Охота на ясновидца - Королев Анатолий Васильевич (книги полностью TXT) 📗
УУУ! Волчий вой стал совершенно отчетлив, я в страхе оглянулась на лес, там в чаще злобной россыпью света пылали глаза голодной стаи, а от близкого запаха псины и шерсти закружило голову.
«Ладно, вздохнула женщина, я думаю, что мне удасть-ся тебя спрятать от мужа. Он скоро вернется, а пока иди погрейся. Ты насквозь продрогло, бедное дитя».
Она впустила меня в дом и подвела к очагу. Там, в каменной стене, в огромном камине пылала яркая гора огня, где на черном от копоти вертеле жарился, брызгая жирком, целый баран. Ужин для людоеда.
Присев на корточки, стуча зубами от холода, и, протянув руки к пламени, я пыталась сосредоточиться.
От моей одежды шел пар.
Ясно, что я обожралась таблеток-антидепрессантов и сейчас малость спятила. Вспомнила, что врач, выписывая эту разноцветную дрянь в ампулках, предупредил, что таблетки обладают слабым наркотически эффектом и требует осторожности в употреблении. Ничего себе слабым! Я полезла рукой проверить револьвер, закрепленный под грудью лентами скотча и похолодела — пусто! Но еще, поднимаясь на крыльцо, я ощупала оружие — все в порядке. Не сходи с ума! Я присмотрелась к собственной одежде: да, это были джинсы… перепачканные в глине, мужская рубашка, джинсовый жилет, да. Но все имело какой-тот крайне изношенный вид, словно я в лохмотьях. Я ощупала кроссовки на ногах. Пальцы отчетливо ощущали резиновую подошву, тем не менее мне казалось, порой, что я босиком. А рюкзак, который я прислонила к стене, в углу, смахивал на дорожную котомку. Уходя в побег, я хватанула порядочную горсть проклятых таблеток и вот те на! Крыша поехала!
Все, что я вижу вокруг обман чувств и только. Надо скорее очнуться и увидеть, что происходит со мной на самом деле? Куда попала? Лежу или стою? Привязана или свободна? А что, если Марс подменил таблетки и я улетела так далеко на колесах, что напрочь вырубилась? Одним словом, я нутром чуяла, что нахожусь в страшной опасности, буквально на волосок от гибели.
Между тем, мое сопротивление кошмару слабело с каждой минутой, я втягивалась в воронку чертовщины, как вода — в горловину водостока.
Жена людоеда тем временем отрезала огромным сияющим острым ножом от туши маленький кусочек дымного мяса. «Покушай барашка, девочка», — проблеяла она, голос ведьмы был приторно умилен, но меня не так легко провести: слишком зло сверкали колючие глазки за круглыми стеклами, а то, как она облизывалась, глядя на гостью, не оставляло никаких сомнений — меня заманили в ловушку. Хозяйка тоже людоедка. И уже предвкушает как сдерет грязную кожу и съест живьем пухленькую маленькую девочку. Но я никогда не была маленькой, еще в пять лет я была уже взрослой и видела людей насквозь. В нашем детдоме была похожая на нее повариха — такая же горбоносая сволочь, которая, воруя мясо, подбрасывала в котел освежеванных и порезанных на куски кошек, крыс и собак, чтобы сходилось по весу.
Не сходи с ума, Лиза!
Найди револьвер и припугни эту бабу.
Кусочек мяса парил в ее когтистой руке.
С ласковым остервенением она впихивает мясо в мой ротик: все равно не пропадет! «Сырое еще! не прожарилось,» — отвечаю я, выплевывая на пол кусок противного мяса. «В самый раз, — возразила хозяйка, поднимая бараний шматок с пола, — кровь чувствуется». И бросила мясо в собачью миску.
Тут в дверь со страшной силой постучали три раза: это вернулся Людоед. Жена спрятала меня под кроватью и пошла отпирать засов. Я в страхе забилась в самый дальний угол. Я окончательно свихнулась и чувствовала себя маленькой девочкой, которая попала в беду. Я смотрела со слезами на свои маленькие грязные пальчики, мне было так жаль себя. Хлопнула, как гром, железная дверь. По каменному полу прошли огромные сапоги и остановились у квадратных ножек дубового стола. А за ним — четыре черных собачьих лапы с когтями, которые торчали из шерсти. Скрипнуло кожей сиденье продавленного стула — Людоед уселся за стол. Пес лег у огня, от его мокрой шерсти разом запахло едкой псиной. В камине стрельнуло сосновое полено и ко мне под кровать закатился алый уголек. От него шел щекотливый острый дымок и я чуть было не чихнула и не выдала себя с головой.
Людоед спросил первым делом, готов ли ужин, и нацедил полный кубок вина из бочонка. Но вдруг стал принюхиваться, поворачиваясь во все стороны так, что завизжала кожа на стуле, и сказал, что чует запах человеческого мяса. «Мальчика ты еще вчера съел. Это, наверное, баран пахнет свежатиной. Он еще не прожарился,» — обманывала его жена.
Пес поднялся на четыре лапы и прошел к миске, где валялся кусок баранины. Опустив жуткую морду, он принялся есть его. Стоит ему только скосить глаза, и я пропала.
«Говорю тебе, чую запах свежего мяса, — промолвил Людоед, глядя на жену, — что-то здесь нечисто». Сказав это, он пнул сапожищем пса в зад: «Эй, Перро! ищи». Пес, дожевывая мясо, сразу пошел в мою сторону, к постели. Я была так напугана его приближением, что потеряла от страха голову и попыталась — было! Было! — спрятаться за старый ботинок Людоеда, который валялся на боку под кроватью, высунув на пол кожаный язычище. Ужасная морда заглянула под край полога, и наши глаза встретились. Пес явственно видел меня, но не лаял, а только тяжело дышал открытой пастью, полной слюны. А затем вдруг запустил в укрытие лапу — уйя! Мамочка моя! — но не за девочкой, а за обломком мозговой кости, которую выцарапал в два приема смоляной лапой с желтыми когтями.
«Это всего лишь телячья кость,» — обрадовалась жена.
Но Людоед не давал себя провести. Ругаясь, он встал от стола и тяжело пошел прямо к постели. Откинул полог. Я увидела вылупленные голодные глаза, налитые кровью и вскрикнула.
«А, — зарычал он, — так вот как ты хотела меня надуть, проклятая баба!»
Его жадная ручища отбросила ботинок и схватила за ноги могучей хваткой.
«И не знаю, — ругал жену Людоед, вытаскивая меня на свет очага, — отчего это я тебя не съем: счастье твое, что ты старая тварь. И-ех! какая толстушка! — любовался он мной, подняв к потолку и обхватив страшными пальцами талию. — Ты подоспела в самый срок, красавица. Завтра у меня будут гости, к мне теперь есть чем их угостить.»
Я стала молить чудовище о пощаде, — он поставил меня прямо на стол среди посуды, — опустилась на колени: но жестокость Людоеда была беспредельна; жалость!? Она никогда не ночевала в его сердце. Он уже пожирал меня глазами и говорил жене какие из девочки выйдут прелакомые кусочки, когда она приготовит к человечине хороший соус. При этом он взял исполинский нож, величиной с хорошую саблю, и принялся точить лезвие прямо над головой жертвы о точильный камень, который держал в руке.
Лезвие пламенело от света огня в камине, как язык самой смерти.
Я онемела от ужаса.
Но жена продолжала гнуть свое: «Да, что вы затеяли в такой поздний час? Разве завтра не хватит времени?» — «Замолчи, — отрезал Людоед, — я только поем свежей печенки.» — «Но ведь на столе полным полно мяса, — цеплялась жена, — целый барашек с мозгами, полтеленка, окорок и печенка свиная в горшке. А девочку надо покормить орехами с молоком и медом, тогда мясо будет вкуснее.» «Это верно, — согласился Людоед, убирая нож, — накорми красотку и уложи спать. А на печень положи грелку, чтобы кровь не застоялась». Жена была вне себя от радости и повела наверх по деревянной лестнице в спальню, где на широкой кроватке уже спала ее дочка, маленькая людоедка. Маленькая тварь сладко спала, посасывая кусок сырого мяса. Тут же на постельке валялись куриные ребра, петушиная лапа со шпорой, перья, птичье крыло, голова цыпленка. Хозяйка уложила меня рядом с девочкой и накрыла одеялом. «Спокойной ночи, дитятко, — говорила она, умильно облизываясь, — до утра тебя никто не тронет, а днем я обману мужа и ты убежишь домой».
Но я не верила ее лживым словам — людоедка хотела сама первой полакомиться человечиной и с ее нижней губы капала слюна. Лишь бы я заснула…
Сунув мне в руку берцовую косточку, людоедка вышла и унесла с собой подсвечник. Я осталась в кромешной темноте. Окно было закрыто ставнями. Оттуда сочился слабый свет жидкой луны. Доносился ровный шум дождя. Рядом похрапывала обжора, посасывая говядину. Сколько же я сожрала таблеток сегодня? Я снова и снова пыталась сбросить с себя тиски кошмара. А может быть мне что-то вкололи и я сейчас на самом деле валяюсь полутрупом, где-нибудь в багажнике автомашины. Я еще раз неистово прислушалась и различила слабую музыку — я узнала группу «Куин» и голос Фреди Меркьюри… Надо встать! Храп людоедки стал слабеть. Но встать я не могла. Тогда попыталась хотя бы разглядеть свои настоящие руки, я подносила к самым глазам кисти, но видела только маленькие детские ручки в лунном сиянии. И только сунув руку в рот, зубами нащупала наконец свой указательный палец и почувствовала языком гладкую поверхность ногтя, покрытого лаком. О, палец, спасай! После этого я принялась с удвоенной энергией шарить по телу в поисках револьвера, который — помню прекрасно! — я прилепила скотчем под левою грудью. Но, увы, на месте сисек рука находила только гладкое плоское местечко неразвитой девочки. И вдруг удача! На своей как бы голенькой попке я нащупала большой, глубокий, просторный до черта джинсовый карманище, откуда вытащила тяжелый газовый баллончик. Я могу дать отпор! Я старалась соблюдать величайшую осторожность — одно глупое движение пальцев и я или выдам себя глазам настоящего врага, или сама получу в нос и отрублюсь на полчаса. Нащупав клавишу пуска «файер», огонь, я принялась нежно ощупывать оружие, чтобы через очертания баллончика, его вес привести себя в чувство. Кое-что получилось: темная комната стала двоиться, голос Меркьюри совсем заглушил храп маленькой твари, ставни на окне стали подрагивать, через темную преграду ко мне — с того света! — стал прорываться вспышками яркий электрический огонь настольной лампы. Ну еще же, еще!
