Дарующая жизнь (СИ) - Воронина Тамара (читаем книги .TXT) 📗
Наконец Проводник остановился, почесал затылок и посмотрел вверх.
– Все. Нам через перевал, лошади там не пройдут.
– А я пройду? – усомнилась Лена.
– Тебя я в случае чего на спине донесу, а вот лошадь – вряд ли, – пошутил Маркус. – Тропа широкая, но крутая, не стоит мучить животных. Не переживай, они не пропадут, рано или поздно к жилью выйдут, а еды для них тут полно.
Тропа не была крутой. Она была просто вертикальной. Маркус делал пару шагов, вставал потверже и тянул Лену за руку, а шут подталкивал снизу, потом взбирался сам – и так целый день. Лена уже была готова лечь на землю и отказаться идти дальше, но Маркус сам объявил привал, обнаружив пригодную для ночлега пещеру. Шут натаскал веток для постели, Маркус – дров для костра, а Лена сидела на узле из одеяла колода колодой и тупо наблюдала за их манипуляциями. Потом Маркус отправился на поиски ужина, велев шуту оставаться с Леной. Шут ловко добыл огонь тем же первобытным способом, развел небольшой костер, и воздух в пещере быстро нагрелся. Маркус вернулся не позже чем через полчаса, таща на спине крупного волосатого поросенка. То есть, наверное, кабанчика. Шут заметно оживился. У них не было никакого оружия, но они соорудили себе первобытные каменные ножи еще на одной из первых горных стоянок и теперь весьма ловко разделали тушу. Лена уже почти без эмоций наблюдала за превращением кабанчика в свинину и не оплакивала судьбу бедного животного. Жизнь на природе удивительным образом способствует возрождению примитивных рефлексов и стиранию всякого антропогенного воздействия. Кабан не элемент красной книги, а еда, убит не ради охотничьего азарта, а чтобы не умереть с голоду.
– Там папаши поблизости не было? – поинтересовался шут.
– Там и мамаши не было. Бедное дитя заблудилось, за это мы его и съедим. Чтоб другим неповадно было от дома отходить. Любишь свинину, Делиена?
– Я люблю еду, – сообщила Лена, насмешив обоих. – Любую. Уже… уже… а сколько времени я здесь?
– Две недели, – посчитал Маркус. – Я же говорил, привыкнешь. Ладно, я пойду еще пройдусь, послушаю, где Путь. Чувствую, что рядом, а вот где… Следите за свининкой.
Следить не получилось, потому что шут, едва дождавшись, когда Маркус выйдет из пещеры, обнял Лену, и вовсе не так, как раньше, пробормотав ей на ухо: «Прости, не могу уже больше, совсем не могу, гони меня пинками или…».
Получилось именно что или. Наверное. Потому что Лена опять ничего не помнила, словно просто выпадала из жизни. Шут имел ошалевший вид и пьяные глаза. Пахло жареным мясом. Почему оно не подгорело, осталось секретом. Пошатываясь, шут приблизился к костерку, поправил «шашлык» и вернулся к Лене.
– Не понимаю… Ничего… Что это, Лена?
Лена молчала. Ей бы кто объяснил, что происходит. Девчонки, случалось, рассказывали о своих ощущениях, но никто не говорил о провалах в памяти. Последнее, что она помнила твердо, – это горячую руку шута на своем бедре. Левом. Вот эту самую руку, которая сейчас поправляла ее универсальное платье и обнимала за плечи. Нежно-нежно, будто она была стеклянной.
– Океан… – тихо сказал шут. – Я не видел его никогда и вряд ли увижу, но мне кажется…
– Океан, – прошептала Лена. Стихия. Она то ли летала в океане, то ли плавала в космосе, то ли купалась в магме. Стоило шуту произнести это слово, все не то чтоб вспомнилось – нет, никаких деталей, ни лица шута, ни его слов, ни его губ. Только океан.
– У меня было много женщин, Лена, – виновато проговорил шут. – Наверное, больше, чем у иных красавчиков. Женщин тянет к необычному, а что может быть необычнее шута, который говорит только правду? Не надо им было знать, что не всю правду, да и не хотели они знать, но если уж я восхищался глазами или там ножками, это было для них дороже самого изысканного комплимента, потому что было правдой. Так что опыт у меня… не меньше, чем у Маркуса точно, хотя я его существенно моложе. Конечно, мне это нравится, как и любому мужчине, и шуты не отказывают себе в радостях. Я не очень настойчиво избегал дамских ухаживаний. Только никогда ничего подобного не было. Даже похожего. – Его лицо исказила мучительная гримаса, изменился голос. – Я не знаю, люблю ли тебя. Я не знаю, нужен ли тебе. Но без тебя я жить теперь не хочу. Наверное, смогу. Но не хочу.
– Не любишь, – спокойно ответила Лена. – Не можешь просто. Ты уж прости, но я тоже могу говорить правду. Хотя могу и не говорить. Я знаю себе цену, Рош. И в зеркало смотрюсь иногда. Я старше тебя на шесть лет, и это заметно. Я не красавица. Не уродина, конечно, даже, наверное, не такая уж дурнушка, но я обыкновенная, заурядная, что еще хуже. Не мастерица в сексе. Не великой души человек и не великого ума. Имя нам легион. Я даже не тщеславна. Я даже никогда не стремилась к мужскому вниманию. А ты? Мало того что ты образован, умен и вообще… шут. Ты чертовски хорош собой, опытен, обаятелен. И никогда у тебя не было такой серенькой женщины, как я. Я понимаю, что ты чувствуешь сейчас. Ты просто очень благодарен мне. За спасение, хотя роль Маркуса в этом куда больше. За силу. Мне не обидно, правда.
Он выслушал, не перебивая, кивнул.
– Не красавица. Старше. И фигура не божественная. А я вполне ничего себе, женщинам во всяком случае нравлюсь. Но какое это имеет значение?
– Нормальное значение. Человеческое. Человек тянется к себе подобным, и…
– Глупости. Человек тянется вверх. Но это неважно. Что мне до того, что ты старше и глаза у тебя не в пол-лица? Что талия не осиная и волосы не до колен? Что морщинки на лице и не нежная кожа на руках? Ты всерьез считаешь, что это важно, если отношения не ограничиваются только постелью? Ты – моя судьба, Лена. Я слышу тебя. Я увидел тебя и понял – есть для чего жить. Есть для кого жить. Всегда не для кого было – и вот теперь ты… Даже если ты будешь меня гнать, я не уйду. Это не простая благодарность, хотя, конечно, я благодарен так… как никто не был благодарен никому. Мне трудно судить о любви, я, пожалуй, не был всерьез влюблен, только в юности, когда имел совсем другое понимание мира. Наверное, это и не любовь. Это куда больше. И – да, я тебя хочу. Но если не хочешь ты, я больше к тебе не прикоснусь.
Лена промолчала. Еще чего. Где так спокойно, как в его руках сейчас? Шут потерся щекой о ее волосы.
– Не веришь? Вот странно… Я так привык, что мне верят, даже если я этого не хочу… Ты убедишься. Помнишь, Маркус сказал о нашей связи? Он не соврал. Я тебя чувствую. Знаю, когда ты устала, расстроена, голодна, даже если не вижу тебя. Я не увидел тебя в толпе на площади. Просто вдруг понял, что должен посмотреть именно в этом направлении. Это судьба, Лена. Тебе сейчас плохо? – Лена помотала головой, не отрывая ее от плеча шута. – И мне. Просто так сидеть… Никогда…
Отодвинул нависающий над входом ветки, вошел Маркус, выглядевший очень довольным.
– Есть Путь. Нашел. Отдохнем как следует и завтра двинемся. Если нет возражений. Тебя в этом мире что-то держит, шут?
– Нет. И ни в каком другом. Если я не смогу пройти…
– Сможешь, – перебил Маркус. – За пять раз не ручаюсь, но уж один – сможешь точно. Молодой, здоровый, упертый... Куда ты денешься. Не смотри укоризненно. Я тебя понял. Тебе все равно, какой мир, лишь бы с ней. Мне тоже.
– А если я никуда ходить не захочу? – поинтересовалась Лена. – Вот осядем где-то, хозяйство заведем – тоже со мной останешься? Разве ты не собирался просто побродить рядом со Странницей?
Маркус сел с другой стороны костра. Огонь ему шел. Был к лицу то есть.
– Собирался, – неохотно признал он. – Это такой шанс был… Только ты не Странница… То есть Странница, только не такая. Совсем не такая. И я тебя не оставлю, даже если попросишь. Даже если потребуешь. Уйдешь – буду искать. Потому что без меня ты точно пропадешь.
– Пропадет? – тем же странным голосом полуспросил-полузаявил шут. Маркус сосредоточенно посмотрел в огонь и поднял глаза, в которых отражалось пламя.
– Пропадет. Станет Странницей.
