Волчье Логово - Геммел Дэвид (полные книги txt) 📗
Но если бы в тот день победила любовь, все, к чему стремился Дардалион, оказалось бы тщетой — пустой тратой жизни и Дара. “Я не мог так поступить с тобой, Дардалион, — думал Экодас. — Не мог допустить, чтобы твоя жизнь пропала зря”.
Молодой монах вдохнул полной грудью, силясь вновь ощутить покой леса, но вместо этого что-то царапнуло его ум. Гнев. Страх. Возбуждение. Похоть. Мысленным взором он вгляделся в чащу, обнаружив там двух мужчин и… да, и женщину.
Пробравшись сквозь кусты, он вышел по оленьей тропе к глубокому оврагу и услышал мужской голос:
— Да уймись ты. Мы тебе ничего плохого не сделаем. Даже заплатим!
— Хватит болтать! — рявкнул басом другой. — Держи эту суку!
Экодас обогнул последний поворот и увидел обоих — они наступали с ножами в руках на молодую надирку. Она, тоже с ножом, выжидала, прижавшись спиной к валуну.
— Добрый вам вечер, друзья, — сказал Экодас. Один из мужчин, высокий и тощий, в зеленом камзоле из домотканой шерсти, в бурых кожаных штанах и сапогах, обернулся к нему. Это был молодой парень, со светлыми, забранными в хвост волосами.
— Священнику тут делать нечего, — сказал он. Экодас подошел поближе.
— Лес — превосходное место для размышлений, брат. — Он чувствовал, что парень смущен. Его нельзя было назвать злым, но похоть помутила его разум. Он хотел эту женщину, и любострастные образы кипели в его голове.
Вперед вышел второй, пониже ростом и покрепче, с маленькими круглыми глазами.
— Ступай, откуда пришел! Нечего соваться не в свое дело!
— Вы задумали нехорошее, — мягко сказал Экодас. — Я не могу этого допустить. Если вы пойдете по этому оврагу, то выберетесь на дорогу в Эстри. Это маленькая деревушка, но я слышал, там есть одна женщина, которая не отказывает мужчинам со звонкой монетой.
— Я знаю дорогу в Эстри, — прошипел второй. — И плевать хотел на твои советы. Знаешь, что это такое? — Он сунул свой нож прямо в лицо Экодасу.
— Знаю, брат мой. Зачем ты показываешь его мне?
— Ты что, полоумный?
Первый взял приятеля за руку.
— Брось, Каан. Не стоит.
— Еще как стоит. Я хочу эту женщину.
— Но нельзя же убивать священника!
— Нельзя, говоришь? Гляди! — Нож мелькнул в воздухе. Экодас отклонился, перехватил руку Каана и заломил ее за спину, а ногой подсек противника под колено. Тот качнулся назад — Экодас отпустил его, и он грохнулся наземь.
— Я не хочу причинять тебе боль, — сказал Экодас. Каан взгромоздился на ноги и снова напал. Экодас отвел руку с ножом и ударил его локтем в подбородок. Каан упал как подкошенный. — Отведи своего друга в Эстри, — посоветовал Экодас парню, — и там попрощайся с ним. Он дурно на тебя влияет. Здравствуй, сестра, — повернулся он к надирке. — Если ты пойдешь со мной, я дам тебе пристанище на ночь. Это монастырь, и постели там жесткие, но спать ты будешь крепко и без страха.
— Я всегда сплю без страха, — ответила она, — но согласна пойти с тобой.
Глаза у нее были темные и красивые, а кожа бледная и в то же время золотистая. Взглянув на ее полные губы, Экодас невольно вспомнил образы, кишевшие в уме молодого парня, покраснел и начал взбираться вверх по склону.
— Ты хорошо дерешься, — сказала она, догнав его. Нож она убрала в сафьяновые ножны, а за плечами несла небольшую котомку.
— Ты идешь издалека, сестра?
— Я тебе не сестра, — заметила она.
— Все женщины — сестры мне, а мужчины — братья. Я священник Истока.
— Тому брату, внизу, ты сломал челюсть.
— Я сожалею об этом.
— А я нет. Я бы его убила.
— Меня зовут Экодас, — сказал он, протягивая руку. Женщина не приняла ее, продолжая идти.
— А меня — Шиа. — Они вышли на извилистую тропу, ведущую к монастырю, и она воззрилась на его высокие каменные стены. — Да это крепость!
— Была. Теперь это дом молитвы.
— И все-таки это крепость.
Ворота были открыты, и Экодас ввел ее внутрь. Вишна и еще несколько монахов таскали воду из колодца. Шиа остановилась, глядя на них.
— Разве у вас нет женщин для такой работы? — спросила она Экодаса.
— Женщин здесь нет. Я же говорил тебе: мы — священники.
— Значит, у священников женщин нет?
— Нет.
— Только сестры?
— Да.
— Тогда ваше маленькое племя долго не протянет, — с гортанным смешком сказала она.
Вопли утихли, и их сменил хриплый предсмертный скрежет. Раб обмяк в своих цепях, его ноги свела судорога. Цу Чао вонзил нож ему под ребро, рассек артерии и вырвал сердце. Он внес его в круг, тщательно переступая через меловые линии, змеившиеся по камням между подсвечниками и нитями золотой проволоки, которые соединяли чашу с кристаллом. Цу Чао поместил сердце в чашу и отошел, став в двойном кругу Шемака.
Четвертый том Тайной Книги лежал раскрытый на бронзовом пюпитре. Цу Чао перевернул страницу и начал читать вслух на языке, уже сто тысяч лет как позабытом в мире людей.
Воздух вокруг него затрещал, и огонь побежал по золотой проволоке, окружив чашу кольцами пламени. Сердце зашипело, из пего повалил темный дым, постепенно принимающий очертания. Показались могучие плечи, над ними огромная голова с зияющим ртом. В ней прорезались желтые щели глаз, а из плеч выросли длинные мускулистые руки.
Цу Чао задрожал, его мужество ослабело. Дымное существо откинуло голову, и свистящее шипение наполнило комнату.
— Чего ты хочешь от меня? — вопросило оно.
— Смерти.
— Смерти Кеса-хана?
— Точно так.
Существо издало прерывистое шипение, в котором Цу Чао распознал смех.
— Он тоже хочет твоей смерти.
— Но способен ли он заплатить кровью и болью? — Пот струился по лицу чародея, и руки тряслись.
— Он хорошо служил моему господину.
— Я тоже.
— Да. Но просьба твоя не будет исполнена.
— Почему?
— Вглядись в линии своей жизни, Цу Чао. Дым рассеялся, точно свежий ветер пронесся по комнате. Чаша опустела, и сердце исчезло без следа. Цу Чао посмотрел туда, где только что висело в цепях тело молодого раба, — его тоже не стало.
Чародей нетвердо вышел из круга, не глядя больше на меловые линии и шаркая по ним обутыми в сандалии ногами. Он положил третий том Книги на обтянутый кожей письменный стол и стал листать. Заклинание, которое он искал, не требовало крови. Он нашел его, произнес слова и начертал в воздухе узор. Там, где проходил его палец, возникала сверкающая черта, и многочисленные нити образовали подобие паутины. Завершив работу, Цу Чао стал тыкать пальцем в переплетения нитей, и в тех местах начали выскакивать разноцветные пузырьки — одни голубые, другие зеленые, один золотой, пара черных. Цу Чао сделал глубокий вдох и сосредоточился. Паутина пришла в движение, и пузырьки закружились вокруг золотого шарика в середине. Чародей обмакнул перо в чернила и стал писать что-то на большом листе папируса, то и дело поглядывая на трепещущий в воздухе узор.
Через час он испещрил знаками весь лист, устало потер глаза и выпрямил спину. Паутина исчезла. С листом в руках Цу Чао вернулся к чаше, произнес Шесть Заветных Слов и бросил папирус в золотой сосуд.
Лист вспыхнул, над чашей возникла большая пылающая сфера. Она вытянулась, сделалась плоской, пламя угасло, и Цу Чао увидел человека в черном, идущего по высокой стене его дворца с маленьким арбалетом в руке.
Картина, замерцав, сменилась другой. Он увидел старинную крепость с покореженными стенами и покосившимися башнями. Некая армия собралась под ее стенами с лестницами и веревками наготове. На самой высокой башне стоял Кеса-хан, а рядом с ним женщина, также одетая в черное.
Картина снова сместилась, и Цу Чао увидел, что высоко в небе над крепостью кружит дракон. Но вот он повернул и устремился прямиком к Гульготиру, летя как стрела к дворцу Цу Чао. Его черная тень, скользя по земле, перебралась через стену и накрыла двор. Чернее ночи, она легла на плиты, встала и превратилась в человека.
В человека с арбалетом.
