Народ, или Когда-то мы были дельфинами. - Пратчетт Терри Дэвид Джон (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
Он шагнул вперёд и упал.
— А-а-а! Тут огромный камень!
Пока Мау растирал ушибленную ступню, Пилу раздвинул бумажные лианы, которые росли не переставая.
— А, это одна из пушек «Джуди», — объявил он.
— Что такое пушка? — спросил Мау, разглядывая длинный чёрный цилиндр.
Пилу объяснил.
Следующий вопрос Мау был:
— А что такое порох?
Пилу и это объяснил. И Мау снова увидел сверкающую серебряную картинку будущего. Она была пока не очень отчётлива, но пушка в неё укладывалась. Трудно верить в богов, но «Джуди» — дар, принесённый волной. В ней нашлось всё, что нужно, — еда, инструменты, дерево, камень, — так, может быть, всё найденное на «Джуди» в конце концов окажется нужным, даже если сами люди этого ещё не знают, даже если сейчас они в этом не нуждаются. Однако пора уже идти обратно.
Каждый взялся за свою ручку сундука, который сам по себе был почти неподъёмен. Им приходилось останавливаться каждые несколько минут, чтобы перевести дух, а Мило ушёл вперёд — он тащил свои доски упорно, не останавливаясь. Точнее, дух переводил Мау, а Пилу болтал. Он говорил без умолку, о чём попало.
Узнав братьев поближе, Мау понял: неправильно было бы считать, что Мило — большой и глупый, а Пилу — маленький и умный. Мило просто меньше говорит. Зато когда он открывает рот, его стоит послушать. Но Пилу плавал в словах, как рыба в воде. Он рисовал ими картины в воздухе, причём постоянно. В конце концов Мау спросил: — Пилу, а ты не думаешь про свой народ? Не гадаешь, что с ними случилось? Пилу в кои-то веки примолк.
— Мы вернулись. Все хижины исчезли. И каноэ тоже. Мы надеялись, что люди добрались до одного из каменных островов. Когда мы отдохнём и ребёнок окрепнет, мы отправимся на поиски. Надеюсь, боги сохранили.
— Ты правда так думаешь? — спросил Мау.
Мы всегда относили в святилище самую лучшую рыбу, — ответил Пилу ровным голосом.
— А здесь мы её оставляем… то есть оставляли… на якорях богов, — сказал Мау. — И её съедали свиньи.
— Ну да, но только то, что осталось.
— Нет, всю рыбу, — резко сказал Мау.
— Но дух рыбы поднимается к богам, — возразил Пилу.
Голос его доносился как будто издалека. Он словно пытался отдалиться от разговора, только не телом, а мыслями.
— Ты хоть раз видел это своими глазами?
— Послушай, я знаю, ты думаешь, что богов нету…
— Может быть, они всё-таки есть. Я только хочу знать, почему они ведут себя так, как будто их нету. Я хочу, чтобы они объяснили!
— Слушай, это случилось, вот и всё, — с несчастным видом сказал Пилу. — И я просто благодарен за то, что остался в живых.
— Благодарен? Кому?
— Ну хорошо — рад! Я рад, что мы все живы, и жалею, что остальные умерли. А ты злишься, и кому от этого какая польза? — сказал Пилу.
В его голосе послышалось странное рычание, словно какой-то безобидный зверёк, загнанный в угол, пришёл в ярость и был готов сражаться за свою жизнь.
К изумлению Мау, Пилу заплакал. Мау обнял его, сам не зная зачем, но в то же время точно зная, всем нутром чувствуя, что поступает правильно. Пилу сотрясали чудовищные рыдания, смешанные с обрывками слов, соплями и слезами. Мау держал его в объятиях, пока он не перестал содрогаться и лес не наполнился снова пением птиц.
— Они стали дельфинами, — пробормотал Пилу. — Я уверен.
«Почему я так не могу? — спросил себя Мау. — Где мои слёзы, когда нужно заплакать? Может быть, волна забрала их. Может, их выпил Локаха, или я оставил их в тёмной воде. Но я их не чувствую. Может быть, чтобы плакать, нужна душа».
Через некоторое время рыдания перешли в кашель и шмыгание носом. Затем Пилу очень осторожно оттолкнул руки Мау и сказал:
— Пожалуй, так мы много не наработаем. Пошли! Давай шевелись! И вообще я вижу, ты мне подсунул край потяжелее!
И его улыбка вновь засияла, словно и не исчезала никуда.
Достаточно было познакомиться с Пилу, чтобы понять: он плывёт по жизни, как кокосовый орех по океану. Он всегда всплывает. В нём как будто бьёт ключ природной жизнерадостности, которая всегда пробивается пузырьками на поверхность. Печаль подобна облаку, ненадолго закрывающему солнце. Скорбь надёжно спрятана у него в голове, заперта в клетке и накрыта одеялом, как попугай, принадлежавший капитану. Чтобы бороться с тревожащими мыслями, Пилу их просто не думает. Как будто в тело юноши поместили мозг собаки. Вот сейчас Мау отдал бы что угодно, чтобы стать Пилу.
— Перед тем как пришла волна, все птицы взлетели в воздух, — говорил Мау, пока они выходили из-под полога леса на яркий послеполуденный свет. — Как будто они что-то знали — что-то такое, чего не знал я!
— Ну, птицы взлетают и когда охотники приближаются, — заметил Пилу. — Такая уж у них повадка.
— Да, но это было почти за минуту до прихода волны. Они знали! Как они узнали?
— Откуда нам знать?
Это была ещё одна характерная черта Пилу: ни одна мысль не задерживалась у него в голове надолго, потому что ей становилось одиноко.
— У призрачной девчонки есть такая штука… называется книга. Знаешь? Из чего-то вроде бумажной лианы. А в ней куча птиц!
— Раздавленных?
— Нет, они… вроде татуировок, только правильных цветов! А брючниковское название для птицы-дедушки— «птица-панталоны»!
— Что такое «панталоны»?
— Это брючниковские брюки для женщин-брючников, — объяснил Мау.
— Очень глупо — специально для этого изобретать другое слово, — заметил Пилу.
И всё. У Пилу была душа, заполняющая отведённое место, и он жил счастливо. А Мау заглядывал в себя и находил вопросы, на которые, кажется, не было ответа, кроме «потому», а «потому» — это ведь и не ответ вовсе. Потому что… боги, звёзды, мир, волна, жизнь, смерть. Нет причин, нет смысла, есть только «потому». «Потому» было проклятием, ударом по лицу, холодным рукопожатием Локахи…
— ЧТО ТЫ НАМЕРЕН ДЕЛАТЬ, КРАБ-ОТШЕЛЬНИК? СТЯНЕШЬ С НЕБА ЗВЕЗДЫ? РАЗОБЬЁШЬ ГОРЫ, СЛОВНО В «КОКОСОВОЙ ПОТЕХЕ», ЧТОБЫ ОТЫСКАТЬ ИХ СЕКРЕТЫ? ЖИЗНЬ ТАКОВА, КАКОВА ОНА ЕСТЬ! МИР САМ СЕБЕ ОБЪЯСНЕНИЕ! ВСЕ ВЕЩИ НА СВОИХ МЕСТАХ. КТО ТЫ ТАКОЙ, ЧТОБЫ ТРЕБОВАТЬ ОБЪЯСНЕНИЯ ПРИЧИН? КТО ТЫ ТАКОЙ?
Дедушки ещё никогда так не орали. От их грохотания у Мау разболелись зубы, и он упал на колени, а сундук с инструментами грохнулся на песок.
— Что с тобой? — спросил Пилу.
— Кха, — ответил Мау и сплюнул желчью.
То, что Дедушки залезали к нему в голову, было ещё полбеды, но гораздо хуже был хаос, который они после себя оставляли. Он уставился на песок и стал ждать, пока осколки его мыслей опять сползутся вместе.
— Дедушки со мной говорили, — пробормотал он.
— Я ничего не слышал.
— Считай, что тебе повезло! Ох!
Мау схватился за голову. Этот раз дался ему намного тяжелее предыдущих, гораздо хуже. И ещё что-то новое появилось. Казалось, звучали и какие-то другие голоса, очень тихие или очень далёкие, и кричали они что-то совсем другое, но вопли Дедушек их заглушали. Их стало ещё больше, мрачно подумал Мау. Вот накопилось Дедушек за тысячу лет, и все они на меня орут, и никогда не скажут ничего нового.
— Они хотят, чтобы я поднял последний якорь богов, — сказал он.
— А ты знаешь, где он?
— Да, в лагуне — и, как по мне, пускай там и остаётся!
— Ну хорошо, но ведь ничего страшного не случится, если ты его поднимешь?
— Страшного? — пробормотал Мау, пытаясь понять эти слова. — Ты хочешь благодарить бога воды?
— Ну, ты можешь про себя думать, что ничего такого не имеешь в виду, а людям станет легче, — сказал Пилу.
Кто-то что-то зашептал Мау в ухо, но слишком тихо, никак не разобрать. Наверное, какой-нибудь древний и плохо соображающий Дедушка, сердито подумал Мау. И даже если я вождь, моя работа — делать так, чтобы людям становилось легче, так, что ли? Или боги всемогущи и не спасли мой народ, или их не существует, и всё, во что мы верим, — отсветы в небе и картинки у нас в голове. Разве это не правда? Разве это не важно?
Голос у него в голове ответил — точнее, попытался ответить. Это было всё равно что смотреть на человека, кричащего на другом конце пляжа. Видно, как он подпрыгивает, размахивает руками. Может быть, даже удаётся разглядеть, как у него движутся губы, но ветер дует и шелестит листьями пальм и панданусов, и прибой шумит, и птицы-дедушки срыгивают необычайно громко, и никак нельзя расслышать, что именно кричит человек, но ты точно знаешь: то, чего не удаётся расслышать, — это крик. Вот и у Мау в голове всё было точно так же, только без пляжа, подпрыгивания, махания руками, губ, пальм, панданусов, прибоя и птиц, но с тем же ощущением: кто-то изо всех сил пытается тебе что-то сообщить, а ты не слышишь. Ну что ж, выслушивать правила Дедушек он точно не собирается.
