Орден Сталина - Белолипецкая Алла (читаем книги .txt) 📗
Приготовив себе на примусе ужин, Миша расположился за столом возле распахнутого во двор окна и уже поднес ко рту вилку, когда вдруг увидел ее: в окно к нему заглянула поразительная красавица, будто сошедшая с экрана кино – вылитая Марина Ладынина в фильме «Вражьи тропы»! Только у этой женщины волосы были другие: рыжие, вьющиеся.
Миша уронил вилку в сковороду с жареной картошкой и задался вопросом: откуда прекрасная незнакомка взялась? Он не видел, чтобы кто-то к окну подходил. Разве что она кралась вдоль самой стены… Красавица же проговорила взволнованно:
– Уходите сейчас же из дому, не то вас убьют. Спрячьтесь где-нибудь, затаитесь… И Коле, своему другу, непременно передайте, чтоб он спрятался тоже…
И – не успел Миша даже рта раскрыть, чтобы спросить: «Кто вы?», как незнакомка пропала из поля его зрения, исчезла столь же внезапно, сколь и появилась. Он подскочил к окну, высунулся во двор – женщины и след простыл.
– Ох, господи… – прошептал Михаил, схватился за голову и заметался по комнате.
В тот момент он отдал бы всё на свете за возможность не поверить словам загадочной дамы, счесть их бредом или розыгрышем – да хоть плодом собственной галлюцинации!.. Увы: такой возможности у него не было, и Миша это знал.
Усевшись на кровать и вытащив из-под неё старые кеды, он собрался сменить на них свои домашние шлепанцы, но не успел: перед его окном возник новый гость. Куда менее привлекательный, чем пропавшая дама.
– Желаю здравствовать! – Грузный мужчина, облаченный в пиджачную пару, выглядел добродушным, даже веселым. – Ты ведь Кедров, верно? – Миша кивнул – так медленно, будто его шейные позвонки срослись между собой; а мужчина продолжал: – Позволь представиться: Стебельков – капитан госбезопасности Стебельков. Мне крайне необходимо с тобой переговорить. Не возражаешь, если я войду?
И, не дожидаясь ответа, пиджачный гость с удивительной для его комплекции легкостью перемахнул через подоконник и очутился в комнате. Тотчас он повернулся к распахнутому окну, закрыл его, запер на шпингалет, а затем еще и задернул пыльные плюшевые шторы.
У Кедрова было несколько секунд, в течение которых он вполне мог бы выскочить в коридор: его кровать стояла прямо рядом с дверью, а Стебельков повернулся к нему спиной. Но Миша будто окаменел. Впервые в жизни он понял, что выражение «парализовало от ужаса» – это вовсе не фигура речи.
Между тем капитан госбезопасности, зашторив окно, устроился на табурете рядом с Мишиной кроватью и вопросил:
– Я закурю? – А затем извлек из кармана пиджака трубку, кисет с табаком и потрясающую зажигалку: огромную, явно золотую, с выгравированными на ней серпом и молотом.
Трубку Стебельков снарядил быстро. Миша следил за ним только глазами – не в состоянии повернуть голову в его сторону. Но, когда с помощью золотой зажигалки чекист попытался трубку раскурить, дело у него не пошло. Раз, другой и третий крутанул он колесико, однако ничего не происходило: пламени не было.
– Ну, вот, опять… – проговорил Стебельков расстроенно. – Ты мне не поможешь?
И он левой рукой протянул зажигалку Мише, которому отчего-то показалось, что ладонь незваного гостя конфигурацией напоминает обезьянью лапу. Ни на миг чекист не усомнился в том, что Кедров возьмет у него зажигалку; он даже увидел протянутую Мишину руку – и опустил в неё золотую вещицу. Однако рука Миши осталась лежать на колене, а зажигалка упала, гулко стукнув, на дощатый пол.
– А ну, подними!.. – приказал Стебельков; однако юноша не пошевелился, так что владелец зажигалки повторил свой приказ: – Подними, кому сказал!.. – И добавил несколько непечатных слов.
Он мог, конечно, нецензурно браниться. Мог бы он также затопать ногами, или, скажем, приставить к голове Миши пистолет – эффект это дало бы тот же самый. То есть никакого эффекта не дало бы вовсе: повлиять на Мишин столбняк было не во власти Стебелькова.
Однако капитан госбезопасности этого не знал. Видя, что его слова игнорируются, он приподнялся с табурета, ухватил Мишу двумя пальцами за левую ключицу и – как будто совсем легонько – ее сжал. Из глаз Миши мгновенно брызнули слезы, а лицо его исказилось от боли. Но Колин друг не закричал и не позвал на помощь; он не смог бы сделать этого, даже если бы чекист применил к нему инквизиторскую пытку strappado с выворачиванием всех суставов.
Стебельков же воспринял это молчание лишь как знак чрезмерной гордыни.
– Это для начала, – сказал он и разжал пальцы – так резко, что у Миши перехватило дыхание. – Лучше подними, а не то…
И тут с Кедровым случилось нечто такое, отчего даже пронзительная боль в плече вдруг унялась. В голове у себя он услышал голос, произнесший: «В зажигалке этой, должно быть, когти льва – как в перстнях Борджиа». Миша мгновенно понял, о чем идет речь: о шипах с ядом, которыми Великий Отравитель колол руки своих жертв. Но – поразительное дело: изобличающие слова как будто услышал и Стебельков, который вздрогнул и почему-то повернулся к двери.
После этого всё совершалось столь быстро, что Мишины мысли сразу и безнадежно отстали от происходящих событий.
Дверь комнаты, открывавшаяся внутрь, распахнулась с таким грохотом, словно по ней ударили осадным тараном. И как раз в момент этого удара Миша осознал: прозвучавший голос – громкий и насмешливый – был ему прекрасно знаком. Принадлежал он не потусторонним силам и не его собственному подсознанию: фразу о когтях произнес за дверью Мишин друг – Николай Скрябин.
Мысль эта еще до конца не сформировалась в Мишиной голове, когда дверь врезалась в бок Стебелькова и выбила трубку из его руки, а человек, находившийся в коридоре, схватил Кедрова за плечо и выволок из комнаты. Миша увидел перед собой серое пыльное лицо и узнал своего друга ровно в то же мгновение, когда сделал окончательный вывод о принадлежности голоса.
– Колька… – жалобно (но без малейших усилий) произнес Кедров; его паралич разом прошел.
Скрябин рванул на себя дверь, пытаясь ее закрыть, и оказался лицом к лицу со Стебельковым, схватившимся за дверную ручку с противоположной стороны.
– Что, Мишка, – произнес Николай, глядя не на своего друга, а на капитана госбезопасности, – он перед тобой спектакль разыгрывал? Так по этой части он специалист, ему бы в театр актером поступить.
– Неужто и вас мне удавалось ввести в заблуждение, а, Николай Вячеславович? – Миша от изумления чуть не подпрыгнул: сотрудник ГУГБ НКВД обращался к его другу по имени-отчеству. – Ведь скромные мои способности…
Договорить о своих способностях он не успел. Коля носком ботинка отшвырнул стебельковскую зажигалку в угол комнаты – под трехстворчатый Мишин гардероб, и чекист, машинально проследив за её движением, отвел взгляд от двери. Скрябину этого хватило, чтобы вырвать из его рук дверь, захлопнуть её и просунуть в ручку чью-то лыжную палку, которая с самой зимы стояла в коридоре коммунальной квартиры.
Только после этого Николай обратился к другу:
– Ну, ты цел?..
Впрочем, и так было видно, что ничего по-настоящему плохого с Мишей случиться не успело.
Когда несколькими минутами ранее Скрябин глядел на зашторенное Мишино окно, когда отпирал дверь коммуналки (отпирал не ключом), когда сквозь замочную скважину заглядывал в Мишину комнату, он уже рисовал себе если не кончину своего друга, то, по крайней мере, последнюю степень его увечий.
– Цел, цел, бежим отсюда… – прошептал Миша, и они с Николаем вылетели на лестничную площадку.
Они успели заметить, как заблокированная дверь начала дергаться, сотрясаемая Стебельковым, но – не видели, что продолжалось это всего несколько секунд. А затем – как раз в тот момент, когда друзья покидали злополучную квартиру, – в Мишиной комнате раздался звон бьющегося стекла.
4
Спускаясь по скату крыши к пожарной лестнице, Скрябин умудрялся смотреть не под ноги себе, а на стрелка, который также не отрывал от него взгляда. Всем сердцем Николай сожалел о том, что его особый дар позволяет ему воздействовать только на неодушевленные предметы. Он бы с радостью дал сейчас чекисту хорошего пинка, а то и вовсе сбросил бы его с крыши.
