Каббалист - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович (бесплатные серии книг TXT) 📗
Что тут можно было сказать?
— Так и дальше будет, — резюмировал Р.М. — И поделом. Потому что позитивной программы ни у кого из вас нет. И демагогу вашему вам противопоставить нечего, кроме того, что вам он не нравится. Единственный аргумент — не специалист. Ты лучше мне другое скажи… У тебя вот племянница девятнадцати лет…
— Огонь-баба, — сообщил Евгений.
— Вот и скажи мне, по каким причинам, кроме любовной, может покончить с собой современная девушка?
— Ты и психологические задачи хочешь включить в книгу? Они тоже решаются по приемам?
— Сначала ответь, — попросил Р.М.
— Ну… Во-первых, связалась с подонками, что-то натворила, а потом испугалась… Или наоборот, не она, а с ней что-то сотворили, и она не выдержала… Или еще — наркотики. Сошла с катушек, и того… Дальше — алкоголизм. Впрочем, я ведь не по методике рассуждаю.
— Жуткие вещи ты говоришь, — пробормотал Р.М. — Я и не подумал… А если у нее потом находят папку со странными рисунками и посвящением некоему Петрашевскому Роману Михайловичу, прозванному Петряновым?
— Какие рисунки-то?
— Понятия не имею. Странные.
— Наркотики, — убежденно сказал Гарнаев. — Видения, бред и фантазии. И посвящение фантасту, который может во всем этом разгадать смысл. Тем более, что в городе только один писатель-фантаст.
— И в стране тоже?
Гарнаев понял, наконец, что речь идет не о решении учебной задачи.
— Ну-ка, — потребовал он.
Р.М. рассказал о посещении прокуратуры.
— В этом есть нечто загадочное и даже романтическое, — сказал Евгений.
— Романтика самоубийства? — возмутился Р.М.
— Я имею в виду обстоятельства. Папка, что ни говори, адресована тебе и никому другому. Неужели ты не хотел бы поглядеть, что в ней?
Роман Михайлович промолчал. Не встретив поддержки, Евгений опять переключился на обсерваторские темы, и Р.М. сказал, что он, пожалуй, поработал бы еще над последней главой. Гарнаев не обиделся и пошел на кухню прощаться с Таней.
До вечера работалось хорошо. Удалось подступиться к решению задачи о втором законе Ньютона. Задача была любопытна, учила даже к самым «стойким» законам природы относиться с долей здравого недоверия. Р.М. получил удовольствие от хода рассуждений, методика не пробуксовывала ни на одном шаге, даже прогноз-матрица на этот раз удалась.
И тогда, под влиянием неожиданного порыва, он позвонил Родикову. Следователь был у себя и, наверно, опять сочинял какую-нибудь бумагу. Предложение побеседовать в неофициальной обстановке он принял сразу и сказал, что минут через десять закончит работу, и почему бы…
Они встретились у афишной тумбы и медленно пошли по направлению к драматическому театру.
— Чего только я ни повидал, — говорил Родиков, — но когда так вот, совсем молодая… А что до той папки, то и мне ее содержимое практически неизвестно. Рисунки. Карандаш, фломастеры, акварель… Вы девушку так и не вспомнили?
— Нет, — Р.М. покачал головой. — Но есть два вопроса. Первый: почему она это сделала? Второй: почему там моя фамилия? Если адресовано мне, значит, она что-то хотела этим сказать. И оттого, что я ее не знаю, ничего не меняется. В общем, я хотел бы увидеть папку. Это возможно?
Минуту они шли молча. Родиков обдумывал что-то, никак не показывая свое отношение к просьбе.
— Почему она это сделала? — сказал он наконец. — В запросе было сказано предположительно о психической болезни. Только предположительно. Мое личное впечатление, из опыта: она столкнулась с жизнью. Только и всего. Иногда это бывает убийственно. Девочка, над которой мать тряслась, отец с ними давно не живет. Матери, знаете ли, иногда большие дуры. Думают, что если дети у них живут как у бога за пазухой — радостное детство и все такое, — это и есть правильное воспитание. А потом какой-нибудь подлец оскорбит, сам, может, и не заметив, — и все. Трагедия. Жить не стоит. Пачка снотворного. Много таких случаев знаю. Большинство — девушки. Практически всех откачивают. Но случается, конечно, — не успевают. Рисунки Нади тоже работают на эту версию. Реальности в них нет, жизни… А фамилия ваша… Может, и не ваша вовсе, случаются ведь самые удивительные совпадения. Это раз. А может, она любила фантастику. Но это уже, понимаете, мои домыслы. А точно не знаю. Возбуждать дело прокурор не станет, забот и без Нади больше чем… Так что папка с рисунками останется у матери. Попробуйте написать ей. Вы мне позвоните, я скажу адрес, секрета здесь нет.
2
Р.М. был собой недоволен. Книгу он закончил и отослал, но, перечитав рукопись, понял, что в нескольких местах все же недотянул. Это было нормальное состояние. Если бы он был доволен сделанным, из этого наверняка следовало бы, что книга — дрянь.
В институт он теперь ходил ежедневно, нужно было наверстывать. За прошедшие месяцы, пока мысли были заняты книгой, появилось много публикаций по его плановой теме. Информационный бум, как говорили коллеги. На самом деле никакого бума не было, потому что большую часть статей можно было без вреда для науки сразу спускать в мусоропровод. Избавляться от этого хлама Р.М. предлагал с помощью своей методики открытий. Худо-бедно, но работы нулевого уровня эта методика отсекала мгновенно.
На работе к Петрашевскому относились как к человеку с приемлемыми для ученого странностями. Никто — никто! — из сотрудников, высказывая уважение к его работам по специальности, хроматографии селена, даже не пробовал понять, чем он занимается дома. Никто не прочитал хотя бы одну из его брошюр или статей по прогнозированию открытий. Из многих городов страны незнакомые люди писали ему, спрашивали совета и советовали сами, а здесь, в родных пенатах, была тишь да гладь. Вот уже восемь лет он сидел за одним и тем же столом без всякой надежды дослужиться до старшего научного сотрудника. Должности требуют локтей, а толкаться Р.М. не любил. Когда-то Таня ворчала: вот, мол, и этот лабораторию получил, и тот, оба с тобой учились и уже доктора наук. Один, правда, национальный кадр, но второй-то
— русский. Р.М. устроил семейную сцену, сказал все, что думал о должностях, околонаучной возне и докторах-академиках независимо от их национальной принадлежности. Больше Таня об этом не заговаривала.
Денег им, в общем, хватало — с гонорарами. Детей не было, Таня болела, потому и с работы ушла, а потом, когда можно было устроиться, Р.М. не разрешил: помощь ему нужна была не деньгами.
За две недели после отправки рукописи Р.М. отыскал и решил еще одну задачу на прогнозирование открытия. Таня распечатала сотню экземпляров, и Р.М. разослал решение с методическими указаниями всем своим корреспондентам. Позвонил Родикову, тот был занят, торопился, но адрес продиктовал и даже просил звонить еще, на работу или домой, можно встретиться, поговорить…
Отправив уже письмо, Р.М. раскаялся — не нужно было этого делать. Ему, видите ли, любопытно, а матери каково? Набросился на Таню: почему не отсоветовала? Но дело было сделано, и оставалось ждать.
В институте наступила спокойная пора, шеф отбыл на совещание по сильным магнитным полям, и в лаборатории много говорили о футболе, международных событиях, высоких ценах, гнилой картошке и армянских националистах, почему-то считающих Нагорный Карабах частью Армении. Впрочем, бывало, и работали. Р.М. любил самостоятельность и дома имел ее в избытке. В институте он предпочитал выполнять то, что хотел шеф. Он так привык, бурь ему хватало с методикой и фантастическими рассказами, а на работе хотелось чего-то спокойного.
Как-то они пошли с Таней в кино, идти не хотелось, но жена настояла, иногда она умела быть упорной — в таких вот мелочах. Фильм был серым, но незадолго до конца один из персонажей сказал своей дочери несколько слов, которые заставили Романа Михайловича вздрогнуть. И слова-то были необязательные, что-то вроде «Таких ведьм, как ты, еще поискать надо!» Но фраза из памяти не ускользала, и Р.М., привыкнув доверять неожиданным впечатлениям, долго потом искал нужную ассоциацию или аналогию, слушая одновременно Танины рассуждения о том, что такие средние фильмы очень точно рассчитаны на средний уровень зрителя, и в этом проявился талант режиссера. Ассоциаций не возникло — то единственное, что он должен был вспомнить, на ум не пришло.
