Камень, брошенный богом - Федорцов Игорь Владимирович (книги полностью бесплатно txt) 📗
Тот час клацнуло окошко на двери, и появилась опухшая морда караульного. Луч света в темном царстве, да и только!
— Человек, шампанского в номер! — надрывался я. — Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! Удивительно вкусно, искристо и остро!*…
— Пасть закрой, — изрекла морда, краснея от профессионального негодования.
— Тогда пивка! — примирительно попросил я.
— Геройствуешь? Ну-ну… Гляди, герой пучеглазый, кабы в козлятник не спровадили?
Я расценил угрозу как не состоятельную. Нету у морды полномочий бросать героя в козлятник.
— Пошел ты, — вяло ответил я служителю замка и решетки, подозревая не скорый выход из комфортабельного узилища.
— Заткни хлеборезку и лежи тихо. Пока лежится, — высказали мне пожелание их святейшество вертухай.
На том окошко захлопнулось, и остался я в гордом одиночестве меж стен синюшного цвета.
— По этапу, в Сибирь, не заслуженно, молодого меня повели… — попытался я пропеть, но желание исторгать рулады пропало. Вытряхнув из кружки оставшиеся капли и половчее устроившись на жестком ложе, погрузился в размышления.
Собственно, почему я здесь? По какой надобности органы правопорядка определили безвинного выжигу в пенитенциарное учреждение? Поскольку события вчерашнего дня помнились только до распития четвертой бутылки, приходилось надеяться, что далее ничего сверх антиобщественного я не совершал. Не сорвал российский флаг, не помочился в вечный огонь, не пытался уволочь бронзового гения революции в прием цветного лома и не устроил нудистский пляж на лужайке под окнами мэрии. Надежды мои зиждились на твердой убежденности в том, что сотвори я хоть одно из перечисленного, моему бренному телу не поздоровилось бы от блюстителей закона. Но плоть моя не носила свидетельства грубого с ней обращения, поэтому конфликт с адептами жезла и наручников исключался. Автоматически исключалось и пьянство. Незнающих меру в питие обыкновенно сдают в медвытрезвитель или в виду непрезентабельной внешности и крайней бедности оставляют на лоне матушки природы. Не возникало бы вопросов, очухайся я в какой-нибудь конуре на заблеванном полу, среди опрокинутых салатов или же в буржуйских покоях с хрусталем люстр и позолотой на унитазном стульчаке. Но я очнулся в камере. Столь неоспоримый факт требовал тщательных изысканий причин случившегося. С чего начать? С дат в метриках и аттестате? Вот значит, откуда желание курнуть отцовского "Севера"! Но отчий кров и родная школа вне подозрений. В школу ходил нормальный ребенок, как все ровесники страстно мечтавший стать героем. Возрастную блажь умело подогревало кино про неуловимых мстителей, голубые молний и отряды особого назначения. Литература тоже не плохо дурила голову. На страницах разнообразных опусов, Отважные Сердца совершали много хороших и очень хороших дел. Их любили прекрасные дамы и боготворили простые смертные, их боялись враги, а друзья были преданы, что покойник надгробной плите. Большинство из юных представителей дворовых кодл, как и положено возрасту, переболели геройской чумкой и приобрели к ней столь значимый для последующей жизни иммунитет. Большинство, но не все. К сожалению, от упомянутой заразы прививок не придумано, и болезнь порой переходит в хроническую форму. И вот, при полном попустительстве родителей, одно милое дитятко, не будем показывать пальце кто, принялось на практике закалять ум, дух и тело для великих свершений. Методика для зачисления в герои включала обширную программу, начиная от секции японского го, где малец рисковал совершенно свихнуть мозги, и, заканчивая занятиями подпольным таэквондо, где он чудом не свернул себе неокрепшую шею. В довесок к перечисленному, поскольку настоящие мужчины рубились на шпагах, скакали на лошадях и бесстрашно лазили по крепостным стенам и отвесным скалам, торная дорожка исканий привела мальчугана к дверям школы каскадеров. Иеху!!! Так закалялась сталь! Сильная рука сжимала эфес клинка. Ветер дальних странствий холодил лоб. Синее небо манило чертой горизонта…Туда!..Туда!..Где жизнь прекрасна!!!
Первый раз прекрасная жизнь показала себя едва вставшему на крыло герою, призвав оного под гвардейский стяг, в доблестную Красную Армию. Простившись на перроне с плачущей родней, борец с вселенским злом, без сожалений отправился в далекие края постигать премудрости воинской профессии. Застучали по стыкам рельсов колеса, заскрипел утильной древности вагон, пугая внезапностью, дико взвывал гудок электровоза. Сутки… Вторые… Третьи… Неповоротливое грядущее неотвратимо приближалось со скоростью 60 км. в час.
По прибытию, парня встретила славная, фронтовая семья*. Поборник добра был определен под опеку оборзевшего битюга с лычками ефрейтора, требовавшего от "духа" стирать "дедам" портянки, промышлять курево и подшивать к форме чистые воротнички. Ефрейторские капризы не нашли должного понимания у обуреваемого жаждой славных деяний подчиненного. Ибо мнил он, герои выше обыденного бытия. Зазнайку незамедлительно и охотно подравняли и поставили в общий строй.
И что? Оказалось вокруг тебя, рядом с тобой, плечо в плечо — сплошь герои! О двух руках, о двух ногах, в полосатых тельниках, в лихо заломленных беретах! Вот оно! Боевое братство!
…Звонко лопалась сталь под напором меча, тетива от натуги дымилась, смерть на копьях сидела, утробно урча, в грязь валились враги, о пощаде крича, победившим сдаваясь на милость.*…
Со временем мундир и эполеты героического юноши пропитались кровью ран и пропахли пороховой гарью. Он привык терять друзей и хлестать водку за помин души геройски павших, а там где жили сокровенные мечты, завелась липкая плесень апатии.
Я прервался для скромных итогов. За беззаветное служение отечеству притянуть к ответу не могли. О доблестных солдатах отчизна давно забыла. А те, кто не забыл, находились слишком в затруднительном положении, что бы резервировать за бывшим противником отдельные камеры. По сему можно смело переходить к последемобилизационному этапу героической биографии.
Гражданское житие бледно напоминало идеалы, высосанные из книг и подсмотренные в киношке. Герой скакал, рубился на мечах, прыгал в огонь и в воду, и рыскал в поисках чистой и светлой любви с этажа на этаж многочисленных женских общаг, где, не задумываясь, тратил на дам получаемое жалование штатного каскадера. Год, два, три… Календари отсчитывали канувшее в лету, столичные куранты на всю страну звонким боем предупреждали — время, идет, парень! Идет то идет, а жизнь будто примерзла к месту. Ни каких подвижек к славе и вечной любви не происходило! Пребывание в застое, герой, не мудрствуя, скрашивал употреблением и злоупотреблением алкоголя, и ждал своего часа. Сидение на мели закончилось не скоро, но все же закончилось. "Лед тронулся" и судьба неожиданно сделала крен в сторону криминала.
Я заерзал на арестантском ложе. Очевидно, так чувствовал себя Шлиман, когда в раскопе его лопата наткнулась на руины троянских стен. Я, как и он мог с уверенностью сказать: Здесь! И если археологическая находка вызвала в великом Шлимане ни с чем несравнимую радость, то моя догадка ничего кроме холодного пота вызвать не могла.
С Федей Кровельщиком я познакомился в баре. В ту пору наличность в моем кармане приближалось к обычной отметке "ноль" и потому позволив лишь 0,7л. BARENа, я употреблял заказанный напиток без закуски, прихлебывая прямо из горлышка. На шумную кампанию за соседним столиком я не очень-то обращал внимание. Денежные хлопцы вовсю спаивали двух голенастых и сиськатых крашеных блондинок. Подвыпившие девицы, хохотали отпускаемым сальным шуточкам, беспрестанно закидывали-перекидывали ногу на ногу, демонстрируя отличного качества ляжки и кружевное нижнее белье, томно поглядывали на кавалеров и ругались не хуже их самих. Ни какой особой неприязни компания у меня не вызывала, разве что раздражала едва початая бутылка французского коньяка. Отпили они из нее от силы сотку-полторы, переключившись на более привычное пойло — дамам шампанское и ликер, мужчинам контрафактный польский "Смирнофф". Недопитость же коньяка угнетала меня хлеще, чем апартеид несчастных юаровских негров.
