Зимняя битва - Мурлева Жан-Клод (книги серии онлайн txt) 📗
В тот же вечер он вместе с другими новобранцами отправляется в квартал кабаков и притонов, и там они пьянствуют ночь напролет. Под утро, мертвецки пьяный, он бредет домой. Проходя мимо театра, ревет, как дикий зверь. Отныне он и есть дикий зверь. И он нашел себе стаю. Больше никому не удастся посмеяться над ним,.
К тому времени как Фаланга по трупам приходит к власти, он успевает сделать карьеру: занимает видный пост в полиции. Он – один из тех, кто охотится за Евой-Марией Бах. «Личные счеты», – объясняет он. Все знают, что он имеет в виду: «Будь спокоен, Гус. Когда мы до нее доберемся, тебе все карты в руки. Делай с ней, что хочешь». Они гоняются за ней несколько месяцев. Она долго водит их за нос.
Наконец однажды вечером им удается накрыть ее в каком-то убогом провинциальном зале на севере. Он в тот вечер хватил лишку, и его мутит. Он не входит вместе с остальными. Стоит на улице, привалясь к стене. Ему все слышно: крики, стон и треск разбиваемого пианино.
Ева– Мария выходит, еще, не опомнившись от изумления, что ее отпустили, и видит его, притаившегося в тени. Их взгляды встречаются. Она думает, что это он ее спас, приказал отпустить. О, как она раскаивается, что была к нему жестокой! Как великодушно с его стороны простить ее! Она делает шаг к нему, но он жестом останавливает ее. Она понимает: он не, хочет еще больше компрометировать себя в глазах коллег. И, не приближаясь, просто говорит: «Спасибо». И находит в себе силы улыбнуться ему, несмотря на весь этот ужас, несмотря на то, что Дора осталась в плену, с рукой, превращенной в кровавое месиво. Она повторяет: «Спасибо». Спасибо за, себя, а главное, за дочку, которую она завтра обнимет. Спасибо. Ее, выталкивают на улицу, чтоб она убралась, наконец, с глаз долой. А он, Ван Влик, больше не может совладать со спазмами, сводящими желудок. Он упирается обеими руками в грязную, воняющую мочой стену и неудержимо блюет, забрызгивая сапоги и штанины.
Несколько часов спустя, в машине, уносящей его сквозь ночь в столицу, Ван Влику докладывают, что девочку, находившуюся у кормилицы, тоже взяли, и спрашивают: «С ребенком как решим?» Его все еще мутит. К этому времени псы, конечно, уже сделали свое дело. Ему хочется, чтоб его оставили, наконец, в покое. Дали уснуть. «Как с ребенком-то?» – не отстает коллега.
«В приют. Куда подальше», – отвечает он.
И, едва сказав это, понимает, что совершил ошибку.
Спортивный комплекс Фаланги в этот час пустовал. Ван Влик отпер дверь своим ключом, и шаги его разбудили эхо в безлюдных коридорах. В раздевалке стоял едкий запах потных тел, им было пропитано все: воздух, дерево, кожа. На одном крючке висели куртка и брюки. Ван Влик, к своему удовлетворению, узнал в них одежду Двух-с-половиной. Да уж, этого известно, где искать. Не в библиотеке же.
Он быстро переоделся и вышел в спортзал в линялой футболке и старых шортах. Мерное поскрипывание подсказало ему, куда идти. У окна в противоположном конце зала человек с тяжелой челюстью и глубоко посаженными глазами лежал на мате и выжимал штангу. Половицы скрипели и стонали в такт его движениям. Ван Влик сосчитал диски и не сумел скрыть изумления:
– Ты вот это по десять раз выжимаешь?
– По пятнадцать, – бесстрастно поправил тот, завершив серию и положив штангу.
Два– с-половиной уступал Ван Влику в росте и весил по меньшей мере килограммов на двадцать меньше, но силы был неимоверной. Говорил он вряд ли больше десяти слов в день и абсолютно не понимал шуток. Тело у него было твердое, как камень, а душа и того тверже. Его прозвали «Два-с-половиной» за то, что, угрожая кому-нибудь, он никогда не досчитывал до трех. «Считаю до трех», – предупреждал он, но едва успевало прозвучать «два», убивал – пулей, ножом, а то и голыми руками. На вопрос, почему он так поступает, почему не оставляет жертве последнего шанса, он отвечал: «Не знаю. Терпенья не хватает».
Ван Влик устроился на соседнем тренажере и тоже принялся за упражнения. Так они качались вдвоем битый час, не вступая в разговоры. Оба делали одно и то же, но совершенно по-разному. Ван Влик рычал, стонал, хакал. Казалось, он ненавидит штангу или гантели, с которыми работает. Он ругал их на чем свет стоит. Жаркий пот ручьями стекал по его очень белой коже, среди рыжей шерсти, покрывавшей широкую грудь и мощные бицепсы. Он часто прерывался, чтоб попить воды и обтереться полотенцем. Два-с-половиной, в отличие от него, работал хладнокровно. Он нисколько не потел. Дышал ровно, почти неслышно, однако чудовищные тяжести поднимались раз за разом, мерно, словно движимые неутомимым механизмом.
После тренировки они сошлись в пустом баре спортивного комплекса.
– По пиву? – предложил Ван Влик.
Два-с-половиной скупо кивнул в знак согласия. Ван Влик прошел за стойку и откупорил две бутылки. Оба молча налили себе, молча отхлебнули. Два-с-половиной созерцал содержимое своего стакана пустым взглядом, с тем же безразличием, с каким смотрел на людей. «О чем он думает?» – гадал Ван Влик, чувствуя себя как-то неуютно. «Да и думает ли вообще?»
– Есть работа для тебя.
Два-с-половиной и ухом не повел.
– Нужно кое-что узнать у одного неразговорчивого субчика… Я хорошо заплачу.
Два-с-половиной чуть заметно кивнул, давая понять, что заказ принят.
Хмурые набережные просвистывал ветер. Немногочисленные запоздалые прохожие спешили по домам, обходя или перепрыгивая лужи. Внизу поверхность реки вдруг вскипала от налетевшего дождевого заряда, словно в нее швырнули песком. Быстро темнело. Два-с-половиной безмятежной фланирующей походкой двигался вдоль парапета. Он знал, что ему, возможно, предстоит убить человека, но это его не волновало. Дождь бил очередями в тугую ткань его зонта. Он нащупал в правом кармане куртки банкноты, которые Ван Влик выдал ему в качестве аванса. Половина. Вторую половину он получит, когда добудет нужные сведения. Можно считать, эти деньги уже у него в кармане. Он миновал четыре моста и только у пятого остановился.
Одного взгляда хватило, чтоб убедиться: объект отсутствует. Нет мотоцикла, пристегнутого цепью к перилам, – значит, и Голопалого нет. Вообще-то развалюха принадлежала всему населению Бродяжьего моста, но никто, кроме беззубого дылды, не умел на ней ездить. Ничего, можно подождать.
Два-с-половиной поднялся на мост и принялся прохаживаться взад-вперед по мокрому тротуару, крепко держа зонтик, то и дело норовящий вырваться и улететь. Не отшагал он и пятидесяти метров, как на мост с противоположной стороны въехал, стреляя выхлопом, мотоцикл без огней. Седок в вязаном лыжном шлеме, пригнувшийся к рулю, втянувший голову в плечи, издали был похож на какое-то огромное неуклюжее насекомое. Он выжимал из мотора все, что мог, но результат был довольно жалкий: машина еле тянула. Два-с-половиной в самом радужном настроении следил за приближающимся мотоциклом. Лучших условий для работы нельзя было и представить: темно, никаких свидетелей, мост…
Он дождался, чтоб Голопалый поравнялся с ним, и резко, с силой толкнул его плечом. Бродяга, вскрикнув, вылетел из седла и грянулся наземь. Опрокинувшийся мотоцикл проехался по мокрой мостовой и врезался в поребрик противоположного тротуара. Раскаленный глушитель отлетел и, дымясь, запрыгал по асфальту.
– Ты что, сдурел? – заорал Голопалый. – Я ногу сломал!
Два– с-половиной даже зонта не опустил. Свободной рукой он сгреб бродягу за отвороты куртки, вздернул на ноги и, держа почти на весу, притянул к себе.
– У меня нога сломана! – стонал Голопалый. – Больно же, гад!
Его худое, поросшее щетиной лицо в рамке мокрого шлема кривилось от боли.
– Пусти! Чего тебе надо?
– Сведения. Девушка. Блондинка. Милена Бах.
– Не знаю такую! Пошел на хрен!
Два-с-половиной был не любитель тратить время на пустую болтовню. Беглецы обычно прибывали по реке, и Бродяжий мост был перевалочным пунктом. Это все знали. Он оторвал бродягу от земли и посадил на металлические перила моста.
