Пламя Силаны (СИ) - Куранова Ольга Алексеевна (книга жизни TXT) 📗
А Джанна нуждалась в помощи жриц.
"Обещай мне, пожалуйста, что не станешь делать глупостей, — попросила она в последнюю их встречу, когда Рейз уже собирался уходить. — Ты и так годами пытался меня спасти. Хватит. Иногда нужно просто принять, что не все пациенты выздоравливают".
Он, конечно, пообещал ей не делать глупостей и, естественно, соврал. Так или иначе, любым способом, если исцелить сестру могло только чудо, Рейз собирался достать для нее чудо.
— Тоже думаете о Парной Лиге, да? — Зейн подвинулся на скамье, смерил его взглядом с головы до ног и кривовато улыбнулся. — Сразу видно.
— Что видно?
— Безысходность в глазах. В Парную Лигу обычно идут не от хорошей жизни. Большинству, как правило, очень нужны деньги.
В этом пацан был прав. Рейз и сам был из этого большинства. Ему просто не хотелось нацеплять на себя ошейник.
— Там все будет намного сложнее, — Рейз сказал об этом не для Зейна, скорее для себя. Хотел услышать, как это звучит. — Ты не один на один на Арене, противники сильнее. Вероятность покалечиться больше. Ну и сам контракт, конечно, не сахар. Думаешь, оно того стоит?
Пацан пожал плечами и посмотрел вперед — со скамейки, на которой они расположились, можно было разглядеть часть общего зала, в котором проходили бои — и ответил:
— Зависит от того, что вы хотите получить.
***
В день, когда Силана отправилась на войну, было ветрено и снежно. Люди бросали рябину под копыта коней, и железные подковы перемалывали яркие ягоды в грязную жижу, а Силана куталась в свое жреческое одеяние, держала спину ровной, сидя в седле своего небесного ската, и верила, что все обязательно будет хорошо.
Когда она по приказу Храма отправилась на войну, Силана была белой жрицей. Одной из двухсот целительниц, которых король шантажом заставил отдать армии.
Ее пугала война, ей было тяжело уезжать из дома и оставлять больную мать на Калеба, но она верила, что там, среди раненых и умирающих, будет нужнее.
Внутри нее горело пламя Огненной Майенн — и это пламя могло творить чудеса: затягивать раны, придавать сил, отгонять холод даже в самую страшную, самую темную ночь.
Тогда, в тот давний морозный день, Силана гордилась своей силой, была наивна и не понимала до конца, чему ее учили в Храме: Великая Майенн вложила в людей огонь, чтобы они сами творили чудеса. Но огонь — это не только тепло очага и исцеляющий свет, огонь — это лесные пожары и пепелища сгоревших городов, погребальные костры и крики погибающих в пламени.
Чудеса не обязательно были хорошими. Иногда они убивали.
В самые темные, самые страшные дни войны огонь, способный убивать, армии был нужнее, чем заживляющий раны свет.
Тогда Силана еще не знала: если целительница хотя бы раз использовала пламя против живого человека, она становилась алой жрицей. Ее сила менялась: намного тяжелее становилось исцелять, намного проще сжигать дотла. Въедался в кожу запах дыма, или же это просто так казалось.
Из двухсот служительниц Майенн, которых Храм отправил воевать, домой вернулось чуть больше половины. Многие вернулись алыми, не только Силана.
Конечно, к ней приходили, предлагали работу — те, кто знал, на что она была способна. Наемники, как правило, один раз даже неприметный человек в сером из королевской коллегии дознавателей.
Она всем отказывала: от одной мысли о том, чтобы снова применить пламя против кого-то к горлу подкатывала тошнота и с головой накрывало воспоминаниями: криками раненых, звоном оружия и неистребимой вонью горелого мяса.
Но на гладиаторской арене, в Парной Лиге ей не пришлось бы сражаться. Там дрались и соревновались друг с другом гладиаторы, их наниматели просто предоставляли себя в качестве цели.
Когда-то давно, если благородной женщине бросали вызов, она выставляла на поединок своего воина-представителя, который защищал ее честь или правоту. Парная Лига родилась из таких поединков и использовала их в качестве основного сюжета: бойцы дрались за право получить благородную женщину. Изначально победитель имел право сделать с хозяйкой проигравшего все, что пожелает. Изнасилования и убийства на заре парных игр были нормой, но теперь условия смягчились: поединки почти никогда не заканчивались смертью, а победитель просто срывал с груди "цели" цветок и получал выкуп за ее жизнь.
Силана не хотела участвовать в боях на Арене, наверное, даже смотреть бы их не пошла добровольно, но нужно было платить за дом и жить на что-то. Она больше не могла работать целительницей при Храме — ее способностей едва хватало, чтобы вылечить одного серьезно больного человека в месяц.
До прихода Калеба оставалась еще крошечная надежда — поговорить с ним и разделить дом на двоих — тогда налог был бы меньше.
Эта надежда с самого начала была глупой и очень упрямой, и умом Силана понимала, что не имела на нее права. Теперь даже такой не осталось.
Когда Калеб ушел, она заставила себя вытереть с пола его грязные следы, тщательно вымыла и убрала посуду и долго не могла уснуть, ворочаясь в постели. И на следующий же день вечером пошла на Арену.
Несмотря на то, что уже стемнело, на улицах было полно народу — в дамнах, седьмой день недели — ремесленные лавочки закрывались раньше, а бары и купальни, наоборот, работали до рассвета. Повсюду приветливо горели огни в чашах, двери и окна украшали венки из рябины, сновали подсвеченные чародейскими огнями самоходные экипажи, летали скаты и пахло жареными каштанами.
С утра похолодало, лужи на мостовой покрылись тонкой корочкой льда и ветви, покрытые инеем, казались присыпанными пеплом.
У Силаны не было теплого плаща, и когда холод становился совсем нестерпимым, она останавливалась погреть руки у чаш с огнем. Можно было бы использовать пламя Майенн, но после войны Силана старалась делать это как можно реже.
Гладиаторская Арена располагалась на другом конце города, и путь от дома до нее пешком занимал около двух часов. За это время ноги в осенних сапогах совсем замерзли.
Громадный гладиаторский комплекс был построен на холме, на самой окраине западных кварталов — несколько колец-арен и каменных пристроек, соединенных между собой переходами, казался отдельным городом. Говорили, что эти коридоры и пристройки внутри были настоящим лабиринтом, в котором можно было легко потеряться.
Письмо-приглашение — типовое, отпечатанное на наборной табличке — лежало у Силаны в небольшой полотняной сумке. Оно было коротким, и абсолютно стандартным — выбивалось только имя, написанное от руки.
"С уважением,
Силане Байрнс".
Возле входа на арену Первой Лиги, у исполинских деревянных ворот, с которых скалились резные волчьи морды, толпились люди — кто-то оплачивал вход, кто-то вышел поговорить или сделать ставки. Те, кому не хватало денег, стояли у входа и пытались подглядеть, что происходило внутри.
Силана слышала крики зрителей, лязг металла о металл и видела отсветы огненной чаши на плитах мостовой.
Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не развернуться и не уйти сразу. Паника накатила волной, пепельным покрывалом: пожалуйста, только не снова. Пожалуйста, я не хочу.
Силана зажмурилась и повторила про себя, как молитву:
Это не бой. Это просто спорт.
Это не битва.
Не битва.
Воздух пах холодом, рябиной и пеплом, и оскалившие пасти волки у входа как будто задавали вопрос: что ты сделаешь? Останешься здесь? Или ты пойдешь дальше?
На войне она всегда заставляла себя: ну же, всего один шаг вперед. Иди, если уже не можешь бежать. Ползи, если уже не можешь идти.
В левой моей ладони пламя, в правой моей ладони пламя, и оно ведет меня сквозь пепел и смерть.
Это всегда ей помогало раньше, помогло и теперь.
Силана заставила себя сделать глубокий вдох, выдох и успокоиться.
Отступать ей все равно было некуда.
Она подошла к стражнику у тяжелых ворот, предъявила письмо-приглашение, и ее пропустили бесплатно, а внутри сразу стало легче.
