отыскал: у нее из печной трубы валил дым, к тому же она, вместе с живительным колодцем, оставалась здесь в одиночестве.
Замшелая вывеска висела над крыльцом каменной харчевни, но прочесть ее — тот еще труд. Из колодца две женщины тягали ведро на длинной цепи, наливая ее здоровому мужику в крепко привязанную, наспинную бочку. Они, как и мужик, стоящий на одном колене, проводили Подарка уставшими взглядами. На пыльной земле перед харчевней сидел лишь один приятель-торговец. Юркий старик, такой же тощий, как сам Подарок. Он присмотрелся к старику: продавец разложил на тряпке амарантовые, полбяные лепешки да горсть соленых кузнечиков.
Как же ошибался Укор — затеряться тут не получится! Вокруг площади ютилось не больше семи домов — грязных, рассыпающихся, но тоже каменных. Подальше, в конце пустынной дороги находился второй карьер и там же казарма стражников. Может эти две женщины приходились чьими-то женами; но Укор говорил, что у Лета, да и у других, если не всех стражников семьи живут в городе.
«Затеряться лучше всего на виду!» — припомнил Подарок воровскую премудрость. Он повернулся, встретился взором с одной из женщин и зазывно ей прокричал:
— Покупай иголки и булавки от мастера Вукота! Острые и крепкие! Из хорошей стали! Вукот — лучший мастер в Колыбели!
Здоровый мужик, кряхтя поднялся, а женщина, уже пожилая, потрепанная жизнью и грехами, недоуменно молвила:
— Незачем. На карьере есть казенные.
Подарок вздохнул, вставил в голос плаксивые нотки:
— Возьмите, тетенька! Вукот наказал мне продать хоть одну!
Женщина безразлично качнула головой, держа в руке полное ведро, и вся троица побрела к карьеру.
— Покупай иголки и булавки! — обратился клещ к старику.
— На что они мне, — отозвался тот. — Нанизывать кузнецов?
Вряд ли он — жнец…
— Ага, — брякнул Подарок. — Бери!
— Ха! — фыркнул старик. — Чудной малец… В округе жрать нечего, какие уж тут иголки.
Должно быть, Подарок выглядел очень жалобно, так как пустой встал с насиженного места.
— Вон в таверне сидит пара человек, предложи им. А может и Барвит купит… Я-то с ним разругался.
Подарок медлил. Придут ли стражники вообще? Вдруг что-то поменялось?
— Всего пара…
— К зиме деревни вымирают, — объяснил старик, дыхнув гнилью и показав остатки зубов. — Иди. А я тут посижу, подожду, когда охранники нагрянут.
Подарок постарался унять ликование. Где-то в теле зарождалась дрожь, какая бывает перед дракой. Дряхлые ставни таверны были распахнуты, и у одного из окон сидел человек — по виду писарь. Он что-то стирал на пергаменте. Не иначе проклятый колосок…
Подарок зашел внутрь. Писарь даже глаза не поднял, но в дальнем конце харчевни сидел еще воин. Короткий меч, нагрудник и остальной скарб он сложил на скамью в кучу. Воин пил эль и медленно жевал мясо, словно та корова, которая приснилась намедни.
На пышущих жаром черных камнях в очаге варилась ячменная каша. Хозяин дрянного трактира резал на каменной плите шмат старого вонючего сала. Мелкие куски он кидал в чашки. Завидев гостя, хозяин отложил нож и вытер руки о фартук.
— Чего продаешь?
— Булавки, иголки. От лучшего мастера Колыбели.
— Почем?
Грубый мужик. Борода в крошках, порванный нос, щеки можно в свой черед нарезать на сало. Наскочила страхолюдная мысль, — а вдруг он свиной оборотень? Тот, что обитает рядом с родственниками и пожирает их! Глаза-то какие навыкате — злые и мутные.
— Сто грошей за иглу, сто пятьдесят за булавку.
— Ха-ха! Сдурел? Заплачу двадцатку или проваливай!
— В городе дороже, — робко сказал Подарок.
— Как у тебя их не отобрали, — хмыкнул хозяин.
Видимо он — Барвит.
Подарок почесал за ухом.
— Бегаю хорошо.
— Да ну? — Барвит обошел плиту и вдруг схватил его за грудки. — А так убежишь? — ухмыльнулся он.
Демонская срань… Как бы не открылась рана.
— У мастера Вокута брат помощник префекта! Помощник господина Лега! — пропищал Подарок чистую правду.
Напор трактирщика ослаб. Он отодвинулся, убрал подальше мерзкую рожу.
— Мне плевать. Отдавай за двадцатку или проваливай!
О таких трудностях Укор не предупреждал.
— Ладно, восемьдесят, — начал торговаться Подарок.
— Куплю все за двадцать пять!
«Барвит хочет купить для перепродажи!» — лихорадочно понял Подарок. Как же зацепиться в харчевне?!
— Не могу. Вокут с меня три шкуры спустит! Со вчерашнего дня ничего не ел… — как будто заколебался он. — Ну хорошо, — выдохнул Подарок. — Отдам иглу за тридцать грошей, чашку каши и эля глоток.
Сердце колотилось, а всего его чуть ли не трясло. Давай соглашайся! Давай же!
В Колыбели годную иглу сбывают и за две сотни. Не медли, жирный урод!
— Так и быть, — лениво проскрипел трактирщик.
В харчевне восемь столов в два ряда — хотя какие столы, все те же плиты с карьера. Лавки — обтесанные прямоугольные камни. Писарь сидел в четвертом ряду напротив молчаливого воина. Он достал чернильницу, макал перо и царапал свиток. Как пить дать, обоим плевать на происходящее. Или кто из них жнец?
Подарок уселся за вторую плиту у стенки. Сложил в кошель медяки. Барвит нацедил ему треть кружки эля и дал ложку недоваренной каши. Вот кого ему надо травить!
Каша маняще пахла, и он не удержался, съев ее подчистую. Ждать Подарок не любил — поскорей бы закончить с делом. Он подпер кулаком подбородок, согнул вниз шею, опустил веки — как будто задремал. Нужно успокоиться после перепалки с Барвитом.
Вскоре снаружи донеслись голоса. Подарок качнулся, приоткрыл глаза. В харчевню заходили стражники. Он медленно отхлебнул эль, стараясь не упустить никого и вычислить жертву.
