Глоток мрака - Гамильтон Лорел Кей (читать хорошую книгу полностью txt) 📗

Теперь мы могли к нему прикоснуться. Магия словно знала, что прежде всего его надо освободить от того, что причиняет ему боль, и только потом браться за исцеление.

Я прикоснулась к плечу Дойла, Шолто – к ноге. Его тело среагировало, как на удар тока: спина выгнулась, глаза распахнулись, дыхание вырвалось с шумом. Секундой позже он поморщился от боли, но он смотрел на меня, он меня видел!

Он улыбнулся и прошептал:

– Моя Мерри.

Я улыбнулась в ответ, чувствуя, как щиплют глаза слезы счастья.

– Да, – сказала я. – Да.

Его взгляд затуманился, потом веки закрылись. Врач проверил его пульс, подойдя с другой стороны кровати. Он нас боялся, но не настолько, чтобы не делать свою работу. Я стала думать о нем лучше.

– Пульс стал отчетливей. – Врач посмотрел на меня и Шолто: – Что вы с ним сделали?

– Поделились с ним магией страны фейри, – сказала я.

– А на людей это подействует?

Я покачала головой, корона из роз и омелы шевельнулась у меня в волосах, устраиваясь поудобней, будто ручная змея.

– При таких ранах людям помогли бы ваши лекарства.

– У вас правда корона только что пошевелилась? – спросила сестра.

Я промолчала. Лгать сидхе не позволено, а правду ей слышать не стоит. Она и без того смотрит на нас как на чудо из чудес. Выражение ее лица и – в меньшей степени – лица полицейского напомнило мне, почему президент Томас Джефферсон настоял на запрете: чтобы мы никогда не позволяли себя обожествлять. Ни Шолто, ни я не хотели становиться объектом почитания, но как предотвратить такие взгляды, когда стоишь коронованная самой Богиней?

Я думала, что связавшая наши руки роза расплетется, и мы сможем поднять Дойла, но лоза удобно устроилась и никуда деваться не собиралась.

– Давай поднимем его с той стороны кровати, – предложил Шолто. – Тогда ты понесешь его за ноги, это легче.

Я не стала возражать. Мы просто перешли на другую сторону кровати – доктор поспешно отступил, не желая, видимо, чтобы мы до него дотронулись. Его можно понять. Благодать, которой осенила нас Богиня, так сильна, что совершенно непонятно, что случится со смертным, который нас сейчас коснется.

Шолто наклонился, подсунул руки под плечи Дойла. Я завела руку под его колени – мне наклоняться пришлось совсем не так низко. После некоторых маневров, похожих на приспосабливание к бегу на трех ногах – только в нашем случае связаны были руки – нам удалось его поднять. Он лег нам на руки, как будто так и должно было быть – или так я это чувствовала. Словно он у меня не только в руках, но и в сердце, и во всем теле. Как я могла оставить его на волю людской медицины, без присмотра хотя бы одного стража?

Да, а где же остальные стражи? Не сам же пришел сюда этот полицейский.

– Мередит! – окликнул меня Шолто. – Ты задумалась, а нам с тобой надо двигаться слаженно, чтобы его нести.

Я кивнула:

– Прости. Я просто задумалась, где теперь другие стражи. С ним должен был кто-то остаться.

Мне ответил полицейский:

– Они ушли с Рисом и тем, которого зовут Фален... нет, Гален. Они забрали тело вашей... – Он запнулся, словно уже наговорил лишнего.

– Моей бабушки, – договорила я за него.

– У них были лошади, – сказал коп. – Лошади внутри больницы, и никому дела не было.

– Они были белые и сияющие, – вздохнула сестра. – Такие красивые!

– Они все были верхом, кажется. Так на лошадях и уехали, – заключил коп.

– Их захватила магия, – сказал Шолто, – и они забыли прочие свои обязанности.

Я прижала Дойла к себе и вгляделась в его лицо, склоненное к груди Шолто.

– Я слышала, что выезд фейри может заставить сидхе забыться, но не понимала насколько.

– Это очень похоже на Дикую охоту, Мередит, только не жуткую, а мирную или даже веселую. Этот выезд был скорбным – твою бабушку увозили домой, но будь это праздничный выезд, с песнями и музыкой, и они могли бы всю больницу за собой увлечь.

– Они казались такими мрачными, такими горестными... – сказала сестра.

– Для вас это было только к добру, – сказал Шолто.

Я глянула на сестру: она смотрела на Шолто во все глаза и казалась чертовски близка к эльфову шоку – так называют состояние, когда человек настолько очарован одним из нас, что готов на все, только бы находиться рядом с предметом обожания. Очароваться можно и самой волшебной страной, но сейчас перед глазами людей не сияли волшебные подземные чертоги, так что этой проблемы не возникало. Зато лицо Шолто не уступало красотой ни одному лицу в стране фейри, и в короне из цветущих трав с нежной россыпью ярких бутонов он казался выходцем из легенд и сказок. Наверное, ко мне это тоже относилось.

– Нам пора, Шолто.

Он кивнул, словно понимая, что я не только о здоровье Дойла забочусь. Надо было уйти от людей, пока они совсем не потеряли голову.

Мы пошли к двери, поддерживая Дойла и связанными, и свободными руками. Тонкая рубашка на Дойле сползла, и мы касались голой кожи. Должно быть, шипы его кололи, потому что он постанывал, ерзая в наших руках, как потревоженный во сне ребенок.

– У вас течет кровь, – сказала сестра, глядя на пол. За нами тянулась дорожка из капель крови. Почему она смогла увидеть кровь, когда розы прикоснулись к Дойлу? Ладно, с этим потом, сейчас надо скорей возвращаться. Я вдруг почувствовала себя Золушкой, услышавшей звон часов.

– Нам надо немедленно добраться до сада и постели.

Не сказав ни слова, Шолто ускорил шаг. Он попросил полицейского придержать нам дверь, что тот и сделал без возражений.

Из открытой двери крикнул врач:

– Принцесса Мередит, вы в своей палате стены растворили!

Да, как-то нехорошо вышло. Но не могла же я указывать первозданной магии, что ей делать с той палатой, где я очнулась всего лишь сегодня вечером – хотя казалось, что уже дни прошли.

Услышав эту фразу, все, кто был рядом, повернулись к нам. Мы шли сквозь море потрясенных взглядов и открытых ртов. Поздно было прятаться.

– Найди еще кого-нибудь, кто стоит на грани, – попросила я Шолто.

Он направился к пациенту в кислородной палатке. Женщина у постели подняла к нам заплаканное лицо:

– Вы ангелы?

– Не совсем, – сказала я.

– Помогите ему, пожалуйста!

Я глянула на Шолто и начала уже говорить, что не смогу, но тут на кровать упала белая роза из моей короны. Она легла на одеяло – сияющая, неимоверно живая. Женщина взяла ее дрожащими руками и расплакалась снова.

– Спасибо, – сказала она.

– Уведи нас домой, – прошептала я Шолто. Он повел нас вокруг кровати, и внезапно мы оказались на краю сада, снаружи от костяных ворот. Мы вернулись, мы спасли Мистраля и Дойла, но меня преследовало лицо той женщины. Почему упала роза, почему женщине стало лучше при виде нее? Почему она нас благодарила? Целитель-горбун – Генри – отворил нам ворота. Нам пришлось протискиваться в них боком. Ворота закрылись за нами без помощи Генри. Смысл был ясен: пройти в сад можно было только нам. На меня навалилась вдруг усталость, страшная усталость. Дойла мы положили рядом со спящим Мистралем, сняли с него больничную рубашку и забрались на постель. Наши с Шолто руки так и оставались связанными, что было очень неудобно, но оба мы как будто знали, что лечь нам нужно по обе стороны от раненых. Я думала, что не засну с шипастым браслетом на руке и пышной короной в волосах, но сон накатил на меня волной. Я успела еще увидеть с другой стороны от Мистраля Шолто, тоже в цветущей короне, тесно-тесно прижалась к Дойлу, и сон охватил меня в одну секунду. Сон и сновидения.

Глава пятнадцатая

Сон начался с холма, как многие другие мои сны в волшебной стране. Я знала, что холм не настоящий. Это скорее был образ, идея зеленого пологого холма. Не знаю, то ли этот холм существует только в сновидении, то ли это прообраз холма, с которого берут начало все существующие холмы. От его подножия расстилалась зеленая равнина, пестрея возделанными полями. В прежних снах я стояла на холме и смотрела, как к стране подступает война, и та же равнина была суха и мертва. А теперь она бурлила жизнью. Золотилась пшеница, как в пору урожая, но на других полях ростки едва пробивали тучную землю. Равнина, как и холм, воплощала идею поля. Пусть нога ступала по ней как по твердой земле – и я знала, что если пройду дальше, то смогу потрогать листья, растереть в пальцах зерно, очищая его от сухой шелухи, все как в жизни – все равно она не вполне реальна.