Хранитель смерти (СИ) - Хаимович Ханна (читать полную версию книги .TXT) 📗
Куб был самой простой временной тюрьмой, которую можно было уменьшить и перевезти заключенного на суд хоть в своем кармане. Правом создать ее наделял верховный инквизитор. Противопоставить что-либо кубу не мог никто, они попросту не успевали, ловушка захлопывалась быстрее, чем даже самые сильные маги понимали, что происходит. В этот раз куб, как обычно, приземлился, заключая старика в темницу, и Валентин даже удивился, что все оказалось так просто…
…как вдруг тюрьма бесследно растворилась в воздухе.
Словно ее по ошибке сбросили на пустое место, и она исчезла, не обнаружив ничего живого.
В следующий момент двери домишек распахнулись, и наружу высыпали люди. С неподвижными лицами, ничего не выражающими пустыми взглядами, они двигались синхронно, как марионетки. Старик отступил в сторону, пропуская их вперед, и кивком указал на Валентина.
Тот уже плел обездвиживающие чары, помогая себе заклинаниями. Узор закончился. Люди-куклы по-прежнему шли вперед.
Тогда он хлестнул антимагией, вкладывая в импульс все силы. Он почувствовал, что чуждая магия дрогнула, истончилась, поддаваясь, и ударил еще раз. Перед глазами заплясали мушки. Люди-куклы застыли в движении, их очертания потекли… Ничего не видя из-за пелены, застилающей глаза, Валентин ударил в третий раз.
С грохотом взметнулось пламя.
Отчаянно ругаясь, он тряс головой, пытаясь удержаться на ногах и одновременно избавиться от пелены мушек, мешавших видеть. Пламя вызвала Илона, это ясно. Решила поджечь кукловода вместе с его куклами и зельем? Что ж, пусть так, если Сулей решил, что ни доказательства, ни исследования ему не нужны…
Пылающие куклы снова двинулись вперед.
Зрение прояснилось. Валентин успел заметить, как Илона выхватывает что-то из кармана и швыряет в гущу тел.
Громыхнуло. Ударной волной сбило с ног. Мир завертелся, смазываясь и распадаясь на части. Что-то упругое и сильное прижало к земле, не давая вдохнуть, пыль забила глаза и рот. Сверху посыпались камни.
Какое-то время Валентин видел только развороченную землю и вырванную клочьями траву. Потом комья земли расступились, и показалось лицо Ставицкого. Валентин приподнялся. Ставицкий исчез — прямо на глазах знакомые черты потекли, расплавились, просочились в землю морщинами и застыли лицом безумного старика с бутылкой зелья.
Старик подмигнул и исчез. Пыль рассеялась. Все стихло.
Валентин сел, вполголоса ругаясь и осматриваясь.
Не осталось ни следа деревни мертвецов и ни единого тела, ни целого, ни обгоревшего. О случившемся напоминал только развороченный дерн да фигурка ведьмы, безжизненно лежавшей ничком. И еще исчез сквозняк. Уже не тянуло холодом — земля отдавала накопленное за день летнее тепло.
Валентин подошел к Илоне, нащупал пульс, перевернул ее на спину. Пошевелил пальцами, вспоминая магический узор для приведения в чувство. Ведьма застонала и приоткрыла глаза.
— Он ушел, — сказал Валентин и сел на землю. — Зачем ты полезла с огнем? Сулей велел уничтожать все свидетельства?
— А надо было ждать, пока нас сожрут? — парировала Илона. Она начала медленно и осторожно подниматься, прислушиваясь к себе: ничего ли не сломано. Наконец тоже села, морщась, и полезла в карман за очередным зельем. Интересно, сколько у нее их там и где они помещаются?
— Мертвецы не жрут людей. Во всяком случае, средь бела дня. Хотя по ночам — тоже под вопросом. Существование упырей не доказано.
— И ты хотел это проверить, — сочувственно покивала Илона. — А мне вот показалось, что они очень даже собирались нас сожрать. Мы столкнулись с магом, которых я еще не встречала. Это же стихийник, мне не померещилось? Стихийник, питающийся смертью…
Стихийниками становились опытные и сильные маги. Умение подпитываться магией от явлений природы было редким, но при желании за десятилетия практики им можно было овладеть. Силу брали не только и не столько у алхимических элементов — огня, воды и прочего. Были маги дня, ночи, «друиды», которым требовалась растительность, чтобы увеличить мощь заклинаний, алкогольные маги, чья сила росла после принятия на грудь нескольких рюмок, и даже маги междоусобиц, которые, чтобы лучше колдовать, нуждались в громких ссорах, а еще лучше — в драках. Нашелся вот и маг смерти.
— Сама-то не стихийница? — спросил у Илоны Валентин. Она отрицательно качнула головой. — Странно. Я думал, Сулей набирает самых сильных.
— Самых преданных, — поправила ведьма с ноткой высокомерия. — Сила — дело наживное.
Как бы то ни было, преступник ушел и забрал с собой свою деревню мертвецов. Жители поселка могли быть спокойны. Больше никто их не тревожил, и авторитет местной ведьмы вознесся до недосягаемых высот.
А инквизиция продолжила охоту.
Следы мага смерти всплывали то здесь, то там. Сначала он действовал только в Новороссии, потом пару раз появился в Сибири и на Урале, потом надолго исчез, чтобы возникнуть в Испании. Он виртуозно уходил от облав. Сулей согласился выделить в помощь Валентину отряд инквизиторов, но даже нескольких человек оказалось недостаточно, чтобы скрутить преступника. А его армия мертвых все увеличивалась, и вместе с ней росла сила.
Со временем удалось выяснить, кто он такой. Мага смерти звали Андрей Фост. Дата и место рождения остались неизвестными, но Сулей считал, что Фост родился не позже середины четырнадцатого века. Он долго изучал магию смерти. Нашлись свидетельства, что в 1535 году он был в Багдаде в составе армии Сулеймана Великолепного и там обнаружил некий важный артефакт. Как гласили записки турецкого летописца, «смерть ждала своего хозяина». Сулейман заинтересовался находкой, но Фост сразу бесследно исчез.
Отслеживая его появления, инквизиция пыталась разузнать и о происхождении артефакта. Конечно, он не свалился с неба и не был создан некими высшими силами. Когда-то древний маг хотел воскресить своих близких, но добился лишь того, что смог овеществить их души в виде фигурки. Его ученик не придумал ничего лучше, как заспиртовать фигурку — будто души, пусть даже овеществленные, могли распасться. Ученик ученика, в свою очередь, обнаружил, что зелье дает определенную власть, и усилил его, добавив еще несколько душ. Последняя душа, которую он захватил, вырвалась и убила его, завладев зельем. Оно переходило из рук в руки, несколько раз его пытались уничтожить, но так и не смогли. Власть над смертью манила магов во все времена. И они создавали совершенный инструмент, надеясь, что смогут победить старуху с косой, прежде чем она вырвет их из мира земных исследований.
А Ставицкого или его тело так и не нашли. В итоге инквизиция решила, что он не смог противостоять зову мертвых и влился в армию Фоста. Ведь по желанию повелителя зов мог пленить кого угодно — или почти кого угодно. Тех, кто уже знал, что значит терять дорогих людей, и не мог противиться их голосам.
В последний раз Фост объявился в Париже. Его уже ждали. Облаву готовили заранее с помощью французских коллег, следя, чтобы не просочилось ни капли информации. Сообщников у Фоста не было, но он как-то умудрялся узнавать о том, когда за ним снова придут.
Сейчас ему не оставили шансов вырваться. Фост перенес свою деревню, точнее, уже город мертвецов на кладбище Пер Лашез. Местность окружили, на каждую могилу положили по заряженному артефакту, чтобы не дать покойникам подняться. Валентин руководил облавой. Французов вел их новый верховный инквизитор Николя де Пари, некогда вошедший в историю как роялист, который убил Лепелетье.
Кольцо облавы сужалось. Фост прятался. То здесь, то там в темноте слабо скрежетали надгробные плиты, но, скованные артефактами, не могли открыться. Кажется, инквизиции все же удалось застать мага смерти врасплох в его стихии. Валентин настоял на артефактах и облаве на кладбище, Сулей был против — опасался, что артефактов окажется недостаточно. Но их зарядили на совесть. Фосту перекрыли все пути, и теперь…
В старой части, за деревьями, забрезжил свет. Что бы ни планировал преступник, план провалился, и теперь Фост пытался открыть портал. Без стабилизации портал был бы нестабильным, мог утянуть за собой что угодно, от нескольких могил до нескольких городов. Но Фосту, видимо, уже стало безразлично. Он просто хотел вырваться. И Валентин бросился к разгорающемуся огоньку, готовясь накрыть беглеца «инквизиторским кубом».
