Возмездие (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна (бесплатные полные книги .TXT) 📗

— Беса видел, тот подкрадывался к нему ночью, и говорил, что он — следующий, что его ждёт ад. У дьявола этого, говорил, рога были и хвост. Никколо, правда, иногда считал, что это ему мерещится, но вчера сказал, что это точно дьявол.

Прокурор и подеста переглянулись, но если в глазах мессира Монтинеро было явное подозрение на перепой и пьяные видения погибшего, то мессир Корсиньяно казался теперь задумчивым и настороженным. Он спросил у Монтинеро:

— А то, что сказал Гвидо? Это не может быть…следствием…

Монтинеро на минуту задумался. Вызванный ночью врач подестата, Гвидо Мазаччи, вначале дерзко обругал всех, кто разбудил его среди ночи, потом грубо выругался, когда узнал, зачем его вызвали, дав понять присным Монтинеро, что покойник, если уж умер, мог бы подождать и до утра, а когда погибшего наконец раздели, синьор Гвидо взвизгнул и в безбожных выражениях завопил, что не собирается рисковать жизнью ради мерзавца. Площадная брань касалась тёмных глубоких язв в паху и на теле покойника, в которых синьор Мазаччи сразу распознал галльскую блудную болезнь.

— Следствием болезни? — подхватил прокурор мысль Корсиньяно, — да, многие бредят, но Гвидо не уверен, что он умер от заразы. У покойника закоченели руки. И рано ещё, Мазаччи сказал, он мог протянуть ещё пару лет.

Подеста пожевал губами и зло прихрюкнул. Потом вздохнул и почесал за ухом:

— А что если подлинно дьявол? Следов-то нет.

— Ну, нет, — решительно поднялся прокурор. — Вздор это всё. Думать, что дьявол, наградив его распутной галльской заразой, от которой все блудники мрут за пять-семь лет, разлагаясь заживо, ещё и снизошёл до того, чтобы лично угробить дурня? Зачем такое беспокойство? Дьявол, вон, спроси у Квирини, вечен. Он вполне мог подождать пару лет, пока Линцано помрёт сам. Неужто в адских котлах пусто? Привиделось ему всё это.

Подеста вздохнул.

— Да, хвостатого не допросишь. А так мысль интересная.

Монтинеро не спорил.

— Да, возможно. Но нам пора к мессиру Петруччи.

— Рано ещё, — покачал головой подеста. — Меня интересует, умер ли он от остановки сердца или нет?

— Гвидо отказался его вскрывать, говорит, это опасно.

— А точно, что это не от галльской заразы? — с надеждой в голосе спросил Корсиньяно. — Если он не вскрывал его, то откуда знает?

Монтинеро расслышал эту надежду.

— Он не уверен, просто предполагает. Может, и от неё, почему нет? Поверхностный осмотр ничего, кроме язв, не выявил.

В арочном проходе появились капитан народа, его советник Антонио да Венафро и епископ Гаэтано Квирини, почему-то облачённый в скромную монашескую рясу, сзади них маячил Фабио Марескотти. Подеста торопливо поднялся, извинившись, что, занятые допросом, они с мессиром Монтинеро пропустили назначенное время. Пандольфо Петруччи махнул рукой и спросил, что удалось узнать о гибели мессира Линцано? Подеста бросил быстрый взгляд на врага: Фабио Марескотти, исхудавший и бледный, стоял, глядя в пол, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Когда он минутами поднимал глаза, его потухший взгляд окидывал собравшихся, но едва ли их видел. Было заметно, что начальнику гарнизона абсолютно всё равно, что скажет сейчас Корсиньяно.

Тот понял это и отчеканил, обращаясь к капитану народа:

— Мы проследили его последний путь. Он вышел из палаццо Марескотти около шести, его видели в трактире папаши Леонардо, он выпил только стакан вина и пошёл сюда, в книгохранилище, где встретился с мессиром Баркальи, своим двоюродным братом. Оба они вышли отсюда около восьми, мессир Баркальи свидетельствует, что остался ужинать у Розалины, а мессир Никколо пошёл дальше от Кампо. Мы ещё не проверили, точно ли они расстались там, но около половины десятого у источника Фонте Бранда было обнаружено тело Линцано. Наш врач уверен, что покойный был болен галльской болезнью, но не может достоверно утверждать, что мессир Линцано умер именно от неё. В то же время он не нашёл на теле погибшего ни раны от кинжала, ни следов удушья или отравления. Мы ещё не установили, где был покойный с четверти девятого до половины десятого — нам не хватило времени, но наши люди сегодня узнают это.

— И ещё одно, ваша милость, — добавил Лоренцо Монтинеро, едва подеста умолк. — Мессир Сильвестри задержан вчера у гарнизонной конюшни. Он собрал вещи и намеревался удрать. Я прибыл туда для допроса и не мог отпустить его, тем более что с ним не было ни приказа, ни разрешения отлучиться. Сейчас он в подестате.

— Вы полагаете, это он убил Линцано? — задумчиво поинтересовался Пандольфо Петруччи.

— Нет, ваша милость, пока нет никаких оснований так думать, тем более что сам мессир Сильвестри заявил, что он просто смертельно перепуган и боится стать следующей жертвой не то неизвестного убийцы, не то… кое-кого пострашнее. Дело в том, — деловито продолжил он, — что в результате сбора улик всплыло следующее обстоятельство: мессир Линцано незадолго до смерти говорил мессиру Баркальи, что видел… — Прокурор сделал эффектную паузу в речи и, поняв, что внимание всех приковано к нему, артистично развёл руками, — видел дьявола, который подкрадывался к нему ночью и говорил, что он, Никколо, — следующий, что его ждёт ад. Натуральный чёрт, говорил, с рогами и хвостом. Мессир Баркальи уверяет, что мессир Линцано иногда считал, что это ему мерещится, но вчера сказал, что это точно дьявол.

Воцарилась тишина. Все молча размышляли над сказанным. Надо заметить, что немногие из присутствовавших в книгохранилище истово верили в Бога. Но дьявол? Тут безбожие не поможет, дьяволу-то плевать, веришь ты в него или нет.

— Ваше преосвященство! — Пандольфо Петруччи окликнул епископа Квирини, и он, очнувшись от каких-то своих неясных и сумрачных мыслей, обратил на капитана народа задумчивый взгляд умных карих глаз. — Это по вашей части. Этому можно верить?

Лицо Квирини исказилось насмешкой.

— Верить чему? — педантично уточнил он. — Надо различать тонкости. Можно ли верить в существование дьявола и в его могущество? Можно ли верить в видения, в которых больному мерещится дьявол? Или мы обсуждаем веру в возможность дьявола убить человека? Дьявол — анти-Христос: он чистая злая воля, нематериальный злой дух. Христос — лик, образ, по которому Бог сотворил человека, но дьявол отверг этот образ, поэтому он — не лицо, а живая личина. Так как он — не лицо, он множествен. Он — один дьявол, и он же — легион злых духов. У него одно желание — порвать с Сущим, быть несущим, то есть он не есть в прямом смысле этого слова. Но нельзя сказать, что «его нет». Он не есть в своём намерении. Но так как он есть своё намерение, то в итоге о нём «много сказать «есть», но мало сказать «нет»». Лживая личина есть в каждом из нас, но дьявол — ноуменальный, по мнению Аквината, носитель лживой личины, кроме которой у него ничего нет.

— О Боже, — со вздохом ворчливо прервал епископа прокурор Монтинеро. — Когда эти умники-богословы начинают говорить, порой просто перестаёшь понимать, о чём идёт речь, — пожаловался он. — Что за абракадабру ты нагородил, Нелло?

Епископ окинул прокурора высокомерно-наглым взглядом.

— Дьявол есть, Лоренцо, — растолковал он Монтинеро, — он может явиться зримо, а может и привидеться больному воображению. Но если дьявол бьёт, он редко делает это своим лошадиным копытом, чаще — своей человечьей ногой, но может лягнуть и… чужой ногой. Понимаешь?

— А, ну вот, это уже яснее, понимаю, да, — обрадовался Монтинеро. — Но как определить, привиделся погибшему дьявол или явился реально?

— И если речь идёт о чужой ноге, — осторожно вклинился в высокоумный богословский спор подеста, — то чья это может быть нога, а?

Монсеньёр епископ снизошёл до ответа, чётко соблюдая субординацию.

— Ну, вообще-то, мессир Корсиньяно, не стоит предлагать дьяволу огниво. У него своего огня достаточно. Он может воспользоваться чем угодно. И трудно сказать, чья нога ему под руку подвернётся. Что до подлинности видений покойного мессира Линцано, Лоренцо, — его преосвященство повернулся к прокурору, — отличить игру воображения от игрищ дьявола post factum и post humum, увы, уже невозможно. Как инквизитор, я мог бы, допросив его, различить эти сущности, но сейчас… — он с сожалением развёл руками, давая понять, что последний шанс следствия постичь истину в этом деле безвозвратно упущен.