Роза огня - Лэки Мерседес (читаем книги txt) 📗
— Я найду кеб, — ответил профессор.
В это время ресторан «Бергдорф» не был полон: театральные представления еще не закончились и зрители не хлынули в залы. К счастью, немецкий ресторан не принадлежал к числу любимых мест ее отца, иначе воспоминания помешали бы Розалинде насладиться ужином. Никакие печальные призраки не являлись ей здесь, а профессор Каткарт явно был тут завсегдатаем: метрдотель узнал его и проводил к уединенному столику. Розалинда гадала, что подумали о ней официанты: слишком она невзрачна, чтобы сойти за даму полусвета, и слишком бедно одета, чтобы ее могли счесть невестой или родственницей профессора. Может, ее приняли за домоправительницу, получившую такой подарок ко дню рождения?
«А может быть, я сойду за родственницу-суфражистку или религиозную фанатичку, пожертвовавшую все свои украшения в пользу Билли Санди», — решила Розалинда. На самом деле это не имело никакого значения. Уважение, которое служащие ресторана проявляли к профессору, распространялось даже на странную девицу, которую он с собой привел; их обслуживали быстро и предупредительно, и метрдотель выказывал по отношению к Розалинде любезность, как будто она носила наряд от Уорта, а не купленный по дешевке у Сирса и Рубака .
Когда-то она одевалась очень элегантно — не у Уорта, конечно, но все же у одной из лучших чикагских мастериц. Это было до того, как у отца началась полоса неудач и ей пришлось экономить и на одежде, и на прочих тратах. Ни ее учителя, ни соученики по университету этого не замечали; они, возможно, не обратили бы внимания, даже появись Розалинда в древнегреческом хитоне и пеплосе. Никто не упоминал о том, что ей приходится беречь каждый грош, и это спасало ее гордость; поскольку теперь и в ресторанах они с отцом не бывали, ей не приходилось обнаруживать свою бедность на публике.
В «Бергдорфе» было тепло, мягко сияли свечи и газовые светильники. Единственными звуками, нарушавшими тишину, были тихие разговоры посетителей и звон серебра и фарфора. Профессор Каткарт оказался гурманом, отдававшим все свое внимание каждому блюду, поэтому ужинали они в молчании. Розалинду это вполне устраивало: пикантный вкус маринованной капусты разбудил в ней такой голод, какого она и представить себе не могла; хотя она редко пила, теперь небольшая кружка превосходного пива пришлась очень кстати. Еда исчезла с ее тарелки словно по мановению волшебной палочки, и предупредительный светловолосый официант принес ей вторую порцию, даже не спрашивая, хочет ли она добавки.
— Большое спасибо, — сказала она по-немецки, чем вызвала довольную улыбку. Подмигнув девушке, официант поспешил к соседнему столику.
Розалинда до крошки доела и вторую порцию. Еще месяц назад это бы ее ужасно смутило, однако теперь способность смущаться иссякла, а гордость съежилась, как лопнувший шарик.
Профессор поманил официанта и, когда тот убрал тарелки, заказал по порции торта «Черный лес». Розалинда не сделала даже слабой попытки отказаться: возможно, ей еще не скоро выпадет случай снова попробовать такой деликатес. Свой кусок торта она съела, когда профессор еще не добрался и до половины, и откинулась в кресле с печально-довольным вздохом.
«Нужно придумать, как мне зарабатывать на жизнь», — мелькнула мысль: У неё было смутное намерение найти себе место гувернантки или даже учительницы где-нибудь в западных штатах. Теперь, конечно, нечего и думать о том, чтобы получить в университете степень по классической и средневековой литературе. Розалинда надеялась, что ей удастся убедить будущего работодателя в своей способности благодаря полученному образованию преподавать «три свободных искусства».
Официант убрал десертные тарелки и подал кофе, в который Роза щедро добавила сахара и сливок. Профессор Каткарт откинулся в кресле и обеими руками обхватил чашку.
— Простите, Роза, старому другу и учителю бесцеремонность: как случилось, что вы оказались в таком положении? — спросил он. — Я не считал вашего отца непредусмотрительным человеком.
Розалинда с горечью покачала головой:
— Заслуга в том, что мы все потеряли, принадлежит исключительно Невиллу Три.
Профессор смущенно покраснел: именно он в свое время представил этого подающего надежды политика старшим Хокинсам.
Сказать ему было нечего. Несмотря на благородное происхождение, Невилл Три оказался обычным мошенником. Он приехал в Чикаго, чтобы найти вкладчиков для своего банка — среди них оказался и профессор Хокинс, — а потом довел банк до банкротства неумелым управлением. Сам он как управляющий получал огромное жалованье, а вкладчики, когда произошел крах, лишились всего. Но даже этого Невиллу Три было мало: он затеял новую аферу, пообещав разоренным им людям вернуть все их деньги с процентами, если они снова поверят ему; он знает, где найти нефть. Профессор Хокинс и другие попались на эту удочку, отдали мошеннику последние деньги и получили взамен акции компании, которая бурила скважины в местах, где ни один геолог не предполагал наличия нефти. Невилл Три благополучно сбежал в другой штат, где и занялся новыми прожектами, живя припеваючи за счет других.
Розалинда крепко стиснула в руке салфетку. Когда отец рассказал ей о том, что потерял все сбережения и еще залез в долги, она не позволила себе упрекать его.
«Я ведь хотел дать тебе то, чего ты заслуживаешь, Роза», — жалобно говорил ей отец.
— Но как же исторический факультет… — начал Каткарт.
— Вы же знаете, что никто из преподавателей никогда не одобрял моих «неподобающих женщине» интересов, — мрачно ответила она. — Несомненно, узнав о моих обстоятельствах, они только порадуются и посоветуют мне выйти замуж, как и положено добропорядочной женщине.
«Как будто найдется молодой человек, который хотя бы посмотрит на меня — некрасивую, слишком умную да к тому же страдающую неизлечимой склонностью говорить что думает…» Эта последняя привычка была причиной того, что среди студентов университета друзей и поклонников у Розалинды не оказалось. «Любой мужчина в университете может найти себе милую глупенькую девушку со смазливым личиком или с деньгами, которая станет его уверять, будто умнее его нет никого на свете. Так кому нужна я, не имеющая ни красоты, ни приданого и к тому же бросающая мужчине вызов как равная?»
— А родственники вашей матери? — тихо спросил Каткарт.
Он ничего не знал об отношениях родителей Розалинды с их родней — профессор Хокинс позаботился о том, чтобы неприглядная история не стала достоянием общественности. Этот вопрос был для Каткарта естественным, но только былые унижения позволили Розалинде ответить, не испытывая мучительной боли.
— Они приезжали на похороны, — сказала она. «Нет, я не стану называть этих… людей своими дедом и бабкой». — Они оскорбляли моего отца, поливали грязью мать и заявили мне, что, если я покаюсь в грехах, обяжусь быть добродетельной и покорной и выброшу из головы всю эту чушь насчет ученой степени, они, может быть, и подумают о том, чтобы мне нашлось место в их доме. Как я понимаю, они хотели, чтобы я сделалась сиделкой для дяди Ингмара и еще была благодарна за это.
На лице Каткарта отразился ужас.
— Даже будучи в здравом уме, Ингмар Айворсон не был подходящим компаньоном для женщины; теперь и подавно с ним наедине никому нельзя оставаться! — бросил он.
Розалинда только кивнула.
— Я сказала им, что обо всем этом думаю я, что думала мама и что они могут сделать с дядей Ингмаром, а потом указа
«Возможно, тут и кроется причина того, что мистер Грамвелт тут же набросился на меня. Должно быть, эти люди обошли всех папиных кредиторов. Уж не ожидали ли они, что я прибегу к ним, как только появятся стервятники, и стану молить о прощении?»
Каткарт улыбнулся:
— Значит, вы сожгли мосты. Очень смелый поступок. Может быть, не такой уж мудрый, но…
— Профессор, по этому мосту я не пошла бы ни при каких обстоятельствах. Я скорее села бы в ладью Харона, чем приняла помощь Айворсонов. — Розалинда решительно подняла голову, хоть и не могла заглушить страха. «Ладья Харона… Может дойти и до такого». Только прошлой ночью она думала о самоубийстве, оставшись наедине со своим отчаянием в полном отзвуков доме. В ее саквояже было достаточно лауданума.
