Сто полей - Латынина Юлия Леонидовна (книги бесплатно .TXT) 📗
«Торговец! – думал Неревен. – Тоже мне, труженик! Сулит молоко, продает сыворотку… Если он купил за четыре монеты, а сбыл за шесть – то откуда ему взять недостающие две, не надув покупателя?»
Неревен махнул платком третий раз: золотых стало шесть.
– Заберите, – сказал Неревен.
Ванвейлен замотал головой.
– Это – твое.
– Зачем? – удивился Неревен. – Люди меняют на деньги то, чего у них нет. А зачем чародею деньги, если он может вырастить сразу лепешку?
Монеты в конце концов расхватали лучники. Не без опаски: с одной стороны, у мальчишки золота не могло быть. С другой стороны, – кто его знает, может оно из заколдованного клада, только что сгинуло, и вернется обратно. Или угольями станет.
Тут подошел певец, и все стали слушать песню.
Неревен глядел на Ванвейлена, озадаченно пересыпавшего монеты, и думал о том, что было самое странное в его словах. Пусть торговец считает себя тружеником – всякие установления бывают у варваров. Но кто, скажите, слышал, чтобы крестьянин продавал урожай и покупал семена? В ойкумене государство выдает семена и сохраняет урожай, у варваров крестьянин хранит семена сам, а урожай отбирают сеньоры, – но ни государство, ни крестьянин, ни сеньор зерна не покупают и не продают иначе, как во время великих несчастий. Что ж, в этой стране – каждый день по несчастью?
А Ванвейлен уже повернулся к горожанину, и они заговорили о чем-то… Великий Вей, никак о налогах на шерсть!
Через час, когда Ванвейлен, сведя несколько полезных знакомств среди горожан, спускался в нижний двор, его окликнули. Ванвейлен обернулся: это был Бредшо.
– Привет, – сказал бывший (или не бывший? или ему еще где-то капает зарплата?) федеральный агент, сходя вниз, – вы мне, помнится, яйца грозились открутить, если я во что-то буду вмешиваться. А сами чего делаете?
– Я ни во что не вмешивался, – сказал Ванвейлен. – Я старался завоевать расположение Арфарры.
– А, вот оно что! Тогда пойдемте, я вам кое-что покажу.
И Бредшо поволок Ванвейлена обратно во дворец.
Где-то, не доходя главной залы, Бредшо свернул в тупичок, украшенный фигурой леща, перед которой горел светильник в форме пиона, и пихнулся в стену. Стена приоткрыла рот. Бредшо отобрал у леща светильник и стал подниматься по черным крутым ступеням, от которых пахло недавней стройкой и светильным маслом. Через несколько пролетов Ванвейлен стал задыхаться. Бредшо летел вверх, словно лист в аэродинамической трубе, – экий стал проворный!
Наконец бесконечный подъем кончился и Ванвейлен кочаном сел на ступеньку. Он в полной мере ощущал то обстоятельство, что легче на ракете подняться в стратосферу, чем собственными ногами влезть на небоскреб.
А Бредшо поманил его пальцем и, приладившись к стене, отвел один из покрывавших ее щитков. Ванвейлен сунулся глазом в щиток и увидел, далеко под собой, залу Ста Полей.
– Сегодняшнее представление, – сказал Бредшо. – проходило по сценарию Арфарры. Арфарра строил этот дворец, Арфарра его и набил всякими ходами. Он все спланировал заранее, – и мангусту вторую принес, и лучника тут поставил сшибить птичку: видишь, лучник стоял и для развлечения царапал по стенке? Совсем свежие царапины.
– Я точно знаю, что кречета выпустил Марбод. У него мозги так устроены. Он мне сам сказал, что кречет – его душа, а мангуста – душа Арфарры!
– Чушь собачья! Афарра сам знает, что все решат, что кречета выпустил Марбод, а Марбод решит, что кречета выпустил бог! Думаешь, он тебе благодарен? Думаешь, он стремится к прогрессу? Да если бы он стремился к прогрессу, он бы лучше канализацию во дворце построил, чем тайные ходы!
– Федеральной разведке значит, можно строить тайные ходы вместо канализации, а аборигенам нельзя? – осведомился Ванвейлен.
– Тише!
По лестнице, действительно, кто-то шел. Земляне поспешно задули фонарь и заметались в поисках укрытия. Но камень вокруг был гладкий, как кожа лягушки. Человек поднимался медленно и с одышкой. Когда он достиг соседнего пролета, стало видно, что это один из утренних спутников Арфарры. Ванвейлен даже вспомнил его имя – эконом Шавия. За экономом кто-то бежал, легко, по-мальчишески.
– Господин эконом! Господин эконом!
Шавия остановился и посветил фонарем вниз. Его нагонял послушник Арфарры – Неревен.
– Ты чего кричишь, постреленок, – напустился на него Шавия.
– Ах, господин эконом, – я только хотел спросить вас об одной вещи.
– Ну?
– А правда, господин эконом, что у государыни Касии козлиные ноги?
Эконом ахнул и замахнулся на мальчишку фонарем. Тот, хохоча, покатился вниз. «Ну, все, подумал Ванвейлен, – сейчас этот дурак поднимется к нам, и надо бы прикрыть лицо плащом да и отключить его тихонечко на полчасика».
Но эконом, внизу, поставил фонарь на пол и стал шарить по стене. Что-то скрипнуло, – эконом подобрал фонарь и сгинул в камне.
Бредшо нашарил в кармане черную коробочку, вытащил из коробочки стальной ус, и нажал на кнопку. Коробочка тихо запищала, а потом из нее послышался голос Неревена, напевавшего какую-то дурацкую песенку.
– Вот еще одна твоя заслуга, – ядовито сказал Бредшо. – Кто хотел запихнуть «жучок» в комнаты Даттама? Что нам теперь делать? Слушать шуточки пацана?
– Сдается мне, что шуточки этого пацана можно и послушать, – сказал задумчиво Ванвейлен. А что до «жучка», – так он его сам выбросит, или выменяет на горсть арбузных семечек.
Помолчал и добавил:
– Я пошел. Я хочу еще сходить в город и кое-что там узнать. А ты?
– Останусь здесь, – сказал Бредшо. – Видишь ли, эти ходы есть и во дворце, и вне дворца, и я бы очень желал иметь их карту, – так сказать, карту либеральных намерений советника Арфарры.
Через два часа, когда Неревен пробирался задами королевского дворца, кто-то ухватил Неревена за плечо и повернул как створку ширмы. За спиной стоял Марбод Кукушонок, бледный и какой-то холодный. Он уже переоделся: подол палевого, более темного книзу кафтана усеян узлами и листьями, панцирь в золотых шнурах, через плечо хохлатый шлем с лаковыми пластинами. Верх кафтана, как всегда, был расстегнут, и в прорези рубахи-голошейки был виден длинный, узкий рубец у подбородка.
В одной руке Кукушонок держал Неревена, в другой – красивый обнаженный меч с золотой насечкой. Неревен почувствовал, как душа истекает из него желтой змейкой.
– Я слышал, что сегодня ты вырастил золото, маленький чародей, – сказал Кукушонок, – а можешь ли ты вылечить железо? Голубые его глаза были грустны, и маленький рубчик на верхней губе делал улыбку совсем неуверенной.
– Остролист был очень хороший меч, – продолжал Марбод, – но однажды я убил им женщину, она успела испортить его перед смертью, и удача ушла от меня.
Марбод держал меч обеими руками, бережно, как больного ребенка. Края его были чуть зазубрены, можно было различить, где один слой стали покрывает другой. Молочные облака отражались в клинке. Посередине шел желобок для стока крови.
– Знаете старый храм Виноградного Лу в Мертвом городе? Будьте там с восходом первой луны и белого куренка принесите.
Неревен повернулся и тихонько пошел прочь. Конюхи, катавшие неподалеку коня в песке, не обратили на разговор никакого внимания.
Неревен миновал хозяйственные постройки, вошел во дворец через сенной ход и бросился разыскивать учителя. Но тот затворился в королевских покоях вместе с королем, а король строго-настрого приказал их до утра не беспокоить.
Неревен тяжело вздохнул, прошел в заброшенный зал и взобрался на ветку яблони. Там он уселся, болтая ногами и рассматривая амулет заморских торговцев, вытащенный давеча из ковра. Но амулет был совсем глупый – без узлов и букв, – просто белая стальная чешуйка.
«А Марбод Ятун не так глуп, – думал Неревен. – Ведь он пришел мириться с Арфаррой, а кречета выпустили те, кто этого не хотел… И вот Марбод по вспыльчивости учинил скандал, а теперь его взяла досада, и он хочет тайно снестись с королевским советником…»
