Королевский дракон - Эллиот Кейт (бесплатные серии книг .TXT) 📗
Волосы Алана были темнее, чем у отца, и он был выше ростом, да что там, он был долговяз и обещал вырасти еще. Обычно юноша не знал, что сказать отцу, но сегодня тема для разговора была. Идя с ним вдвоем по песчаной дороге, Алан еще раз попытался уломать отца взять его с собой.
— Юлиан плавал с тобой, когда ему исполнилось шестнадцать. Даже до того, как год пробыл на графской службе! Почему я не могу?
— Это невозможно. Когда ты еще был младенцем, едва пришедшим в этот мир, я обещал диаконисе из Лаваса, что посвящу тебя церкви. Только после этого она разрешила мне воспитывать тебя.
— Если я должен принять постриг и провести остаток дней в стенах монастыря, почему не могу хоть раз поехать с тобой и повидать мир? Не хочу я становиться таким, как брат Гиллес.
— Брат Гиллес хороший человек, — резко ответил Генрих.
— Хороший. Но с семи лет живя в монастыре, ни разу не высунул носа за его пределы! Ты меня к этому принуждаешь? Один только год с тобой — и у меня будет о чем вспомнить.
— Гиллес и вся монастырская братия довольны своей жизнью.
— Я не брат Гиллес!
— Мы об этом уже говорили, Алан. И не раз. Ты достиг возраста, в котором обещан церкви. Все будет по воле Господа и Владычицы. Не нам с тобой об этом судить.
Глядя на отца, Алан понял, что тот не намерен продолжать спор. Разозленный, он быстро пошел, оставив отца позади, хотя и знал, что поступает грубо. Один только год! Один год, чтобы увидеть другие поселки и поговорить с людьми из других городов. Посмотреть страны, о которых диакониса рассказывала, когда обучала их грамоте, и о которых он сам читал в житиях святых и странствующих монахов, несших Святое Слово Единства в варварские земли. Неужто он просит о многом? Он пересек скотный двор, и, когда подходил к дому тетушки Белы, настроение совершенно испортилось.
Тетушка Бела на огороде возилась с недавно посаженными петрушкой и укропом. Она выпрямилась, взглядом смерив его с головы до ног, и кивнула:
— Перед едой принеси воды.
— Сегодня очередь Юлиана.
— Юлиан штопает парус. Прошу не перечить мне, малыш. Делай, как сказано, и не спорь с отцом. Сам знаешь; он самый упрямый человек в деревне.
— Он мне не отец! — воскликнул Алан.
И тут же получил увесистую пощечину рукой, тридцать лет месившей тесто и рубившей дрова. Красный след на щеке был весомым аргументом в пользу молчания.
— Никогда не говори так о человеке, который тебя выкормил. А теперь иди!
Он пошел, потому что никто никогда не спорил с тетушкой Белой, старшей сестрой купца Генриха и матерью восьмерых детей, из которых целых пятеро сумели выжить и вырасти.
За ужином Алан молчал и молча пошел к вечерне. Светила полная луна, и ее бледный свет пробивался сквозь прозрачные стекла. Купцы и домовладельцы Осны приобрели их для своего храма. Свечи и лунный свет позволяли видеть стены, расписанные фресками по мотивам жизни блаженного Дайсана и деяний славных святых и мучеников.
Диакониса подняла руки в благословляющем жесте и начала полагавшийся обрядом гимн:
— Благословенна будь, Страна Матери и Отца Жизни, и да звучит Святое Слово в Кольце Единства ныне, присно и во веки веков.
— Аминь, — пронеслось в толпе.
— В мире Господу и Владычице помолимся.
— Кирие элейсон. Господи, помилуй. — Он сложил руки и попытался сосредоточиться на мессе.
Диакониса по порядку обходила изображенные символы жизни и служения преподобного Дайсана, несущего верным Святое Слово, дарованное ему благодатью Господа и Владычицы.
— Кирие элейсон. Владычица, помилуй.
Тусклая грубая позолота фигур на стенах светилась от пламени факелов. Блаженный Дайсан, увидевший в огненном свечении Круг Единства, Дайсан с последователями, отказавшимися преклонить колени перед даррийской императрицей Фессанией. Семь чудес, старательно изображенные художником. И наконец, умерший Дайсан в склепе, откуда через семь сфер был вознесен в Покои Света в тот час, когда его великая ученица Текла рыдала внизу, наполняя слезами священную чашу.
Но чудо: глазам Алана здесь, в полночной церкви, виделись совсем другие тени, словно оживавшие под грубоватыми фресками. Очертания призраков отливали золотом, их глаза светились, словно драгоценные камни, а их присутствие зажигало огонь в сердце.
Взятие варварской конницей древнего города Дарра. Последние защитники, закованные в блестящую бронзовую броню. Мечи, поднятые в отчаянной и безнадежной схватке. В последней битве людей чести, которые никогда не склонялись перед врагом.
То были не храмовые изображения, но целая летопись, история воинов давних времен, соединенная в его сознании с величественными звуками церковной службы. Алан грезил.
Судьбоносная битва при Аукселле, где племянник Тайлефера и его люди ценой собственной жизни спасли молодое королевство от язычников.
— О благорастворении воздухов, изобилии плодов земли, пении птиц и мирных временах миром Господу помолимся.
Славная победа первого вендарского короля Генриха над вторгшимися куманами у реки Эльдар. В тот день его побочный сын, Конрад Дракон, повел свою конницу навстречу несущейся лавине куманских всадников, сломав строй врага и обратив его в бегство, как зайцев преследуя язычников до самой их земли.
— Блаженны печалящиеся, ибо утешатся. Блаженны милостивые, ибо обретут милость. Блаженны чистые сердцем, ибо Слово Святое говорит их устами.
Последний поход Людовика Варрийского. Пятнадцатилетнего мальчика, не устрашенного приближением кораблей врага к северным берегам его королевства и погибшего в битве при Нисе, где никто не знал, чья рука нанесла ему роковой удар. Был ли то бившийся с ним варварский вождь или предатель, служивший новому королю Вендара? Тому самому, что теперь, после смерти Людовика, станет еще и хозяином королевства Варре?
Вместо голоса диаконисы Алан слышал звон мечей и доспехов, шелест флагов на ветру, чувствовал силу и мощь воинского строя, шедшего навстречу смерти и певшего «Кирие элейсон».
— В Тебе наше спасение и Тебе воссылаем силу и славу, Матери, Отцу и Слову Святому, глаголавшему в небесах, ныне, присно и во веки веков.
— Аминь, — вслед за прочими произнес Алан, когда собрание молившихся должно было сделать последний возглас. — Пойдем с миром, во имя Господа и Владычицы, да будет милость Их над всеми нами.
— Да будет милость Их над всеми нами, — повторил отец Алана голосом мягким, как шорох листьев на крыше.
Он обнял юношу, и тот понял, что это последние слова, произнесенные Генрихом в их разговоре. Выбор был сделан давным-давно: одного из сыновей посвятить морю, другого — сердцу Божьему.
— Кем была моя мать? — вдруг спросил Алан.
— Красавицей, — ответил Генрих, и сын услышал боль в его голосе. Он побоялся расспрашивать, чтобы не задеть кровоточившую рану.
Они вошли в дом и выпили по чаше подогретого вина. На рассвете Алан направился к молу и смотрел, как поднимают лодку, толкают ее по воде, как она качается на волнах. Погрузили товары. Кузен Юлиан побледнел от волнения — он ездил лишь однажды в ближайший порт Варен. И никогда не уходил в море на весь год.
— Смотри, не опозорь свою родню, — сказал Генрих Алану. Он поцеловал тетушку Белу и забрался в барку. Гребцы взялись за весла, а Юлиан управлял прямым парусом.
Алан долго стоял на берегу и после того, как остальные вернулись в деревню. Он стоял до тех пор, пока последний след паруса не скрылся в серо-голубых волнах. Наконец, помня, что тетушка хочет ему что-то поручить, направился с тяжелым сердцем домой.
В далекой мгле, где небо касалось волн, поднимали свои темные вершины острова, покрывавшие Оснийский пролив и придававшие горизонту вид зубастой пасти. Когда Алан стоял, прикрыв глаза рукой, и всматривался через залив в острова, спокойная и ровная вода отливала металлом. С высоты Драконьего Хребта казалось, что волны теряются в сиянии солнца. Здесь, наверху, он не мог чувствовать поднявшегося ветра. Он видел сплошную мглу низких облаков, спешивших к земле. Надвигался дождь.
