Карта мира - Носырев Илья Николаевич (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
— Да, маркиз, — кивнул Иегуда. — Нужно привыкать к местным нравам: заметь, друг мой, здесь все перевертыши. Я временами даже перестаю понимать, где настоящий маркиз, — в том франте, что блистает новыми туалетами, или в том развратнике, что способен вот так вот крутить своим задом перед животными… Или Агвилла — кто он? Тот глупый и отважный орел, что ловит ворон вечера напролет — или тот просвещенный наукотворец, что стал нам с тобой другом?
Гантенбайн и безымянный конь Иегуды неслись сквозь чащу; сам их бег успокаивал, становилось легче дышать, вольнее думать.
— Мы не зря поприсутствовали на этих именинах сердца, — утешил его Иегуда. — Я узнал кое-что о Муравейнике. Существует тайная тропа в лесу, по которой в каждое полнолуние в деревню приходят мертвецы. Маркиз даже имперским войскам сообщил о ее существовании.
— А почему каждое полнолуние?
— Вот это неизвестно. Знают лишь только, что каждое полнолуние по ней вновь приходят из Муравейника все мертвецы, что были убиты… — тут Слепец призадумался на мгновение. — Вернее, не убиты — ибо как убить уже мертвого? — а, скажем так, потеряли приличный вид (ну там руки им отрубили в битве или голову). Понимаешь? То есть, если тело мертвеца перестало ему годиться по причине полученных им повреждений, он сбрасывает это тело, как змеи — кожу, а душа его исчезает. И в каждое новолуние, обзаведшись новым, без единого шрама телом, возвращается вновь.
— То есть мертвецов и вовсе нельзя истребить? — Рональд даже задохнулся.
— Обычным оружием — нет. Даже если сжечь мертвеца дотла, в полнолуние он вернется. Некоторые мертвецы, обычно начальники над остальными, возвращались и не в полнолуние, но таких случаев на памяти наших друзей-кентавров было два-три. Это были всегда — еще и при жизни — особые люди, а после смерти они являлись посланцами, чтобы передать какую-нибудь важную весть. Но это исключение. Нам надо искать тропу мертвецов — ту дорогу, по которой они, как муравьи, чувствуя запах друг друга, идут из своего каменного города.
— Стой! — крикнул Рональд, и Гантенбайн резко затормозил передними лапами, едва не сбросив на землю седока. Конь Иегуды промчался на несколько шагов дальше, затем тоже остановился. Оба слезли и впились глазами в то, что лежало у их ног.
Это была женщина, молодая темноволосая крестьянка. Лицо ее было бледно, словно иней покрыл его белилами из гримерной. Одежда же несчастной вымокла от крови и казалась от этого картонной.
Иегуда пощупал пульс:
— Уже не спасти.
— Похоже на то, что на нее напал дикий зверь, — предположил Рональд.
— Да, зверь — зверь без когтей и клыков. На всем теле ни одного резаного ранения, разве что царапины от веток. Ее душили — причем не руками. Если и животное могло это сделать, так только огромная змея. Я видел таких в Африке — но здесь ничего подобного не водится.
— Здесь что угодно может водиться.
— Вот именно, — согласился Слепец. — Что угодно.
Он поднял несчастную и перебросил ее тело через луку седла.
— Отвезем ее в замок или в деревню? — спросил Рональд.
— Похороним подальше, в лесу. И никому ничего не скажем.
— Что ты имеешь в виду? — поразился Рональд.
— Нужно поддерживать хрупкий мир. Если ее убили маркизовы слуги, мы, конечно, должны сделать это достоянием гласности; но, сдается мне, много у кого из народных вождей могло возникнуть искушение подбросить предлог для продолжения войны.
— Что значит «похороним»? — Рональд усилием воли заставлял себя мыслить в рамках местных категорий. — Разве она не воскреснет и не вылезет из-под земли?
— В таком виде — не воскреснет, — покачал головой Иегуда. — Я подробно расспрашивал териантропов о мертвецах: они говорят, что оживают только те, чье тело не было сильно изуродовано смертью. Ее душа отправится в Муравейник и только там обретет новое тело. Но у нас есть шанс встретить ее в деревне и подробно обо всем расспросить.
Зеленые лапы елей, прохладный воздух, мягко хрустящие под ногами иголки — мир слишком красив, чтобы в нем ежедневно происходили столь мрачные вещи. Они вырыли яму лопаткой, которую извлек из-под своего поистине волшебного плаща Иегуда, опустили туда труп и быстренько забросали комьями земли — а потом аккуратно положили на могилу заранее срезанный дерн. Они работали споро, словно всю жизнь занимались гробокопательством, и это Рональда неприятно удивило.
— Покойся в мире! — грустно сказал Иегуда. — Хороним тебя без креста и молитвы — но когда-нибудь ты получишь и то, и другое.
Они вскочили на коней и продолжили свой путь как ни в чем не бывало.
— Кто мог сделать такое? Зачем?
— Странный вопрос: мы оказались в месте, о котором практически ничего не знаем. Сотворить с ней такое грешное дело мог кто угодно: маркизовы слуги, какой-нибудь зверь, им созданный, мертвецы, даже кто-нибудь из крестьян поизвращенней…
— Маркиз… — попробовал слово на вкус Рональд, затем почти старчески пожевал челюстью. — А что ты думаешь по поводу той истории, что мне рассказали крестьяне о юности маркиза и его черных делах? Нет ли связи между появлением Муравейника и опытами маркиза: ведь он поистине могущественный волшебник — или ученый, не знаю, каким словом его и назвать…
— Дьявол приходит тогда, когда люди к нему готовы, — сказал Иегуда. — Это Господь приходит и к праведникам, и к грешникам — тогда, когда сочтет нужным, а дьявол приходит только по желанию самих людей — и никогда к тем людям, которые его не приглашали. Я чувствую нечестие в замке; оно угнездилось давно и прочно. Маркиз мог и не вытворять всех тех мерзостей, что приписывают ему крестьяне. Да, он жестокий феодал, может быть, самую малость более жестокий, чем все прочие. Да, он искусный ученый и мог применять против крестьян новейшие методы науки — не в этом дело. Важно то, что такие, как он, могут существовать в наше время — и не только существовать, но и по малейшей своей прихоти губить целые деревни, стремиться к убийству сотен людей, чтобы избавиться от головной боли, ронять престиж дворянства, представая перед крестьянами и чудовищами-язычниками в сомнительных ролях… На ровном месте ничего и никогда не происходит: мы, первое и второе сословия, стали шутами в глазах сословия третьего, злыми и жестокими клоунами — и сама природа содрогнулась от играемой нами комедии и извергла из преисподней тварей, чтобы погубить нас всех… Все мы — злодеи-дворяне, отбирающие последнее у своих крестьян, чтобы блеснуть на балу у короля в новом туалете, монахи вроде меня, затворившиеся в своих кельях и размышляющие о проблемах, не имеющих никакого отношения к жизни, сами крестьяне, не видящие ни света, ни дороги к Богу, — все мы были готовы к появлению этих тварей, мы их не то, чтобы ждали — мы были не очень-то против их визита…
Замок вырастал перед ними громадами башен. Стражи, узнав неповторимый бег коня Рональда, стали спускать мост.
У входа в замок их ждал маркиз.
— Скорее, скорее, мыть руки и за стол! — воскликнул он. — Где это вас носило?
— Поспешим, — сказал Иегуда, направляясь к поставленному во дворе умывальнику. Бракксгаузентрупп скрылся в главной башне, где располагалась уже знакомая им пиршественная зала.
— Не может быть, чтобы там был маркиз! — с горячностью прошептал Рональд, намыливая руки. — Не мог он так быстро вернуться в замок. Мы скакали быстрее ветра — и даже на… даже на непредвиденные обстоятельства потратили минут десять, не больше.
— Ну я же видел, — настаивал на своем Иегуда. Рональд только плечами пожал, внутренне торжествуя.
Однако когда они вошли в пиршественный зал, ставшая уже привычной тошнота вернулась. Маркиз был в белом платье — иначе это одеяние трудно было назвать даже при всем желании — с красным вышитым сердечком на животе, точно на том месте, где Рональд приложился губами к бархатному чреву танцовщицы. Иегуда вытаращил глаза.
— Друг мой, что же вы все на мой живот смотрите? — нахмурил брови маркиз, впрочем, не без кокетства; Иегуда резко перевел взгляд на ручку двери. «А ведь Иегуда сердечка видеть не должен», — тут же подумал Рональд, и от сердца отлегло. Вместо стыда явилось любопытство — что же монах нашел в животе маркиза?
