Тени леса - Войцек Виктория (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
Ахан убирает прядь волос и касается губами обрубка, который, конечно, слышит, но большая часть его давно уже стала чьим-то украшением — энис из северных земель любят подобные трофеи. А я невольно до боли закусываю губу. И в мыслях кляну его всеми возможными словами.
— Мышка-мышка, где твое ухо?
Каждый раз, когда вы спрашивали у меня это, мой господин, мне было стыдно. Я закрывала обрубок руками, мотала головой и пищала. Вы говорили, это звучало так забавно. И смеялись. Потому что ответ всегда был одним и тем же:
— Потерялось.
Глупенькая маленькая мышка. Она всегда что-то теряла, но вы почему-то не ругались, мой господин. Вы гладили и вкладывали в ладони роэль с медовым сердцем. Знали, что это мое любимое лакомство. Но позволить себе его я могла лишь раз в Эс’алавар. Если повезет украсть. Тогда в моих карманах не было денег, зато были листья, и палочки, и какие-то камни, казавшиеся мне похожими на зверей.
— Не теряй второе, пожалуйста.
Мой господин, почему вы всегда были так добры? Почему?
Ведь даже мать, эта дешевка, не дала мне имя. Знаете, что было записано в Книге? Дата моего появления и точка. Я была пустым местом. И перестала им быть, только когда встретила вас.
— А если потеряешь, я отдам тебе свое.
У вас, мой господин, глаза были похожи на два темных омута. Какое пошлое сравнение. Кажется, именно его я слышала позже, когда меня добивался казначей. Омуты… Он говорил, что тонет в них, а сам смотрел на мою шею и плечи и тянулся ко мне своими ручонками. Тогда я очень хотела переломать ему все пальцы. Но ограничилась лишь коротким «Нет».
Для вас, мой господин, я всегда была особенной. Возможно, потому что вы не знали, какой я становилась, пропадая с ваших глаз. Вам бы не понравилось. Мне и самой, признаюсь честно, не нравилось. Только с вами я была Синтариль, была мышкой. Остальные же видели ту самую точку из Книги. Пустое место. И относились соответственно.
— Господин забрал его с собой, — отвечаю и тут же отпихиваю Ахана локтем.
Пускай кривит рот, пускай бьет кулаком по столу. Ахан не всегда может сдержать себя, особенно — если что-то выходит за границы его понимания. И мое отношение к отцу всегда входило в список того, что не умещается в его голове.
У меня всё еще есть силы. Потому что когда-то я дала слово. Без пальцев на ногах, без уха, с обезображенным шрамами и ожогами телом, я всё еще держусь. И буду держаться, пока хранитель не решит, что пора и мне отправиться в Пак’аш.
— Ты не особо-то силен в поддержке, — усмехаюсь и подбираю с пола накидку. Она успела немного запачкаться.
— А тебе она никогда и не была нужна. — Ахан трет лицо ладонями. — Но я попытался.
— Попытался? Заменить моего господина?
Стоит признать: я благодарна. За этот нелепый жест, за то, что он всё еще рядом. Ведь Ахан — не тот, кто скажет доброе слово и подаст руку. Скорее, почуяв слабость, он ударит и красиво удалится, издевательски поклонившись напоследок. Сколько раз я уже видела подобное. Сколько раз новички с переломанными носами и разбитыми губами смотрели Ахану в спину и пытались сказать хоть что-то.
Возможно, я действительно заслужила хоть каплю уважения за то, что с улыбкой харкала кровью ему на сапоги, пыталась сбить с ног или швырнуть в голову первый попавшийся под руку предмет. За то, что никогда не плакала при нём, не жаловалась, как было больно. Я не уходила. И вовсе не потому, что мне некуда было пойти.
— Ты хоть знаешь, куда направиться?
— У меня везде глаза и уши, Ахан. Не знаю, жив ли братец, но в последний раз его видели неподалеку, в Сагваре. — Невольно смеюсь и прижимаюсь щекой к его плечу. — Малыш боится покинуть тоу.
— И давно ли следишь за ним?
— Так с того дня, как сбежал. Наслушался небось рассказов моих, решил устроить себе приключение. Да только туповат братец.
Светлые волосы Ахана собраны в косы. Я беру одну из них, на вид самую неаккуратную, и начинаю расплетать.
— Единственный доступный ему способ заработать — вступить в гильдию охотников за головами. Им всегда нужны идиоты, которые не смогли стать кем-то другим.
Он отвечает недовольным фырканьем. Ахану тоже надоели эти мальцы, которые так и норовят прославиться, принести голову диковинной зверушки, добыть какую-то редкую вещь или просто отправиться в соседний город с посланием. Может, те, кто не выходил за пределы родного города, и считают их героями. Остальные же, те, кто добился в этой жизни большего, видят кучку сопляков, на которую можно свалить часть дел и почти ничего не заплатить.
— А, как ты знаешь, главы гильдий очень падки на деньги.
— Из тебя вышла бы превосходная нянька, Синтариль. — смеется Ахан, и его рука звучно хлопает меня по бедру.
— Мои методы воспитания вряд ли одобрил бы хоть кто-то.
Пальцы начинают переплетать пряди. Ахан наблюдает, словно впервые видит со стороны. Не впервой мне за полководцем ухаживать. Раньше этим, так он сам говорил, супружница занималась, а потом произошло что-то. То ли разлад, то ли ее просто не стало. А может и вовсе наврал мне и не было у него никого: уж слишком сложно с ним ужиться.
— Так что сдали мне братца. А ведь, отправься он за пределы тоу, все было бы гораздо сложнее.
— Распорядиться, чтобы тебе снарядили лошадь? — Ахан прикрывает глаза и улыбается в усы. — И выдали платье.
— О чём ты?
— Ты забываешь, что люди в Сагваре иначе устроены. Если ты женщина, будь добра, собирай волосы и носи платья.
— Я — капитан стражи тоу’руна, — цежу слова сквозь зубы, подавляя желание разбить что-то об стену. Неважно, что — деревянную шкатулку или собственный кулак.
— И нянька его сына.
Ахан не упускает возможности проверить на прочность мое терпение. Но я лишь выдыхаю и легонько дергаю за только что заплетенную косу.
Я познакомилась с ним, когда была еще совсем ребенком, и понимаю, что злость породит лишь злость. За моим ударом последует ответный: Ахан не церемонится, к тому же с тем, кто назвался капитаном стражи. Говорили, прошлому он сломал челюсть, когда тот попытался поставить его на место. Полководец подчинялся исключительно тоу’руну. И никто другой — даже поганые сыновья правителя — не имели права ему приказывать.
— Я обрею твою бороду, подонок. Когда ты будешь спать. — Щелкаю пальцем по одной из деревянных бусин. — Мне лестно твое беспокойство, но я справлюсь сама.
О, мой господин.
В детстве мальчишки научили меня делать кораблики из древесной коры. Мы ставили их на воду, прятались в высокой траве и наблюдали, как течение уносит их всё дальше. В такие моменты я всегда представляла, что рядом не они — не эти дураки, которые кидали в наши игрушечные суда камни, пытаясь их потопить, — а вы. Как жаль, что тоу’руну не пристало заниматься подобным.
Я мечтала (и, что скрывать, мечтаю до сих пор) о том, что вы, мой господин, когда-нибудь сбежите со мной, чтобы пустить по реке хотя бы один, хотя бы самый маленький кораблик. Но этого так и не случилось. Слишком глупо. Слишком поздно.
Когда-нибудь не станет и меня. Я ступлю в Пак’аш, и мне не нужно будет таскать тяжелую кольчугу и носить за спиной топор. Тогда я найду вас, мой господин, и смогу наконец взять за руку. И никто — ни ваши подданные, ни ваши сыновья — не смогут помешать нам спрятаться в высокой траве и смотреть за тем, как хрупкое суденышко с зеленым парусом покачивается на волнах.
ЗВЕРЬ, БЕСШУМНО КРАДУЩИЙСЯ В НОЧИ
У пещерного большая тяжелая башка. Настолько тяжелая, что у меня успели затечь ноги. Ведь все то время, что Зенки возится у костра, Сатори мешает ему готовить, а Гарольд сидит под деревом, уткнувшись в очередные заумные писульки, Дио лежит на моих коленях. Переворачивается с боку на бок, смотрит на меня, щурит глаза цвета крови. Точно зверушка какая! Почешу за одним ухом — другим поворачивается, шеи коснусь — выгибается. Пальцы его длинные точно судорогой сводит порой. Смотрю — очередной пучок травы выдирает и бросает на землю. И только хочу спросить, зачем, как прерывает меня пещерный:
