Недотепа - Лукьяненко Сергей Васильевич (чтение книг txt) 📗
В животе урчало; выходя из башни, Трикс перекусил лишь булкой с куском сыра. Но не отвлекаясь на такую ерунду, мальчик довольно быстро наколдовал десять гвоздей — острых и в меру тонких. Потом, расхрабрившись, сотворил еще и ломоть хлеба — свежего, ноздреватого, посыпанного по корочке тмином.
Хлеб вышел совсем как настоящий. Трикс повертел его в руках, вдохнул аромат, откусил. Вкусно.
Он задумчиво съел хлеб. К сожалению, по-настоящему насытиться им невозможно. Из всего сотворенного магическим образом в пищу годилась лишь вода. Все остальное пользы организму не приносило. Впрочем, не приносило и вреда, а значит, можно было на время обмануть голод.
Хотелось сотворить что-то великое. Настоящее. Чтобы магистр Щавель разинул рот и сказал: «Трикс, ты молодец! Ты будешь великим волшебником!»
А что, если…
Трикс лежал в траве, жевал травинку и вспоминал про безуспешные попытки Радиона вызвать фамильяра. В чем была проблема? Все звучало так красиво и умно… Наверное, дело не в самом демоне, а в тех мудрых правилах, которые должны были обезопасить мага от вызванного им существа. Правила и впрямь хорошие, всеобъемлющие, но не значит ли это, что они уже использовались кем-то из магов? Вот и затерлись…
Ну а как, скажите на милость, иным образом обезопасить себя? Вызвать существо беспомощное, неспособное причинить вреда? А зачем такое нужно…
Трикс хмыкнул. Надо идти другим путем! Законы и правила — это как цепи, надетые на разбойника. А люди ведь не только потому не делают друг другу зла, что боятся наказания. Они еще могут хорошо друг к другу относиться, дружить, любить…
Нет, наверное, Шарбапал, демон огня и пламени, к призвавшему его магу относиться с любовью не способен. Но ведь фамильяры могут быть разными, в том числе и симпатичными…
Трикс мечтательно посмотрел на качающийся на ветру тюльпан. И произнес:
— Среди огромного цветочного поля, в лепестках тюльпана, жила Аннет — прекрасная фея цветов. Лепестки васильков и ромашек служили ей одеянием, на завтрак она пила росу и нектар, а на обед ела пыльцу маленьких желтеньких цветочков. Ростом она была с палец — да-да, с указательный палец на руке, и была она диво как хороша — нежная, голубоглазая, белокурая. Если бы вы могли ее увидеть, вы бы воскликнули: «Ах, какая красивая девочка!» Но Аннет редко показывалась людям. Днем она дремала в венчике тюльпана, а ночью танцевала в лучах лунного света и распевала веселые песенки. И так длилось до того самого дня, когда привлеченная чьим-то вдохновенным голосом она выглянула из тюльпана, увидела прекрасного юношу — и влюбилась в него так искренне и крепко, как могут только феи, до тех пор, пока сама смерть не разлучит их… А!!!
Маленькое милое личико, обрамленное пухом белокурых волос, высунулось из тюльпана и с обожанием посмотрело на Трикса. Потом показались две маленькие ручки, схватились за лепестки — и на свет появилась крошечная девочка, одетая в платье из лепестков васильков. Свесив босые ножки с цветка, она села и подперла голову рукой.
— Ты так хорошо говоришь, — тонким, но отчетливым голоском сказала девочка. — Ты такой милый. Знаешь, я тебя так люблю. Я готова весь день тебя слушать. А ночью я стану танцевать для тебя в лунном свете.
— Я… я… мне надо идти… — отползая, пролепетал Трикс.
— Пойдем, милый, — согласилась фея. Потянулась — у нее за спиной распустились прозрачные крылышки, и она взмыла в воздух. Повисла над Триксом. — Куда ты, туда и я. Только одну минуточку, я еще не обедала.
Со стрекозиным жужжанием девочка спикировала в метелки какой-то травы, с пятипалыми листочками и бледными желто-зелеными цветами.
Трикс вскочил. Утер выступивший на лбу пот. Было тихо, никаких фей не наблюдалось.
— Голову напекло… — с надеждой сказал Трикс. Похлопал по карману — наколдованные гвозди были на месте. Подхватил букеты.
С макового цветка взмыла вверх крошечная фея. Летела она как-то отяжелело, неровно, ее слегка покачивало из стороны в сторону. Фея плюхнулась на букет, улеглась посреди цветов. И захихикала.
— Ты чего? — убито спросил Трикс.
— Ниче… — Фея хихикнула и замотала крошечными ножками. — Ты такой прикольный… Тебя как зовут?
— Трикс…
— А меня Аннет… Хи-хи!
— Ты чего хихикаешь?
— Я как поем, меня сразу на хи-хи пробивает. — Девочка сладко потянулась. — Посплю, ладно? Всю ночь танцевала, танцевала в лунном свете…
Магистр Радион Щавель долго и пристально изучал спящую на ладони Трикса фею. Потом спросил:
— Чем, говоришь, она питается на обед?
— Травка там такая росла… невзрачная. У нее листики такие. — Мальчик растопырил пятерню. — И цветочки… махонькие, невзрачные, желто-зеленые.
— Ты бы еще маковым соком ее кормил. Поздравляю, мой мальчик. Ты осёл. Ты первый в истории маг, у которого фамильяр — фея-наркоманка.
— И что… что мне теперь делать?
— Как что? Сам ведь сказал: пока смерть не разлучит их. Можешь броситься с башни. А можешь прихлопнуть ее тапкой или утопить в ночном горшке.
— Нет… — Трикс замотал головой. — Как я могу? Она хорошая и беззащитная. Она меня любит.
— Тогда терпи, — безжалостно сказал Радион. Посмотрел на несчастное лицо Трикса и добавил: — Вообще-то феи цветов живут недолго. Одно лето. Но беда в том, что цветы вокруг моей башни тоже магические, они растут и цветут каждый год, даже под снегом. Что получится из такого ералаша — я даже представить себе не могу. Может, она осенью и помрет. А может, еще и тебя переживет.
— А она полезна? — Трикс не удержался и всхлипнул. — Можно ее к чему-нибудь приспособить?
Магистр Щавель задумался.
— В природе, полагаю, эта пигалица опыляет цветы. Возможно, ее магические способности позволяют как-то влиять на рост растений. Как очухается — расспроси. Мне она отвечать не станет, это твой фамильяр. Будь она хоть немного побольше, — Радион хмыкнул, — можно было бы приспособить ее к кухонным работам. Она бы, конечно, сильно страдала, но из любви к тебе управлялась бы как могла. Не знаю, мальчик, не знаю. На будущее это послужит тебе хорошим уроком.
Трикс молчал, сознавая правоту учителя.
— Гвозди давай сюда, — велел Щавель. — Я сам починю подъемник. Что-то подсказывает мне, что тебе не стоит поручать столь сложные задания, как соединение двух досок посредством гвоздей. А букеты поставь в сортиры. Этот, с тюльпанами, ко мне, а второй в свой. И не забывай менять их каждые два дня.
Он еще раз посмотрел на фею и вздохнул:
— Ты точно не желал, чтобы она умела становиться… э… крупнее?
— Нет…
— Салага, — печально сказал Щавель. — Я боюсь даже рассказывать коллегам. Смеяться будут не над тобой, а надо мной. А завтра я ждал гостей… маленький симпозиум…
Он задумался.
Потом протянул руку и осторожно пощекотал фее животик.
— Любимый… — нежно сказала фея и потянулась. Открыла глазки, нахмурилась и вскочила. — Это еще что? Я порядочная фея!
— Я всего лишь хотел тебя разбудить, — сказал Щавель. — Скажи-ка, что ты умеешь?
Фея, надувшись, молчала.
— Трикс, спроси ты.
— Аннет, что ты умеешь делать?
— Танцевать в лунном свете, милый! — проворковала фея.
— А еще? Цветы выращивать?
— Я фея цветов, а не садовник! Пусть сами растут.
— Понятно, — резюмировал Радион. — Абсолютно бесполезный фамильяр.
— Она красивая! — вступился за фею Трикс, за что заслужил полный обожания взгляд Аннет.
— Надо будет подарить тебе хорошую лупу, — сказал Радион. — Ладно, мой мальчик. По крайней мере ты доказал, что твои способности растут. Вызов фамильяра… любого фамильяра… это сильное волшебство. Жаль, что нельзя с помощью магии преодолеть наши финансовые трудности.
Он задумчиво посмотрел на Трикса — и тот узнал этот взгляд. Взгляд этот называется «куда-бы-тебя-услать-с-глаз-моих-подальше». Мать так смотрела на него, когда он врывался в ее комнаты в разгар милой беседы с подружками, отец — когда Трикс околачивался в тронном зале во время задушевных разговоров с друзьями — о рыбалке, охоте или непонятных «простительных правителю шалостях». Мать, правда, шалости эти называла непростительными, но в детали Трикса не посвящали.
